Стойкий оловянный солдатик...

Квакин ждал за углом, как ждут берега капитаны,
На встречу с футляром, маленький шёл человек.
В глазах у того, кто с футляром - папа и мама,
В глазах, кто был в кепке - простой шпингалет.

Мы жили в трущобах, на самых задворках Арбата,
Там, если честно, каждый метр - антик.. Cвет туши.
 - Из окон Шульженки поют и стихи читают Булаты,
В песочницах с голыми попами, Збруевы и Кваши.

Я рос не спеша, как растут под Овьедо маслины,
На стене прибавлял втихаря пару лишних штрихов.
Я не знал, ни запаха водки, ни табачного дыма,
Нe пускал пузыри от обидных, терзающих слов.

Я учился играть на оставленной дедушкой скрипке,
Вводил целый двор в состояние зомби - зверей.
Даже местный «Савранский», вызывал у соседей улыбку,
У того ИЖ - планета, а у нашего мощный Харлей.

Шло к сентябрю. Скоро кончится ягодный август.
Я с футляром иду, замечательный кажется день.
За углом, как в замедленной съёмке - тихо и плавно,
Мишкина в кепке, на асфальте маячила тень.

Квакин ждал за углом, как ждут берега капитаны,
На встречу с футляром, маленький шёл человек.
В глазах у того, кто с футляром - папа и мама,
И зажатый в руке оловянный с ружьём «оберег».