на смерть Джима Моррисона
пара лет – и неряха-толстяк.
Ночь с подругой в парижском загоне,
и до ванны останется шаг...
На века отодвинется время:
слышен неукротимый Марат,
багровеют предместья экземой
на румянце версальских палат.
Голова для корзины созрела,
и успел прокаженный бунтарь.
Пантеон отворит неумелый,
бесконечно наивный удар...
На двоих есть игла с героином –
не больнее кинжала Корде.
К свету медленно лик запрокинешь,
остывая в горячей воде.
Свидетельство о публикации №125012303418