Крушение роман в стихах - Глава восьмая

Внимание - Глава восьмая не является самостоятельным произведением! Для понимания сюжета сначала рекомендуется прочитать Крушение роман в стихах - Вступление, пролог и Глава первая - глава седьмая.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ
«Любовь – это лотерея, в которой
выигравшему достаётся смерть».
Александр Дюма, «Три мушкетёра»

I
Предновогодний тихий вечер,
Шёл предпоследний века год,
А мне заняться было нечем,
Я в руки взял перо и вот,
Как автору стихов и песен,
Их мир внезапно стал мне тесен.
Хотелось мыслям волю дать,
Поговорить, порассуждать,
Раскрыть вам разные проблемы
И показать со всех сторон.
Я сразу стал писать, и он –
Смесь оды, пьесы и поэмы,
Лишь главы допишу я все,
Предстанет вам во всей красе.

II
Взлелеемый надеждой тайной,
Не выпускал перо из рук,
И с резвостью необычайной
Писал, мне было недосуг
Додумать линии сюжета,
(Мне критик говорил об этом
В начальных главах), после я,
Уверенность лишь обретя,
Забыл о критике суровом
И нестыковок избегал.
Кого заинтересовал
Подобным, тем замечу к слову,
Что мне поклонников едва
Добавит новая глава.

III
Скорбящие немые лица,
Людей – так, просто не пройти;
На погребение явиться
Всё население почти
Посёлка нашего решило,
Стоят безмолвно у могилы,
Тут Ганс стоит, нахмурив лоб;
Вот опускают в яму гроб.
Отец угрюмый держит фото,
Поодаль школьные друзья
Стоят, дыханье затая,
На них с улыбкой смотрит Отто.
Никто не видел, чтобы хмур
Был весельчак и балагур.

IV
И осенив знаменьем крестным
Могилу друга своего,
Вдруг Ганс, да будет вам известно
Погост покинул, мы его
От мыслей отвлекать не будем
И за побег сей не осудим.
Отца могила перед ним,
Но мысли заняты другим;
Всех потеряв за это лето,
Он был растерян и разбит
И прочь от кладбища бежит,
Одним его душа согрета:
«Марлен, Марлен, дай мне ответ,
Меня ты любишь или нет».

V
Один в полупустынном доме
Себе он места не найдёт,
В не уходящих мыслях тонет,
В гостиной ходит взад – вперёд.
Налил в бокал вино небрежно,
Глоток отпил, но, как и прежде,
Покоя нет, тут в дверь звонок.
- «Кто к нам сейчас явиться мог?»
В гостиную дворецкий входит,
В руках несёт поднос с письмом,
Роняет Ганс бокал с вином,
К слуге он даже не подходит,
А подбегает, взял письмо.
- «Пусть будет о Марлен оно».

VI
Но отправитель на конверте
Отсутствует, прижав к груди
Оазис радости вкруг смерти,
Внутри нашёл он от судьи
Довольно странное посланье.
Тот предлагал ему заране,
Чтоб Ганс недель так через пять
Мог место шутника занять,
А после тот с большой охотой
Подробно на шести листах,
Как речь защитников в судах,
Писал о прелестях работы.
Взглянув на дату в конце строк,
Ганс испытал сильнейший шок.

VII
Он даже вздрогнул от испуга
- «Не может быть, не может быть,
Судья ещё при жизни друга
Решил помощника сменить.
Выходит, не судья ли часом
Убийцей стал любимца класса,
А что, вполне возможно, он
Был шутками его взбешён.
Считал, что тот дешевой славы
У здешней публики искал,
За что её любимцем стал. 
Судить судью, забавно право,
Бывает в жизни иногда
И не такая чехарда».

VIII
Пока ж тревожить мы не будем
Судью, ведь он не виноват,
Давайте лучше на Гертруде
Свой нынче остановим взгляд,
А у неё со смертью мужа
Здоровье пошатнулось тут же,
Застал в постели Герман мать,
И та успела рассказать
О том, что, согрешив когда-то,
Лишилась мужа своего.
И удивила так его,
Явив существованье брата,
Что Герман где-то часа три
В себя никак не мог прийти.

