У Никиты

У Никиты

– Что так поздно, Маринка? Крепко уж я голоден. Ужин надо будет подогревать.
– Вот об этом я и хочу поговорить, Никита, – про поздно. 
– Слушаю, говори.
– Нет, ты иди сюда, за стол. Хочу тебе что-то показать.
– Может поедим сперва? Я ещё не ужинал, тебя ждал.
– Нет-нет, дело такое, иди сюда.
– Вот сел. Давай раскладывай.
– На комбинате были американцы. Смотрели, спрашивали, как мы готовим это и это. Был там один, у него несколько баров по городам. Они это называют chain - цепочка торговых точек. Я его особо попросила о разговоре, потому и поздно. 
Ты помнишь, я говорила тебе, девочки меня уговаривают открыть ресторан. Так вот этот американец дал мне советы. Я бы об этом сама не задумалась. Теперь решилась. 
– Подожди, Марин. А почему они тебя уговаривали? Чего вдруг?
– А я им говорила, что я хочу попробовать. 
– Попробовать… Это же затраты какие. Какое уж в деле таком попробовать? Мне ты этого не говорила.
– Я объясню, Никита. Да, слово глупое. Но я же специалист высшей категории. Вон эти американцы как мои рецепты записывали.
– Ну да, и что?
– Так вот, ресторан не ресторан, нечто вроде бара.
– Пивнушки?
– Пусть так. Я и название придумала “У Никиты”.
– Ишь ты. Крепко.
– Ты вот маешься без работы. На завод обратно тебя не возьмут. То есть, конечно, возьмут, но должность твоя уже замещена. Пойти мастером ты не захочешь. Я и подумала: деньги у нас есть, я инженер-технолог пищевой промышленности, у тебя опыт руководства. Я уверена, у нас всё сложится. 
– И где же ты место выбрала?
– Вот этот американец и говорит. Что первое – открыть дело там, где нет конкуренции, то есть нет баров. Но это не про наш город. А у нас нужно открывать там, где есть такие, куда люди приходят много и часто, но быть надо другими, отличаться, предлагать то, чего нет у других. 
– И ты это выяснила тоже?
– О да, столько для нас нового!
– А я? Что я там буду делать? Стоять за прилавком?
– Да, ты будешь хозяином. Готовить буду я, наготовлю с утра на день. Ты будешь продавать и смотреть за порядком. После работы я буду приходить делать уборку. А там, дай бог удачи, будем решать что и как там.
– Ты знаешь, Маринка, это неожиданно, но интересно. А если сгорим?
– Не-а, не сгорим. Ты знаешь бухгалтерию и умеешь работать с людьми. Я готовлю прекрасно и знаю нужные, мне американец подсказал, блюда. Люди повалят.
– Ишь ты – повалят. Когда ты хочешь, чтобы я ответил?
– Ну знаешь, это не наспех. Сколько тебе надо – подумай.
– Не надо. Отвечаю сейчас – я согласен. Да и нужно мне людей видеть, чтобы не скиснуть в этой квартире.

***

– Здоров, Никита? Чего раскашлялся – не приболел?
– Да нет, это так, пустяк.
– Как дела идут?
– Вот, Марин, смотри: столики не все, но многие заняты, и у прилавка толпятся. В первую неделю женщин почти не было, а во вторую уже приходят парами и сами. Еду хвалят. Иногда не успеваю подавать.
Я с тобой было спорил за ценами, потом понял американца: прибыли больше, когда дешевле, а покупают чаще. Уже которые приходят по третьему разу. 
– А я к тебе как раз вот с этим, Никита Павлович. Сделала месячный отчёт: цифры, знаешь, как бы это лучше сказать – уверенные!
Никита, там не скандалят?
– Нет, это они спорят. Вот эти трое как раз третий раз. Инженер, учитель и бригадир строитель.
– О, да ты уже и познакомился.
– Ну нет. Ну как: во-первых, здороваются по имени, во-вторых, говорят громко. Я слышу, кто они. 
– О чём это так шумно. Так и боишься, что стукнут один другого пивной кружкой.
– Это не случится, не ругались бы только матом. Эти-то поменьше, а так… Зашла тут одна с погодками сладостей купить. По три-четыре года, так один другому матом, а мамаша ноль внимания. 
А эти трое всё о футболе: какой ногой Васькину нужно было бить по мячу.
– Странно, вроде воспитанные, образованные.
– Мне тоже казалось так. Да, вроде, привыкаю.

