Глагол

 
Резонирует поволокой серое утро. Дымка.
Ночь оголтело глядит вперед: вагон.
Промелькнувший прохожий в глазах застыл – икринка:
То ли явь? то ли обычный сон?
Будничным вечером уже хохотливо мается
уставший воздух, перемешавшийся с суетой,
кто-нибудь теперь наконец раскается,
кто-нибудь должен сказать – «а мой!»,
мы видели, мы создавали движение
раскатистых хороводов в конце строки,
another причастие втаптывает стихотворение
в глубокую бездну большой неземной руки,
мы что-то искали, мы звали, мы думали,
теперь уже будет иное в иных мирах,
и мысли впотьмах до конца укутали
в сознание прошлого, как «ох» и «ах».
 
Я брел по дороге. Пахло резедой. Луна.
Настроение едко давилось большой судьбой.
Контрал цэ шлепал по листе – мошна -
в контрал вэ навсегда и одной рукой,
буквы сбивались то ли в ряд, то ли в крикливый сонм,
уполаживая верность на пустоту,
и снова явь, и снова глубокий сон,
и снова глубокий стон,
и снова глагол во рту,
буреломно в вертепе будничных едких глав
соло прижав навсегда в ледяной оскал,
я плевался на изморозь старых трав
под ногами, которые шли, устал,
кружилось новое в неприклонность дня,
осознавая не то приличие, не то мораль,
трамвай по рельсам визжал: «hernя»,
ставя будущность на пастораль,
уставя взор в одинокое хвойное, в ночь,
потому что не знаешь, чего теперь,
соседка качала в коляске большую дочь,
сосед закрывал за нею дверь,
так описанье пространства диктует слог,
так падает в небе пустом звезда,
так чувствует пагубность прошлого – не одинок –
теперь, на столетье, о да!, о да!,
уже не жаль не искринок в немом глазу,
уже проходит событие за другим,
уже роняет октябрь на пол слезу,
а мы танцуем, едим и спим.
Технически ямб превосходит в разбег хорей,
И новое утро сомкнувши влетает днесь,
Строка за строкой бежит, догоняет – дней -
Которым ни счесть числа – до остатка – взвесь.
Я падал лицом, спотыкавшись о мелкий хлам
Неприбранных улиц, скверов и площадей,
И снова вставал approx., увидя дам,
И так мне казалось, что лучше б я был одней,
Раскидистым шарфом, радугой у крыльца
Опоясан путь путнику на меже,
Чтобы кто-то мог, в конце концов, сомкнуть уста
Не в исподнем стоя, но в неглиже,
Барабанной дробью колотит по крыше дождь,
Солнце уходит в зенит - в округе тишь.
На коне проскакал довольный вождь
С намеком на антрациты.
Стой - где стоишь!
Господь разрешит продолжение жизни, так
Бывает обычно, без лишних драм,
Я слушать других был большой мастак,
Упиваясь собою и  what a fuck,
Такой бедлам.