IX
Но так и не поверил Герман,
Что мать, да как он думать мог,
Окажется женой неверной,
Он в то не верит, видит бог.
И, думаю, пора настала
Поговорить об идеалах
И о твоём и о моём;
Вторую заповедь прочтём:
«Не сотвори себе кумира».
В любви, к примеру, идеал
Для нас союз влюблённых стал,
Описанный пером Шекспира.
Хоть не о том, сажу я вам,
Строка скрижалей номер два.

X
Об идеале может каждый
Довольно многое сказать
И как же тяжело однажды
Плохое что-нибудь узнать,
Пусть лживое наполовину,
Об образе своём картинном.
Та весть, как на голову снег,
А он – обычный человек,
Чертами бога наделённый
В воображении твоём.
Так идеалом мы зовём
Лишь образ сильно упрощённый.
И уж, конечно, твой герой
Грешит не хуже нас с тобой.

XI
Души сын в матери не чая,
Её возвёл в небесный сан.
В то верил, что она – святая,
И потому счёл за обман
Гертруды речь, на самом деле,
Как можно в чушь такую верить.
А после бил руками в грудь,
Себя пытаясь обмануть,
Лелеял смутную надежду,
Что мамой сказанное – ложь,
И думал, унимая дрожь,
Что он не будет, как и прежде,
Общаться с матерью своей
И не доверит тайны ей. 

XII
От шумного очнувшись вздоха
Взглянул на мать он, а потом
Решив, что ей совсем уж плохо,
Помчался сразу за врачом.
На полке рядышком с кроватью
Стоит с ребёнком Божья Матерь,
К её груди прижат Христос.
И зреет в голове вопрос,
Что говорит в бреду Гертруда:
«У нас обеих один грех,
Но почему тогда для всех
Твоя измена – это чудо,
Моя ж – проклятье для меня,
Ответь же в чём вина моя».

XIII
Но, разумеется, ответа
Услышать было не дано
Гертруде, я скажу, об этом
И даже спрашивать грешно.
И прежде чем в объятья ночи
Её отдать, я, между прочим,
Напомню, что лишь раз она,
Когда шла Первая война,*
Когда о муже тосковала
Тогда… вдруг плохо стало ей,
А Герман был уж у дверей.
Увы, но помощь опоздала,
И стал парнишка ночью той
Без мамы круглым сиротой.

XIV
Мать заключив в свои объятья,
Рыдал довольно долго он.
В моём романе ж, как проклятье,
Сплошной период похорон,
Сплошной поток людского горя,
И истина Memento more,*
О смерти помни что гласит,
Дамокловым мечом* весит
Над каждым, кто моим романом
Охвачен с ног до головы.
Все, кто останутся в живых,
Те тоже поздно или рано
Уйдут от нас, в том спору нет,
Ведь так, увы, устроен свет.

XV
Вам никогда не приходилось
Найти бездомного зверька,
Дитё, что матери лишилось
Глядит на вас, в глазах тоска.
Он беззащитный и голодный
И носом тычется холодным
В ладонь в надежде там найти
Источник млечного пути.
Чуть – чуть любви, немного ласки
Он хочет получить от вас
На миг задумайтесь сейчас,
Какие вам состроит глазки
Пусть маленький, но всё же зверь,
Коль чувствовал бы боль потерь?

XVI
К чему подобное сравненье?
Чтоб было легче вам понять
Душевное оцепененье,
Ведь в срок недельный потерять
Отца, что по причине мести
С обидчиком застрелен вместе.
И, чтоб его похоронить,
Он свадьбу должен отменить,
Но с этим справился он вроде,
Брат по отцу ему помог
И дал немного денег в долг.
Так ведь беда одна не ходит,
И в довершение всего
Мать вдруг покинула его.

XVII
Тут мама встала… - «Что ты плачешь? –
Спросила ласково она. –
Ведь я всегда с тобой, мой мальчик,
И мне твоя любовь нужна.
Не стоит убиваться, Герман,
Ты, милый, сыном был примерным.
Любовь в своей душе храня,
Не забывай, сынок, меня.
Пусть мне не довелось увидеть
Своих внучат, твоих детей.
Будь верным девушке своей
И не стремись её обидеть,
И лишь тогда с такой женой
Ты будешь счастлив, мальчик мой».

