Нужно кормить своих чертей

Петр сидел за отдаленным столиком в кафе. Сквозь панорамное стекло ему открывался прекрасный вид на Москву-реку. Крепкий двойной эспрессо исходил струйкой пара в кружке. Телефон не гасил экран из-за приходящих дурацких оповещений. Три часа дня. На сегодня работа была окончена, но Петр не спешил домой.

— Может быть, вы желаете заказать еще что-то? У нас есть отличный трюфельный чизкейк, — защебетала рядом официантка, с нескрываемым интересом оглядывая симпатичного мужчину.

Петр устало кивнул ей. Ни чизкейк, ни даже стейк с кровью не смогли бы утолить тот пустой и сосущий голод, который пронизывал его всю последнюю неделю.

Радостная официантка упорхнула и через минуту вернулась с десертом. Она избыточно любезно поставила тарелку перед гостем, разложила приборы в чехлах, а потом незаметно сунула под один из них стикер с номером телефона.

Петр вытащил его, вздохнул, потом кинул беглый взгляд на смазливую девушку в черном фартуке, которая уже обслуживала других посетителей. Слишком просто, вся напоказ, плоская, таких сотни. Черти останутся голодными. Да и признают они только одну хозяйку, что таить.

Петр смял листок и отодвинул от себя в сторону.

* * *

Смолоду отец, человек старой закалки, твердил, что жениться нужно на той, кто не вставит и слова поперек. На скромной умнице и чистоплотной красавице, чьи умелые руки и дом приберут, и картошки нажарят, и мужа обогреют.

Петр отца слушал, но не слышал, хотя живым примером тому была его мать. В их большой квартире на западе Москвы всегда была идеальная чистота. И каждый день на столе были первое, второе и третье. И Петр, и его отец воспринимали это как данность и само собой разумеющийся факт.

Приводить подружек домой Петр стал в старшей школе. Их было много, дольше полугода никто не задерживался. Харизматичному, остроумному Петру было интересно с ними ровно до тех пор, пока дамы не были изучены полностью до мозга костей. Когда все секреты открывались, а интрига переставала подкармливать адреналином, отношения гасли, как залитый водой костер.

Мать пассий сына принимала приветливо и никогда ни об одной плохо не высказывалась. Зато отец во всех находил изъян, едва увидев. То грубая, то вульгарная, то слишком языкастая, то смотрит рыбой. И тут же ставил в пример дочку соседки (директрисы в средней школе) с нижнего этажа — Машу. Мол и школа с золотой медалью, и в университет на бюджетное отделение поступила, и борщ варить умеет, и собой недурна.

— Да что ты заладил с этой Машей? — как-то накинулся Петр на отца.

— Заладил не заладил, а позови девку в кино, — тоном, не терпящим возражений, отчеканил Татаров-старший. — Потом спасибо скажешь.

И Петр позвал. Это был тот случай, когда вроде бы не к чему и придраться: милое личико, каштановые локоны, платье чуть ниже колена василькового цвета, серое пальто, талия, рост сто шестьдесят. Словом — идеально.

Маша рассказывала ему о том, как прилежно она учится. О том, как напекла ватрушек для всей группы на свой день рождения. О преподавателях в школе, детстве с куклами, о том, как мальчишки дразнили за большие карие глаза во дворе.

Петр ощущал себя странно рядом с этой девушкой. Приторно-правильным, что ли. Его прежние подружки были иными. Кристина играла на гитаре и ненавидела готовить. Зажигалка Вика с пятнадцати лет носилась по ночной Москве в седле мотоцикла, просыпая пары и сдавая хвосты за семестр по полгода. Жанна выращивала дома хищные растения и держала змей, коих кормила живыми мышами и цыплятами.

Молодые люди сходили в кино. Петр из вежливости пригласил соседку в кафе. Они выпили по чашке чая. Он проводил девушку до квартиры, принял робкий поцелуй в щеку. А когда дверь закрылась, выдохнул.

С того дня отец все плотнее наседал на Петра и периодически настаивал, чтобы тот пригласил Марию то на одно семейное торжество, то на другое. Та вела себя сдержанно, очень тактично и держалась всегда с улыбкой. Незаметно все родственники и знакомые стали воспринимать ее как невесту Татарова-младшего.

