Я увидел её впервые...

Я увидел её впервые закатным предмайским вечером:

её волосы, точно мёд, растекались прямо на плечи, но глаза серые, глаза ясные полыхали январским холодом, а рука сжималась в кулак. Сквозь неловкий вопрос языком непослушным, трепещущим, сквозь проложенный ею путь, что остался мной незамеченным, я внезапно себя ощутил разобранным, изувеченным, проникая в её бардак.

Необузданной, неизученной – вот какой оказалась её вселенная. Не терпевшая правил, порядка, не знававшая пут стеснения, как стихийное бедствие, где одно последствие – совершенно потерянный я.

Совершенно влюблённый я.

Мне бы когти рвать и метаться, выть, или лезть на стену. Её голос прекрасный, как сладкий сон, был подобен плену,

был подобен раю.

Я таких не знал и добровольно подставил вену.  Я отдал ей всего себя. А потом были годы: свидания и встречи, постель и счастливый брак. Поцелуй в веснушки, смятые подушки, и под грудью звучал набат.

Я был рад и весел, и я не заметил, что за дверью сгустился мрак, а душа облилась тоской.

____________________________
Я увидел её впервые за гнетущие, долгие месяцы расставания. Словно шанс второй –

поздний вечер,

май,

бестолковы мои скитания. Шанс найти её вновь сквозь толпу людей, её медных волос мерцание, только взгляд серых глаз пустой.

Как птенец из гнезда не дозревши дополна выпавший – до земли ещё не долетел, но успел разбиться и не помог бы ни медик, ни на сказочных принцах выросший –

вот какой я её нашёл.

И ни смеха звонкого, ни морщинки упрямой, выступающей меж бровей. Сквозь дороги старые и уже привычные я довёл её до дверей, а за ними страшное – беспорядка прежнего не собрать из её вещей.

Здесь как будто никто не жил.

Я впервые увидел её такой – куклой с прямой спиной, словно сердцу в ней не биться. Идеальный порядок, в каком жил я когда-то сам, здесь досадно успел прижиться.

Дикий вырвался вой наружу –

разве же я не вправе злиться?

Она молча смотрела вдаль.

Я не смог сдержаться, и орал, и плакал, разграбляя нагло её шкафы. Зарождался хаос, а я думал: «Ну же! Встань, плесни мне в лицо воды! Распеки за свинство, слова, за ругань, хоть за что-нибудь распеки! Сгоряча по щеке ударь! Разорви рубашку, оставь, как раньше, мне на теле следы ногтей! Дай свободу гневу, расплачься следом, отпусти наружу свою метель, разреши остаться, схвати за руку, опрокинь уверенно на постель!

Стань самой собой! »

Через сетку мыслей сумел пробиться её тихий, сердитый всхлип, звон посуды битой, и наконец-то её гнев превратился в крик, а глаза упрямые полыхали, и я понял, что крепко влип.

Что я крепко-прекрепко влип

и вернулся

домой.