XVIII
Очнулся Герман, вскрикнул: «Мама»,
Но образ матери пропал.
Он продолжал сжимать упрямо
Тот труп, что перед ним лежал
И, глядя в мёртвые глаза ей:
«Исполню всё, как ты сказала», -
Так прошептал примерный сын.
Почувствовав, что он один,
Мгновенно выбежал из дома;
Едва коснулся он земли,
Как ноги сами понесли
Его дорогою знакомой.
Вела она известно всем,
Конечно же домой к Марлен. 

XIX
Марлен же тоже этой ночью
Встречала, бодрствуя, рассвет,
И медленно за строчкой строчка
Писала Гансу та ответ.
Сейчас скажу я лишь о главном,
Как Отто предсказал недавно,
В письме получит скоро Ганс
Не что иное, как отказ.
Да, он писал, увы, напрасно,
Марлен дала ему понять,
Что Германа она менять
Не собирается на Ганса.
А, впрочем, вам чуть позже я
Представлю текст творения.

XX
К приходу Германа успела 
Она поставить точку, но
Едва вздремнуть Марлен хотела,
Раздался тихий стук в окно.
И занавеску отодвинув,
Увидела: её любимый
Стоял и ждал, когда она
Его заметит из окна.
Он улыбнуться попытался,
Но, к сожалению, не смог,
Был вид его донельзя строг,
Когда ж тот в доме оказался,
Любимой объяснять пришлось,
Что в доме у него стряслось.

XXI
Прижав к груди девичьи руки,
Взглянул он на неё в тот миг;
В глазах следы тоски и муки,
Печаль, тревога были в них.
Рыданья содрогнули плечи,
И радость предстоящей встречи
У девушки сошла на нет.
Забрезжил за окном рассвет,
Свет разбудил земную птаху,
Едва та, отойдя от сна,
Запела звонко у окна,
А парень будто бы на плаху
Собрался. – «Герман, что с тобой?
Не бойся, поделись со мной».

XXII
Рыданья прекратились вскоре.
- «Так что стряслось, скажи скорей».
- «Огромное случилось горе»
Ответил, всхлипывая, ей
Возлюбленный, всего три слова,
И по щекам тот час же снова
Слезинки полились из глаз.
- «Что именно стряслось у вас?»
Марлен уже не унималась,
И Герман тихо произнёс,
Глаза к ней красные от слёз
Подняв, та даже испугалась,
И оторопь её взяла.
- «Сегодня мама умерла».
 
XXIII
- «Гертруда? Быть того не может
Она ещё так молода.
Так, значит, свадьбу мы отложим»
- «Марлен, нет, свадьбу никогда.
Зачем отодвигать мне сроки?
Чтоб лишний день быть одиноким,
Чтоб я, коль не со мною ты,
Сходил с ума средь стен пустых.
Да, мать любил я сильно очень,
Но и она должна меня,
Сейчас в раю живя, понять,
Мне ж мама только счастья хочет,
А счастлив буду я, лишь как
Вступлю с тобой в законный брак.

XXIV
И мы переносить не будем
Венчанья день, всё, решено,
А лучше в память о Гертруде
Так дочку…» - вдруг взгляд на письмо
Упал. – «А это что такое?»
Загородив листок рукою,
Марлен произнесла любя:
«Хотела скрыть я от тебя
Письмо любовное от Ганса.
Он, видишь ли, в меня влюблён,
А только раз лишь видел он
В одном из магазинов Граца
Меня, влюбился, а потом
Прислал букет цветов с письмом».

XXV
Но он нисколько не смущаясь,
Схватил бумагу со стола
И, в содержанье не вдаваясь,
Прочёл две строчки – вот дела,
Он с почерком знаком отлично
Листок исписан был девичьей,
К письму старательной, рукой.
- «Марлен, ведь это почерк твой!»
- «Да, я ему ответ писала
Не кипятись, не люб Ганс мне,
Что изложила я в письме
И в отношеньях отказала.
Ты злишься?» – «Нет, уже не злюсь,
Я потерять тебя боюсь».