— А когда свадьба-то, Петруша? — спросила однажды зашедшая в гости тетка Марина.

— Чья? — удивился молодой человек.

— Как чья? Твоя с Машенькой, — хлопая театрально накрашенными жирными ресницами, вопрошала родственница.

— Не знаю! — огрызнулся Петр и устремился на широкий балкон гостиной, где курил отец.

Татаров-старший принял агрессию сына со спокойной выдержкой.

— Ты пойми, Петь, жена, она не должна мужиком помыкать, — глядя в окно на размеренно плывущие облака, вещал он.

— А ты, значит, можешь помыкать мной, да, бать?! — Петр кипел. — Я сам разберусь, на ком мне жениться и жениться ли вообще!

— Значит, так. — Татаров старший одним четким движением затушил окурок в пепельнице. — Можешь еще полгода шляться по своим юбкам, пока строят дом, где будет ваша с Марией квартира. После этого - свадьба, и мы с матерью помогаем тебе открыть любое дело. Будешь семейным человеком и на себя работать, нечего в этих продажных шарашкиных конторах штаны протирать, как твои однокурснички, и по бабам шоркаться. И не дай боже ты разведешься!

Петр застыл.

— Мы о твоем будущем заботимся, сын, — отец посмотрел на него. — А если не устраивает, то получишь диплом и вперед, на вольные хлеба! Крутись сам, может, к сорока годам и наскребешь на двушку в спальном районе за МКАДОм.

* * *

Свадьбу играли в последний день лета. Накануне Петр порвал с последней подружкой, как и велел отец. После того разговора в конце января на балконе Петр стал молчаливым. Задор и остроумный юмор сменились раздражительностью и возвращались только в компании очередной взбалмошной красотки.

Парень не был глупым и понимал, что отцовский план дает ему больше плюсов, чем минусов: своя квартира, положение, бизнес, умница-жена. Разве что «химии» между ними так и не возникло. Хотя Маша за прошедшие месяцы, кажется, действительно влюбилась, и смотрела на него, каждый раз пунцовея щеками, как свекла. Петр даже усмехнулся. Ну еще бы: молодой, красивый, перспективный, образованный.

Глупо было отказываться от родительских даров. Показать характер можно всегда, но стоит ли? «Соглашусь, а там через пару лет можно и развестись, когда уже все устаканится, и отец угомонится», — решил Петр.

Татаров-старший, как и обещал, помог сыну открыть мебельный магазин. У хваткого, практичного и расчетливого Петра дело быстро пошло в гору. Маша с первых дней в новой квартире вжилась в роль, к которой готовилась — примерной жены. И это при том, что устроилась учительницей в частную школу. Она баловала мужа домашней выпечкой, готовила и делала все, чтобы Петру было приятно возвращаться домой, куда тот не очень-то и спешил зачастую. Но со временем Петр даже по-своему прикипел к супруге, стал обсуждать с ней деловые вопросы, советоваться. Однако химии так и не было.

Петр честно пытался первый год быть верным мужем. И с каждым месяцем ощущал нарастающую пустоту, которая жрала его изнутри. Впервые он сорвался после годовщины свадьбы, когда в магазин пришла устраиваться новая сотрудница. С того момента отношения на стороне стали немного глушить пустоту. Черти слегка встрепенулись. Они получали свою пищу, но, кажется, этого было недостаточно.

* * *

Тот день у Петра с самого утра начался суматошно. Он разрывался, пытаясь найти машину для перевозки новой поставки мебели, разбираясь с зависшим компьютером сотрудника и жалобой недовольной клиентки, которой нерадивые грузчики ударили уголок шкафа при подъеме на этаж. Голова его кипела.

На поздний обед молодому директору удалось вырваться лишь в четвертом часу. Петр торопился к кафе, на ходу отвечал бухгалтеру по телефону и перебирал накладные в папке. Он взбежал на крыльцо, спешно толкнул дверь и не заметил, как ударил ей выходящую девушку. Послышался вскрик. На пол полетела папка с бумагами. Петр выругался про себя и протянул руку, чтобы помочь барышне подняться, открыл рот для извинений, но его опередили:

— Ты куда несешься, совсем ослеп?! — гневно воззрилась на него с пола пострадавшая.

