Вишнёвый Сад

   У каждого из нас в жизни должен быть, уж коль не вишнёвый, то просто - Сад. Ведь он, Сад, как и мы, рождается, мужает, стареет и умирает.
   Одно лишь отличие - у Него это происходит ежегодно, и каждый раз, умирая осенью, он, как птица Феникс, возрождается весной... Вот так бы и нам! Но, увы... Не дал Бог бодливой корове рога!

Всё чаще во снах я брожу по вишнёвому саду,
В кипени древа и жужжит растревожено пчёлка...
Не время ещё моему шелестеть листопаду:
Поют соловьи и кукушка ещё не умолкла.

И травы густы, и тепло, и лесная поляна,
И тропка крута, и моя ненаглядная рядом,
Безумием ласк и весельем души обуяна,
Сожжёт ведь дотла всё вокруг своим девичьим взглядом.

И...горе моё, и кому же ты сделала больно,
Коль рядом лишь я да во тьму уходящее лето,
Сердечно в груди всё звенит и звенит колокольно,
Оно для любви, что пылает-искрится, раздето.

Зима на носу, а вернее, она уж под носом,
Морозцем крутым прихватило у прясла калину,
Судьбу не кляну, побродил по снегам я и росам,
Жалею лишь тех, кто долбить будет мёрзлую глину.


                * * *

Туда, где Сад Вишнёвый Прошлого её
Бреду и я, её виконт достопочтенный,
И как она дождём, главой седой о стены,
Забыл коль, вспомнить чтоб - испытанный приём.

Живу я здесь, где предрассветная заря,
А вслед за ней сто тысяч солнц до кромки бора,
Хоть с длани пей – настой целительный кагора,
Лишь только ей одной, златой, благодаря.

А так бы ввысь, цепляясь за душу руками,
За журавлём, что ныне тих, за облаками,
Крича, что жив ещё пока, и что дышу,

Но не к Нему, ещё не времечко наверно,
Ведь там внизу так мерзопакостно от скверны,
А чтобы стать её губителем - к Ковшу.


                * * *

Я помню дивные вишнёвые сады,
Они и ныне в дебрях снов моих всё те же,
В накидке розовой и стыд чей горький сцежен,
В подойник памяти пригорком слободы.

И тропкой к отмелям пруда, и тишиной
В посадках светлых из акации и клёнов,
И оземь яблоком невызревшим зелёным,
Коль волны чьих-то завываний за спиной.

Чтоб в щелку в пряслице и сразу в лопухи,
А там и с пазухою полною безверий,
Сквозь крики кротко-терпеливые под берег,
Фруктовой младости замаливать грехи.

Где выпит был он, этот стыд, до звёзд на дне…
Успел ведь снова я из Будущего к весям,
Тех юных хрустов на рывок и равновесий,
Коль вижу лик твой настороженный в окне.

И слышу звуки, то бесцветней, то бодрей,
Уж ясно солнышко, отмаявшись, уснуло,
И на пол грязный опрокинутого стула,
И шелест листиков увядших сентябрей.

Ведь помню всё я, оттого и там болит,
И рвётся горлицей в открытое окошко,
Где снова сад тот и к пруду немому стёжка…
Знать, скоро колокол прощальный зазвонит!..


                * * *

Сад загрустил, на веточках
Кое лишь где листва,
Гуще паучья сеточка,
Чем под ногой трава.

Яблоки, что не спрятались,
Где-нибудь в закромах,
С голой землёй посватались-
Будут зверью корма!

Вишенка, как покойница -
Время любви ушло,
Всё скоро снегом скроется,
Радость, мирское зло…

Лист, золотой и бежевый,
С яблоньки, словно в бой…
Где же вы годы, где же вы,
В коих я был с тобой?..


                * * *

Наполнен сад духмяным маем
И духом ландышей залит,
Мы с ним друг друга понимаем,
И оттого внутри болит.

Ведь встречам нашим полстолетья,
И в душах хоть ещё млады -
Не распускаются соцветья,
Не появляются плоды.

Теряем с каждым годом связи
С землёй, что нас взрастить смогла,
Печаль-тоска в бессвязной фразе,
Знать, наша жизнь с тобой прошла.

Хотя во тьме ещё мы может
С тобою вслух поговорить,
О чём-то светлом и хорошем,
О том, зачем нам нужно жить.

Ведь мы с тобой в духмяном мае,
От нас хвала ему и честь,
Одно лишь я не понимаю,
Ведь если жив, то значит - есть!


                * * *

Неба стылая синь, дерева по макушки в снегу,
От тропы, что к Тебе - лишь следы неизвестного зверя,
От заката - сугроб неподвижно-косматый под дверью:
Не проникнуть в весну, не сорвавшись на крик, на бегу.

Не вползти в Тишину, не окликнув ноябрьскую глушь,
Набежавшей, не вдруг, из-за гребня завьюженной горки,
В окаймлении туч, изумрудно-рубиновой зорьки,
Как и маслу не внять, не познав акварели и тушь.

Не соткать Полотно, коль нужды в Одеянии нет,
Если так, то и Сад, погружённый в безлюдную стужу,
Только мне, разве что, да златому закату и нужен,
Чтоб увидеть в конце покаяний божественный свет.

Что мой Сад для меня?.. Может быть серебристый елей,
Меж неровных на лбу от бессонницы старческой линий,
Или всё ж в сентябре, золотисто-малиновый иней,
На холодной от мги и ненастий ладони моей.


                * * *

Мой Сад, мой Дом - уже вы старики,
Я сам уж сед, а кажется и не жил,
Ну там девчат - любил, как мог и нежил,
Да провожал закаты у реки.

Забыл уж всё: и зимы холодны,
И белый май, и лета луг душистый,
И в сентябре поток речушки чистый,
И блеск в ночи над хатою луны.

Судьбы моей скалистый серпантин,
Где русский я, казах и армянин -
В одном лице - страна у нас такая,

Исчезнет всё, и Дом, и старый Сад,
Исчезну я, по жизни - ретроград,
Но будет Русь - она частичка Рая.


                * * *

Я помню чудные вишневые сады,
В чьих дланях нежась, засыпал янтарный месяц,
А от жужжания очнувшихся кудесниц,
Искрились звёздами растаявшие льды.

И пахло прелью прошлогодней кутерьмы,
А между вдохами и выдохами - медом,
Да где-то в памяти - тюльпанами восхода
И гиацинтовою нежностью зимы.

Звенело скрипкой и в открытое окно,
Врывалось криком потревоженного утра,
И осыпалось лепестковым перламутром
На лист тетрадный, словно снег на полотно.

То было Время, чьи вишневые сады,
Во снах моих цветут и пахнут детства зноем,
От коих всплесков и во мгле мне нет покоя,
Оно повсюду, как и Памяти следы.


                * * *


Я помню чудные вишневые сады,
В чьих дланях нежась, засыпал янтарный месяц,
А от жужжания очнувшихся кудесниц,
Искрились звёздами растаявшие льды.

И пахло прелью прошлогодней кутерьмы,
А между вдохами и выдохами - медом,
Да где-то в памяти тюльпанами восхода
И гиацинтовою нежностью зимы.

Звенело скрипкой и в открытое окно
Врывалось криком потревоженного утра,
И осыпалось лепестковым перламутром
На лист тетрадный, словно снег на полотно.

То было Время, чьи вишневые сады,
Во снах моих и ныне пышут майским зноем,
И дышат детством босоногим и покоем
Средь сладкой кислицы и горькой лебеды.