XXVI
Потом объятья, поцелуи;
С Марлен не сводит парень глаз.
- «Давай сегодня отнесу я
Ему в письме твоём отказ,
А он увидеть сможет сразу
Причину твоего отказа
И в довершенье ко всему
Верну букет цветов ему,
Тебе я сделаю получше,
Попасть дай только время в сад,
Моей работы результат
Ты вечером уже получишь, –
Сложив листок, он взял цветы. –
Меня дождись сегодня ты». 

XXVII
- «Любимый Ганс! О, как я рада,
Как долго этого ждала,
Ты в моей жизни свет, отрада;
Амура меткого стрела
Сердечко нынче мне пронзила,
Любовь я сдерживать не в силах,
Приди же, заклинаю я,
Ведь только ты – судьба моя»
Мечтал так, лёжа на диване,
Несостоявшийся отец.
Он ждал, когда же, наконец,
Речь напечатанную ране,
В реальность обратит Марлен
И напевал довольный тем.

XXVIII
Но вам, читатели, известно,
Что Ганса ждёт в её письме,
И он тогда другую песню
Затянет, уж поверьте мне.
- «Кто там пришёл? Садовник? Герман?
Опять за деньгами, наверно».
Письмо тот тянет: - «Это вам».
Потом швырнув букет к ногам,
Он развернувшись, исчезает.
Ганс быстро развернул листок,
Глазами вереницу строк
Почти мгновенно пробегает,
А я поближе подойду
И вам письмо переведу:

  Письмо Марлен Гансу.
Увы, мы с Вами незнакомы,
Хотя, признаюсь, что не раз
Была недалеко от дома
Я Вашего, и видеть Вас
Могла б, но всё равно к такому
Событий повороту я
Не подготовила себя.
Я Вам сочувствую, поверьте,
Увлёкшись в магазине мной,
Столкнулись Вы с очередной
Причиной Вашей круговерти,
Что закружила Вас давно
И жизнь подтачивает, но
На выводы не будьте скоры
Ведь для меня, да и для Вас
Жизнь только, только началась,
И Вы, лишившись в ней опоры,
Поймите, пусть сейчас она
Вам кажется лишь в чёрном цвете,
Но обязательно должна
Она смениться чем-то светлым.

Смешно, наверное, читать
Девицы глупой утешенья
Тому, кто завтра может стать,
Лишь проявив чуть-чуть стремленья,
(В чём нет ни капельки сомненья)
К примеру,… да не важно кем…
Чиновником большим и важным,
И Вы забудете однажды
В кругу столичном о Марлен.

Коль Вы не бросили от гнева
Листок бумаги сей в камин,
Позвольте объясниться мне Вам.
В посёлке есть уже один,
(Он добрый, умный и красивый),
Кто сердце девичье пленил,
Кто на руках меня носил и 
Меня, как личность, оценил.
Вы с ним знакомы непременно,
Конечно, не чета он Вам,
Зато смышлён не по годам;
Избранник мой – садовник Герман.
Да Герман, может, не богат,
Рос без отца по чьей-то воле,
Но сыном был бы он доволен,
Узнав каким тот сделал сад.
Его слова тревожат душу;
Сладкоголосый соловей
И тот летит его послушать;
Для Вас же буду я игрушкой,
Забавой в сумраке ночей.
Зачем писать, меня не зная:
Мол, я такая и сякая,
Названий всех не перечесть,
Неужто Вы глупы настолько,
Меня увидев раз и только, 
Потом мне петь хвалу и честь.
Вам я пишу, и Бог наш видит,
Я не хотела Вас обидеть.
Ещё сказать, позвольте, мне,
Что Вы напрасно написали,
Что Вас не держит на земле
Ничто, добьётесь так едва ли
Вы снисхожденья моего,
И я грущу о Вашей доле,
Но жизнь, она главней всего,
Никто с ней поступать не волен,
Как Вы хотите поступить,
На мир озлобившись напрасно,
Вы ж понимаете прекрасно,
Что так проблему не решить.
Совет мой после этих строчек,
Не делать глупости такой,
Мне ж надо ручкой перьевой
В письме моём поставить точку.