Петр что-то промычал. Выглядело это, учитывая его должность и ситуацию, максимально нелепо.

Девушка раздраженно ухватилась за поданную руку. Встала. Отряхнулась, продолжая осыпать Петра ругательствами. А тот и не слышал, лишь ощущал, как притихли внутри чертики. Такого прежде не случалось. Обычно они хищно облизывались в предвкушении очередной интрижки или безмолвно требовали, создавая ту самую пустоту. Но сейчас будто увидели того, кого не смели ослушаться.

— Простите, простите, ради бога, — наконец с казал Петр. — Работа совсем глаза застлала, каюсь. Позвольте загладить вину и угостить вас чашкой кофе?

Роман с Вандой начался иначе, чем все прочие. Не быстро, но обволакивающе. Когда он предложил встретиться еще раз, она устремила зеленые глаза на кольцо и спросила, подняв уголок губ:

— А это не помешает?

— Это никогда мне не мешало, — последовал ответ.

Она ушла из кафе, проведя рукой по его шее и плечу. Петр вернулся на работу сам не свой, а потом и домой тоже. Машинально съел голубцы, поговорил с женой, сделал обычные вечерние дела.

Черти были взбудоражены, требовали, гнали его к ней. К той, которая впервые приструнила их.Через две недели после знакомства с Вандой Петр подарил ей букет из сто одной темно-красной розы, чего прежде не делал никогда и ни для кого. Он готов был боготворить эту женщину просто потому, что она существовала. Хотел съесть ее и защитить. Показать всему миру и от всех скрыть.

Рядом с Вандой черти были сыты и смирны. Лишь когда она хитро поглядывала на него из-под пышных ресниц и игриво кусала за щеку, понимал, что можно их отпустить. И тогда фейерверк эмоций уносил обоих.

Петра уже не волновало ни то что их могут заметить, ни то, что Маша найдет на его пальто или футболках выбеленные до платинового блеска волосы. Его волновала только Ванда и в самом приятном смысле.

Милая снаружи, характерная внутри, ловкая, острая на язык. Что-то поистине завораживающее было в этой девушке. Может, ее умение получать все играючи? Может, неуловимая кошачья грация? А может, любовь к ранним подъемам и нарочитая театральная капризность.

В наследство Ванде досталась большая советская бабушкина квартира в одном из центральных районов Санкт-Петербурга. Она шустро продала ее. Затем купила жилье поменьше в спальном районе Москвы, а на прочие деньги приобрела помещение бывшей парикмахерской, сделала там ремонт, нашла мастеров и запустила собственный салон красоты. Попутно девушка получила образование рекламщика и удаленно работала в одном из столичных PR-агенств. Словом, в мужчине Ванда не очень-то и нуждалась. А Петру, напротив, хотелось выполнять каждый ее каприз.

Когда она, цокая шпильками по асфальту, шла навстречу, чертики внутри сладострастно замирали, готовые к любым приключениям. Одно созерцание этой женщины кормило их так, как не кормили десятки романов до этого.

* * *

— Петь, командировка? В декабре? — Маша поставила перед мужем тарелку рассольника и присела рядом, скорее робко, чем недоумевающе глядя на него.

— Да, — он спешно кивнул и принялся поглощать еду. — Магазин расширяется, хочу добавить европейскую мебель. Для этого лучше лично встретиться с производителями.

— Надолго? — Маша вздохнула. Муж и так днями и ночами пропадает в этом магазине, мотается то туда, то сюда. Теперь вот эта поездка.

— Дней на пять, — Петр невозмутимо пожал плечами.

Он еще неделю назад купил билеты на Кипр для них с Вандой и забронировал отель, но до последнего тянул с тем, как объяснить свое отсутствие супруге.

Они встретились уже в зоне ожидания в аэропорту. Петр не видел любовницу больше пяти дней и готов был целовать ее бесконечно. А та, будто дразня его, накрасила губы яркой красной помадой.

— Я заставлю тебя выбросить эту помаду, негодница, — прошептал он ей на ухо, когда сотрудники авиакомпании проверяли билеты перед заходом пассажиров в телетрап.

Ванда хихикнула и ткнула Петра пальцем под ребра. Тот скривился, сдерживая смех, чем вызвал недоумение у проверяющих.