***

– Ну что ж, Никитушка. Шесть месяцев выстояли, имеем имя. На “Никиту” идут. Нужно думать о помощи. Одному уже не вытянуть. Может, и мне следует уволиться с комбината и прийти сюда. Посмотрим.
– Ты права, Марина, я устал. Устал от дубовой тупости клиентов. Впервые я оказался среди незнакомых в их свободное время. Скажу так, Марина: если СССР был трудовой колонией, сегодняшних мирок – это подвал: низкий, тесный, грязный, удушливый. 
– Я согласна, наши молодые тупеют и распускаются. Время спускают в унитаз через спорт, похоть, наркотики, музыкальный шум. Ни знаний, чувств, совести, ни стыда. 
– Так ведь, Марина, молодёжи у меня немного. 
        Слушай, утром подходит один к прилавку: Вот у меня масса друзей и знакомых… – начинает о чём-то. – Извините, говорю, знакомых масса не бывает. Их может быть много или мало – это считаемое существительное. Обиделся – ушёл. Подходит приятель: Ты зачем Павла по-русски обидел? -- Как так по-русски, – спрашиваю. Так он учитель русского языка.
Ага, русского. Балерина боролась за победу, шахматист обезоружил противника. На беговых дорожках противники, а на ринге соперники. Русские, как же.
– Ещё?
– Не надо. Я поняла. Я тоже на работе было поправила. Никита, я не объясню почему, но скажу: народ русский в толпу космополитов превращается.
– Ну да, лишь бы не по-русски. Светлоликую землю России, Его Величество Язык Русский словами из задницы негра гадят. Презирать я людей стал. Надо мне уходить.
– Ну-ну, так сразу и уходить. Ещё годик-другой от силы – я тебя заменю.
– Не могу, Марина. Все эти “в плане”, “в принципе”. Бесконечный мат мужчин и женщин. Девочка лет 12-13 говорит другой “пошла нахер”. Где он у неё? 
        Марина, их руки умеют держать бутылку, но не знакомы с книгой. У них чистые гладкие лица без единой морщинки мысли.
Не знаю, Марина, не знаю. Мне за Россию не страшно, но мне за неё больно. Какая мерзость топчет эту красавицу Землю Русскую. Марина, их же миллионы! Да что я – их полторы сотни миллионов.

***

–  Всё! Был на заводе, Марина. Зашёл в отдел кадров, а те генеральному звонят, сами. Кто их просил.
– Да? И он?
– Он: Никиту Павловича ко мне сейчас же, сей час, не выпускать. Захожу, а он прям-таки раскудахтался. Никита Павлович, дорогой да хороший, как Вы мне нужны, ну Вы к нам моими молитвами.
– Так неужто плохо это так, Никита?!
– Да нет, чего там, Мариночка, приятно, конечно.
– Так и чего он?
– Идите к нам на работу.
– Для того, говорю, и пришёл.
– Чудненько, – да этак ладоши свои громаднющие потирает. – Помните, Никита Павлович, и Вы за штамповочный говорили, так дело так пошло, пока Вы дивану бока обминали, мы уже его наполовину поставили. А Вы вот с меня боль головную так и сняли. Вас я, мой дорогущий, прямо сей минут начальником штамповочного ставлю. Завтра и выходите.
– Завтра, Егор Семёнович, не могу. С женой ещё поладить надо. Неделю дайте.
– Даю три дня, а назначение подпишу сегодня. Вот как славно-то славно, а сам ручищи свои волосатые потирает.

***