Забрезжил свет в моём окне,
С пером встречаю новый день я,
И в Вашей жизни, верьте мне,
Наступят скоро просветленья.

XXIX
Ганс всё стоял, глазам не веря,
И слёзы застилали взор,
Ещё, ещё одна потеря,
Письмо, как строгий приговор
До боли в пальцах он сжимает,
Но, как известно, умирает
Последним из того, что есть
Нет, не любовь, да и не честь,
А радужный пузырь надежды.
Ганс огляделся, он один,
Упал его взгляд на камин.
«Сожгу письмо» – решил и прежде,
Чем бросить лист, что был в руке,
Он вспомнил о садовнике.

XXX
- «Садовник! Вот она причина!
Чем он Марлен обворожил?
Ведь ни богатства и ни чина
Сопляк ещё не заслужил.
Так он ещё мне денег должен,
Их Герман… быть того не может.
Ведь он на свадьбу деньги брал,
На свадьбу с ней, каков нахал,
Но, ничего, ещё не поздно,
Для мести время есть всегда,
Уволю парня, и тогда
Он на коленях будет слёзно
Меня часами умолять
Обратно на работу взять.

XXXI
Всё решено, его уволю,
Найду кого-нибудь взамен
Лишь для того, чтоб быть с тобою
Моя любимая Марлен».
И грусти нет уже в помине
- «Избранник не гора, подвинем.
Эх, Отто, жаль, что ты в раю
Сейчас легко бы ты мою
Проблему разрешил, а может
Ты б посоветовал сейчас
Забыть про девичий отказ
И поиск спутницы продолжить.
Совет хорош, но я боюсь,
Что так легко не отступлюсь.

XXXII
Быть может, Отто, я напрасно
Письмо влюблённого писал,
Ведь ты уже тогда прекрасно
Её ответ предугадал.
Как мне сегодня не хватает
Твоих советов, шуток, баек,
Ты мудр был, Отто, в двадцать лет»
Вдруг он споткнулся о букет.
Остановившись, с пола поднял
Цветы увядшие чуть-чуть
И чувства взволновали грудь,
Он о жене внезапно вспомнил:
«Мари, как ты мне дорога».
Но тут его прервал слуга. 

XXXIII
- «Чего ещё?» – «Прошу прощенья,
Что я сейчас сюда вошёл
По глупости без разрешенья, –
Увидев, что довольно зол
Хозяин нынче, тот смутился. –
Я, знаете, сюда явился,
Чтоб вам скорее сообщить,
Что приказала долго жить
Мать Германа, вдова Гертруда».
- «Вот это новость. Вот дела,
Гертруда, значит, умерла.
Признаюсь, это просто чудо,
Что в первый раз за столько дней
Удача улыбнулась мне.

XXXIV
Так, значит, в трауре любовник,
Уверен я, как никогда,
Сегодня вечером садовник
Придёт за деньгами сюда
Для похорон любимой мамы.
Я ж нынче тверже стали стану
И предложу ему взамен
Отречься от любви к Марлен,
Тогда пускай он выбирает,
Кто для него дороже всех,
Я думаю, что без помех
Его отважу, но кто знает
Что он, как деньги обретёт
Меня вкруг пальца обведёт.

XXXV
Но что ещё всего страшнее,
Он даже отречётся коль
Гарантий нет, что сразу с ней я
Начну встречаться, вот в чём соль.
Пока он жив, то мне не стоит
В любви любые планы строить…
Что я сказал: пока он жив, -
Три слова эти повторив,
Ганс обернулся от испуга:
Слуга подслушать мог его,
Но нет в гостиной никого,
И нет того, кто мог услугу
Сегодня Гансу оказать
И в гроб соперника вогнать. –
 
XXXVI
Карл не вернётся с того света,
Хотя ведь Герман ему сын».
Так Ганс, дойдя до кабинета,
Вдруг осознал, что он один,
Совсем один во всей вселенной,
И не добьётся коль Марлен он,
То белый свет ему не мил.
Дверь в кабинет Ганс отворил,
К столу он медленно подходит,
И сильно дернув ящик, смог
Сломать податливый замок,
Внутри он пистолет находит.
Теперь не дрогнула б рука
Повергнуть ниц соперника.

