Изгой

я один потону в этой тихой печали.
эти мысли лишь об одном:
да, скушен мне мир, 
да, быть не с тобой мне вдали,
словно как резаться бумагой ладонью
тайком, не случайно.

корми зудЕков своих ты почаще,
корми их сочувствием ложкой, скорбью истекшей по сроку.
ты смешон, - зеркало мне тихонечко шепчет все чаще.
хоть что нибудь новое, - занудно вторит мне голос сознания сбоку.

парфюм не скрывает твоего маскарада -
это пониманье настигло давно.
да вот нет такого, чтобы воткнули иглой:
розоватый все также крупненько алый.

новые люди встречаются мне,
натыкаются об острые бреги моего пониманья,
словно умники, словно старейки 
пишут статейки историй любовных
тыкают мне, бедняку, подаяние, 
не испившиму и толики горя, страданий…
и оказывается, будто я промах
будто и живу я в лесу, словно крот прокляненный.

но эти оборванцы… теперь они со мной,
и теперь я никакой.
лучше быть лешим и быть мне собою, 
ползать сквозь истин природы,
слушать глашатых ворон
уйти от этих бесстыжих поэтов и все, пропасть с концом.

- но ты… ты разве не проклят?
тихо мне шепчет наивный ребенок.
вот он последний капот, последний мой вздох,
терпению уступаю, вливаюсь я злостью к себе.
бестолковые слезы, порезы и крики 
они - оборванцы…. разве вы ли тут полубоги? 
разве я тут изгой? 
ладно, пусть так, я смешон, но и вы здесь неплохи.

претворимся, словно вы знаете, что такое любовь, точно вы здесь искольники…
я буду танцевать и без вас,
и я… буду лешим.
и буду тешин я лишь «пустотой».