Сон Себастьяна. Адольфу Лаосу

I

При Белой при луне Мать зачала ребенка,
В тени Орешника и древней бузины;
Вся во хмелю от макового сока.
Дрозд плакал ей из леса глубины.
И с тихим состраданием склонился
Над нею бородатый, ветхий лик;
Из сумрака окна, своим мизинцем,
Мать поманил в минувшее старик.
Валялся в запустении скарб предков,
Любовь и грёзы осени ничком;
Истлевшие в ведре ночном объедки,
Проклятый это был и старый дом.

День темный года и в печалях детство.
Спустился к водам хладным мальчуган,
Серебряных чтоб рыбок видеть сердцем,
Когда-то так и сделал Себастьян.
Спустился в тишину он и в раздумья...
Но вороным коням наперерез
Пришлось, однако, устремиться пулей
И в самый тот момент он и исчез.

Звезда взошла его в НочИ той серой,
Когда к копытам камнем он упал;
Что было делать им с такою верой,
Как растоптать им было Идеал?
За материнскую за зябнущую руку
Держался. После вечером и в дождь
Шел кладбищем Петра святого, в муках
Заброшенности горестной… и что’ж?
Лежал мертвец нежнейший в темном склепе,
И веки хладные он поднял на него.
Тогда и понял мальчик про свой жребий,
На небесах увидел он огонь.

Был птичкой маленькой и на суку он голом,
Был колокольчиком в ноябрьский вечер злой;
Отца молчаньем в тишине суровым,
Когда по лестнице спускался винтовой.
По лестнице, как тень, спускался в сумрак.
С тех пор уже никто не знал его.
Тогда он превратился в свою УМБРУ,
Под полом он узрел тогда огонь.

II

Души мир одинокий. Зимний вечер.
Как уголь, силуэты пастухов
Над старым прудом – ожидают встречи,
Но Кто-то там же, рядом, не таков.
В хлеву младенец. Хлев накрыт соломой.
О, тихо как! Как тихо, ощути!
Лик погрузился в лихорадки прорву.
Ночь Рождества Звезды самой внутри.

В отца вцепившись жёсткую он руку,
По склону мрачной вверх Голгофы брёл;
Он тяжко восходил по склону в муках
Заброшенности горестной... обрёл
Пещеру скальную, пещеры той во мраке
Тень синяя возникла из былин
О нём самом, кровь капала из раны
Пурпурно, из-под Сердца – пар, как дым.
Тень голубая мужа из преданий...
В душе же тёмной воздвигался Крест!
Как тихо смерти всё-таки предали:
Из деревянных выбор лишь Невест.

В углах всех Чёрных когда снег растаял,
Любовь воскресла – делает всегда;
Ветр голубой в бузиннике плутает,
В тени Орешника валяется звезда.
Принёс Звезду ведь Розовый сам Ангел
И положил, как будто бы забыл;
Увидел отрок чудное Созданье,
Рукою очи от Лучей закрыл.

Когда в покоях хладных к ночи Радость –
Звучит соната Лунная окрест; 
На балке потолочной гнили гадость,
Из куколки серебряной, как перст
Ползёт… а цветом тёмно-тёмно синим
Удачливый, как солнце, мотылёк;
Но Смерти приближение, Богиня!
Лик жёлтый исчезает на восток.
В стене окаменевшей исчезает...
Ребёнок онемевший тот от зла;
Попрятались в кустах ближайших зайцы,
Когда зачахла по весне Луна.

III

Звон розовый пасхальный в склепе Ночи,
И глас серебряный Созвездий высоко;
Со лба Сновидца Лихо злых пророчеств
Ниспало и теперь ему легко.
Безумие со лба Сновидца пало
В дрожании Серебряного гласа
Созвездий, но чего-то не хватало
Тому, кто в склепе – жить, чтоб не опасно.

Как долог путь по Синей по реке,
Путь в думах о Забытом... из ветвей
Зовёт Пришельца дрозд пройти в тоске
Последний путь в Закат, путь «Злых огней»
В костлявую вцепившись руку Старца,
Шёл вечером по городу вдоль стен,
Стен обветшавших, тропкою Скитальца,
В конце которой Чернота и Тлен.
Младенец розовый в плаще закутан Чёрном,
Несёт плащ старец, продвигается вперёд;
В тени Орешника, в потоке метеорном,
Дух зла пред Старцем прочно восстаёт.

На цыпочках и по ступенькам лета.
Ступенькам по зелёным лета вниз.
Как тихо сад разрушился под светом
Осенним бледно-бурым, отдав жизнь.
Здесь старой бузины печаль разлита,
Печаль и аромат, а Себастьян?
Тень Себастьяна... Ангел... всё забыто.
Серебряный глас Ангела устал.

                По произведению Георга Тракля
                9 лунный день в Тельце, януария
                2777 г. от основания Рима.