XXXVII
Иди стреляй, но почему-то
Ганс продолжал ещё стоять,
Он поднял пистолет, как – будто
С рукою слилась рукоять.
Своё увидев отраженье,
Он изменил в воображенье
Свой отражающийся лик,
И в зеркале пред ним возник
Садовник, сразу выстрел грянул;
Сказал звон битого стекла,
Что пуля мимо не прошла, 
Стрелок же от стола отпрянул
И разогнал над головой
Руками дым пороховой.

XXXVIII
Тот выстрел был подобен грому;
Огласки Ганс не избежал,
В одно мгновенье челядь в доме
Сбежалась будто на пожар.
Увидев в кабинете только
Его и битые осколки,
Сочли, хозяин не в себе,
Пусть упражняется в стрельбе,
Но только никого не ранит.
А зеркало, да пустяки,
Служанка уберёт куски
И подметёт, лишь он устанет.
«Пали!» – один шутник сказал,
Ведь в доме множество зеркал. 

XXXIX
И выходя из кабинета,
Никто не думал рассуждать,
(Сочтя за шутку выстрел этот),
Что Ганс готов убийцей стать.
Развязка близится в романе,
Он спрятал пистолет в кармане
И был, наверное, бы рад
Свои шаги направить в сад,
Что выстрелом поставить точку
В любовном треугольнике,
Но, сжав пустой патрон в руке,
Решил дождаться лучше ночи
И, не скучать чтоб до темна,
Распить бокал другой вина.

XL
Удар бойка, из дула вспышка,
И пуля нехотя почти,
Неся с собою смерть мальчишки,
Что встал у Ганса на пути,
Из пистолета вылетает.
На миг убийцу дрожь пронзает,
Ведь он, убийства, не желал…
Но на пол падает бокал,
Что будит Ганса своим звоном
Стремит на запад солнце путь,
Его готовое толкнуть
На запрещённое законом
Деяние, но только он
Сегодня сам себе закон.

XLI
Темнеет, уж пора решиться,
Но в жизни так заведено,
Наш новоявленный убийца
Увидел на полу пятно
И счёл сей знак дурной приметой,
Тут вспомнил выстрел в кабинете,
Ведь чтоб он там не представлял,
Ганс в самого себя стрелял.
Тем, кто ещё не догадался:
В происхождении пятна
Был виноват бокал вина,
Что разбудил сегодня Ганса,
Когда он не допив бокал
В уютном кресле задремал. 

XLII
Закат, и небо пламенеет,
А Гансу кажется, в крови
Он нынче небо лицезреет
- «Убийцей стать из-за любви! –
Нет, он стрелять уже не хочет,
И сердце требует отсрочек,
Но надо всё – таки сходить
С садовником поговорить. –
Каков избранник, можно думать,
Любить он будет так, как я.
Марлен, не стоит он тебя,
И, думаю, той крупной суммой,
Что нынче парню предложу,
Тебе я это докажу.

XLIII
А что, став смертником по сути,
Наверное, любой из нас
Не только от любви отступит,
Но и друзей легко предаст.
А коль он, как баран, упрётся,
Его мне припугнуть придётся:
Пальну раз мимо, он тогда,
Меня запомнив навсегда,
Упорствовать, клянусь, не станет
Когда увидит «друг цветов,
Что я уже на всё готов, -
Он сжал оружие в кармане. –
Я пистолет с собой возьму,
Лишь чтобы пригрозить ему». 

XLIV
И к выводу придя такому,
Без лишней волокиты он
Мгновенно выбежал из дома.
«Я буду с ней, вопрос решён!» -
Ганс прокричал в лучах заката.
Вдали темнел утёс Расплаты,
И парню чудится на миг
Мол, будто вырвавшийся крик
Был сродни крику обречённых
Погибших много лет назад,
И вот бежит скорее в сад
«Убийца новоиспечённый»,
Где на скамье среди кустов
Увидел пару «голубков». 