Самолет взлетел, унося в секретный отпуск небывало ликующих чертей.

* * *

После возвращения с Кипра Петр понял, насколько ему претит жена и как надоело играть роль примерного мужа. Он же хотел развестись через годик? Так вот и выдумывать ничего не нужно. У него есть бизнес, есть недвижимость, не хватает лишь подходящей женщины рядом. А Маша... Маша еще найдет того, кто будет ценить ее юбки чуть ниже колена, пирожки с капустой, мягкость и неконфликтность. Но для него она серая, правильная, скучная. Черти голодают с ней, мучают его и толкают в сторону. Черти должны быть с хозяйкой.

Он назначил Ванде встречу в том же кафе вечером. Она, по традициям дамского этикета, опаздывала на десять, пятнадцать минут. Как всегда прекрасна, в красном брючном костюме, окутанная шлейфом так полюбившегося ему парфюма.

Когда Петр подвинул к ней коробочку с кольцом, Ванда изменилась в лице.

— Что это? — непривычно холодно спросила она, открыв коробку.

— Я подаю на развод с женой, — Петр отпил из бокала вино, откинувшись на спинку стула.

— Так это подарок по случаю? — так же холодно поинтересовалась Ванда, разглядывая сияющий камень в кольце.

— Скорее это предложение по случаю, — улыбнувшись, уточнил Петр.

Ванда молча сунула украшение обратно, решительно закрыла крышку и отодвинула коробочку прочь от себя.

Петр недоумевал.

— Ты серьезно думаешь, что мне это интересно? — Ванда впервые посмотрела на него холодным, режущим взглядом. — Варить борщи и сидеть с детьми?

— Это же не обязательно, — Петр не понимал ее недовольства.

— Рано или поздно все к этому скатывается, даже если ты говоришь, что это не так. — Ванда сложила руки перед собой. — Ты мне нравишься, Петь, правда, иначе ничего бы не было. Но женой я себя не вижу ни твоей, ни чьей-либо еще. Меня устраивает свобода и то, что она мне дает.В этом году он даже заказал ведущего, чтоб подчиненные развлекались не только спиртным. Словом, день праздника обещал быть веселым. Народ начал собираться даже раньше срока. А Петра, как назло, постоянно дергали, он не успел забрать Ванду, и в результате они встретились только у кафе и зашли самыми последними.

Петр тут же почувствовал на себе острый взгляд Анжелики, которая по случаю облачилась в еще более короткую леопардовую юбку и шпильки. Затем она перевела глаза на Ванду и фыркнула. Владелица салона красоты в белоснежном брючном костюме заметила это и брезгливо скривила рот. Приветствие состоялось.

Пирушка была веселой, с конкурсами и шуточными призами. Добавляло атмосферы и то, что в соседнем зале ресторана праздновали свадьбу. Петр мечтательно залюбовался невестой, которая в сопровождении подружек вышла на открытую веранду подышать свежим воздухом.

— На тебе бы это платье смотрелось лучше, — он легко тронул Ванду за талию и кивнул на девушку.

— На мне и брюки неплохо смотрятся, — попыталась отшутиться спутница.

— Можно устроить свадьбу в брюках. А что? Современно и стильно, — размечтался Петр.

— А можно закрыть эту тему раз и навсегда? — резко ответила Ванда. — Ну не выйду я за тебя замуж, сколько уже можно мусолить?!

Петр, не ожидавший такого отпора, осекся. Раздраженная Ванда встала. И вдруг на нее налетел один из подвыпивших столяров из сборочного цеха. Да так, что разлил добрый бокал красного вина на белоснежный пиджак.

— Соль, быстрее надо солью посыпать! И застирать! — Петр всполошился, но Ванда шикнула на него обиженно и ушла искать кухню ресторана.

— Штраф тебе, Уголков! — Петр грозно уставился на подчиненного.

— Ну что вы, Петр Ильич, ругаетесь, — промурлыкал кто-то рядом. — От вина уже не один пиджак отстирали. И этот не исключение.

Анжелика возникла рядом, словно чертик из табакерки. Она увлекла Петра за собой на небольшой боковой балкончик, скрытый в листве клена. А тот машинально пошел.

Мысли путались. Татаров младший был готов к отказу в глубине души, но не так резко. Надеялся ведь, что она передумала, потому что тогда весной позвонила сама. «Любит? Или не любит? Если любит, почему отказала? Если не любит, почему не уйдет?»

— А я бы и не думала даже, сразу согласилась, — томно шепнула ему Лика.

Петр непонимающе уставился на нее.

— Ну как же, замуж выйти за вас, — Анжелика кошкой ходила вокруг мужчины, проводя по его плечам. — Вы же мечта любой адекватной девушки, Петр Ильич.

Она встала напротив, игриво бегая пальчиками по пуговицам рубашки.

— Молодой, красивый, харизматичный, да еще и начальник. Тут нужно быть дурой, чтоб отказаться. А я не дура.

Внезапно Анжелика обхватила его за шею и поцеловала. Петр от неожиданности не сразу оттолкнул настырную сотрудницу от себя, но когда сделал это спустя несколько секунд, первое, что увидел, это пылающий взгляд Ванды из зала. Она держала в руках пачку соли, которая медленно выскользнула из пальцев девушки и шлепнулась на пол так громко, что взгляды всех немедленно устремились к ней.

— Пошел ты, Татаров, со своей свадьбой, — холодным, как стальной тесак, голосом сказала Ванда. — Теперь уж точно!

Она медленно подошла к столу, взяла сумку со стула под взгляды ошарашенных сотрудников фирмы и, цокая каблуками, вышла из ресторана.

* * *

Чертики вновь завыли и запричитали без своей хозяйки, но теперь сильнее. Понимали, что на этот раз вляпались посерьезнее.

Ванда была удивительной женщиной. Она быстро забывала мелкие огрехи, но никогда не стала бы унижать себя прощением подобной выходки. Королева сохранит лицо, только удалившись без комментариев. И Петр это прекрасно понимал. Он оборвал её телефон, присылал один букет за другим, ждал у салона красоты и у подъезда. Даже порывался ехать в Санкт-Петербург, но вовремя сообразил, что не знает адреса родителей возлюбленной.

— Пиши по собственному. — Не оборачиваясь, бросил Петр на следующий день Анжелике, когда вызвал ее к себе.

— Не имеешь права, — нагло заявила она.

— Не напишешь по собственному, уволю по статье. Пиши! — он повернулся к нахалке и облокотился пальцами на край стола.

— За домогательства к начальству не увольняют, — Анжелика демонстративно закинула ногу на ногу так, что разрез на ее юбке стал не в меру откровенным.

— А за нарушение дисциплины, прогулы и пьянство увольняют, — спокойно ответил Петр. — Пиши!

— Петр Ильич, ну что вы сразу «уволю», мы ведь с вами только начали близкое знакомство, — фальшиво замурлыкала Анжелика. — Давайте продолжим и вам понравится. Обещаю. Я не то, что эта столичная фифа, я куда лучше.

Даже Николай, работающий в зале с мебелью за ноутбуком вздрогнул, когда Петр со всего маху опустил тяжелый кулак на ни в чем не повинный дубовый стол.

— Такие как ты, ни стоят и ногтя этой женщины, — Петр выдохнул, ощущая, как пульсирует кровь в висках. — А теперь бери лист, ручку и чтобы через пять минут заявление лежало передо мной. Наша фирма не нуждается в услугах начинающих эскортниц!

Он отвернулся обратно к окну. За спиной послышались недружные всхлипы, затем шуршание бумаги.

* * *

В середине августа замотанный работой и многоточием с Вандой Петр решил провести день с родителями. У подъезда он наткнулся на Машу. Она смущенно обняла и чмокнула в щеку знакомого уже Петру доктора и тот укатил, видимо, совершенно очарованный недавней пациенткой.

— Рад, что у тебя все налаживается, — честно признался Петр бывшей супруге.

— Да, кажется, — Маша крутила в здоровой руке букетик васильков. — Спасибо, Петь.

— За что? — Татаров немного удивленно притормозил у двери в подъезд.

— За то, что мы развелись, что ты приехал, за все в общем, — сбивчиво затараторила Маша. — Не привези ты меня тогда в эту больницу, я бы не встретила Данила.

— А не упади ты с барной стойки, никуда бы и ехать не пришлось, — засмеялся Петр. — Так что заслуга твоя по большей части.