XLV
Так сладки были поцелуи,
Нежны так о любви слова,
Увидев их, не потому ли
У Ганса кругом голова
Пошла, он только вскрикнул: «Боже.
Вдвоём, быть этого не может
Она его не любит, нет».
Он тут же вскинул пистолет,
А соловьи и листьев шелест
Ему шептали: «Не робей,
Убей его, убей, убей!»
Ганс выстрелил, почти не целясь.
Замолкли сразу соловьи,
А Герман рухнул со скамьи.

XLVI
Марлен, как барышня в романе,
Тотчас упала в обморок.
Ганс, спрятав пистолет в кармане,
Шёл, как неумолимый рок,
И, как канаты, стали нервы,
Но как из-под земли вдруг Герман
Поднялся, (пуля лишь слегка
Плечо задела паренька),
«Ты жив, молокосос? Проклятье,
Я ж всё равно тебя убью!»
Но он споткнулся о скамью,
И повалились наземь братья
И дрались долго б, но, увы,
Не уберёг Ганс головы.

XLVII
Порой так случай шутит с нами:
Ганс, падая, себе рассёк
О, на земле лежавший, камень
Всё ухо и чуть-чуть висок,
Что отозвались острой болью,
Лицо залило сразу кровью,
Что наполняла быстро рот,
И, получив ногой в живот,
Он застонал и чувств лишился…
Ганс видел Отто и отца,
Гертруду, деда – кузнеца,
Мари…, но образ растворился.
Сидел Ганс на земле сырой,
Прижавшись к дереву спиной.

XLVIII
- «Ты счёл, убив меня, добьёшься
Любви Марлен, не будь смешон,
Её ты сроду не дождёшься, -
Сквозь шум в ушах услышал он. –
И надо же тому случиться,
Ты чуть не стал братоубийцей,
Ведь перед смертью мамы я
Узнал, что мы с тобой родня.
Карл воевал, а твой папаша
В саду Гертруду соблазнил,
И вот недавно заплатил
Он жизнью за бесчестье наше.
Давай же завершим войну».
И Гансу руку протянул.

XLIX
- «Как я свернул с пути прямого,
Каким подвержен был ветрам,
Как смог дойти я до такого,
Чтоб быть поверженным к ногам
Садовника, ему жать руку!
Нет, обрекать себя на муку
Такую нынче не по мне.
Знать, не конец ещё войне,
Коль цели не достиг конечной
Я, будет длиться много лет
Война, - и вдруг он пистолет,
Что не был Германом замечен,
В кармане чувствует. – Вот шанс
Последний мой», - подумал Ганс.

L
«Мне в брата выстрелить придётся,
Ну и чего добьюсь я тем,
Ведь проклянёт, когда очнётся,
Меня навек тогда Марлен.
Убийцей стать отца и брата! –
Он глянул на утёс Расплаты. –
Решиться должен я иль нет».
Ганс быстро вскинул пистолет,
И отшатнулся в страхе Герман
А Ганс средь миллионов звёзд
Отца увидев, произнёс:
«Без сыновей там скучно, верно?
Прости, отец, я не хотел
Прости…», - и выстрел прогремел.

LI
Спешу, читатели, поздравить
С тем, что смогли вы прочитать
Роман мой и сегодня вправе
Его бранить и обсуждать.
Теперь для критиков задача
Сказать: «Роман был неудачен».
И если вы, когда прочли,
Его бездарнейшим нашли,
Тогда на полке пусть пылиться
Собрание моих стихов,
Мне ж нынче не хватает слов…
Позвольте скромно удалиться,
И мой совет последних строк –
Прочтите краткий эпилог.

Примечания - «Первая война…» – Первая  Мировая война.
             «Memento more» (лат.) (мементо морэ) – помни о смерти.
             «Дамокловым мечом висит…» – выражение обозначающее неизбежность какого-либо события.