Они продолжали болтать в лифте, пока не поднялись на этаж. Маша зазвенела ключами:

— Надеюсь, у тебя тоже все образуется. Вижу же, что хмурый. Хоть и прячешь, — она по-дружески обняла бывшего мужа

— Хорошо бы, — Петр взял под козырек и пошел на свой пролет пешком.

* * *

В родительском доме боль от ухода Ванды притупилась. Петр даже решил выпить с отцом. После половины бутылки виски он не выдержал и разоткровенничался. Татаров старший слушал отпрыска молча, болтая в бокале капельку алкогольного напитка.

— Вот жизнь, какая штука, — выдал он после короткого молчания. — Не хочешь — сами липнут. Хочешь — а не получается.

— Зря я вообще ее в той кафешке дверью стукнул, — буркнул Петр. — Так бы жил сейчас с Машей тихо, спокойно.

— Тихо, спокойно? — Татаров старший хохотнул в усы. — И по девкам бы бегал беспробудно как в институте.

Петр неловко улыбнулся. Отец, как ни крути, был прав. Черти бы не дали ему спокойной жизни.

— Мой тебе совет сынок, оставь ее в покое, — Татаров старший перестал смеяться и серьезно взглянул на сына. — Таких женщин называют роковыми. Любовь с ними сумасшедшая, но цена слишком высока. А еще они не возвращаются и не прощают.

— Но как же?! — Петр даже возбужденно вскочил с кресла. — Я же не виноват!

— Ну что ты бегаешь за ней, как собачонка? — отец подлил виски в стаканы. — То, что произошло — не изменишь. И ты можешь хоть все стены в ее подъезде исписать, что не виноват — не поможет.

Петр замолчал и опустился назад в кресло.

— Беда в том, Петь, что именно таких мы — мужики— хотим. Хотим поставить за плиту, хотим видеть примерной матерью, хотим вечером обнять после семейного ужина. Только вот им это не нужно. И сколько ты ни будешь биться, а не посадишь ее подле себя. — Татаров-старший вздохнул. — Поэтому я и пытался устроить твою жизнь так, как положено, чтоб ты не наступил в этот капкан. Но не вышло. Ты сам жаждал его найти.

* * *

Лето заканчивалось. Ветер гонял по тротуарам первые желтые листочки.

Администратор салона красоты попросила Петра больше не приходить, потому что Ванда уехала за границу по работе от рекламного агентства. Кажется, пора было ставить точку. Теперь уже насовсем.

Чертики скреблись внутри, озирались, как потерянный в торговом центре ребенок. Не один вечер Петр провел в тягостных раздумьях.

Любила ли его Ванда? Возможно. А возможно, ей было удобно с ним. Хотя, если бы не любила, то ситуация с выходкой Анжелики не повлекла бы такие последствия. Сложно.

Где-то в душе Петр таки ощущал себя виноватым за то, что невольно засматривался на рыжую девчонку. За то, что позволил длиться этим нескольким треклятым секундам. За то, что пошел у чертей на поводу. Опять.

Мать рассказывала, что у Марии все налаживается. Выходка в баре каким-то чудом не достигла ушей Галины Анатольевны. Зато новый ухажер души не чаял в своей учительнице.

Петр даже нервно усмехнулся. Вот она, его карма — остаться ни с чем, точнее ни с кем.

Всю жизнь коварные черти требовали пищи. А в итоге предали ту, которая давала её в избытке.

Телефон зазвонил:

— Петь, привет! — голос Николая выдернул Татарова младшего из тягостных размышлений. — Пришла девушка на собеседование, подъедешь?

Петр пожевал губами.

— Скажи, что мы ищем парня на эту должность. Да, и напиши то же самое в тексте вакансии на сайте.

— Понял, сделаем, — Николай, как показалось Петру, понимающе хмыкнул и отключился.

***

Татаров-младший выпрямился и внимательно посмотрел на свое отражение в зеркале. Черти больше не будут им помыкать. У них нет совести, чести и стыда. Только голодная жажда новых приключений, которую нужно жестко подавить.

Петр открыл книгу с контактами в телефоне и, выбрав номер Ванды, сначала занес его в черный список, а потом удалил. Воспитание началось.

КОНЕЦ РАССКАЗА



 

Вилена М