Смотреть и не видеть

Смотреть и не видеть
Критический разбор с элементами дискурс-анализа
одной критической статьи
 «О новом переводе одного сонета Шекспира» (ЛГ №39 - 6953)
Я думаю, что арт-мафия создала абсурдную,
в чем-то опасную ситуацию в нашей сфере,
сделав талант надувательства еще одним
видом искусства.
Михаил Шемякин

Стоит ли внимания профессионалов критическая статья постоянного автора ЛГ Константина Комарова, которая была опубликована в № 39, (02-08 октября 2024 года) в рубрике «Портфель «ЛГ» - литературный резерв»?
Стоит ли внимания читателей «новый перевод» 24-го сонета «современного стихотворца»  Алексея Прохорова, как предмет критического разбора вышеупомянутой статьи?
Стоят, и очень пристального. Ведь они затрагивают Уильяма, нашего, Шекспира.
Не хотелось бы выступать в качестве лесковского «бесстыдника», изобличая коллег по цеху, но noblesse oblige.
В качестве ремарки: указанная статья написана экспертом от литературы К. Комаровым, судя по всему, в парадигме концепции Р. Барта «о смерти автора», выступавшего, как известно, против традиционной литературной критики, в которой бэкграунд, намерения и биография писателя включались бы в интерпретацию его текста. Критик ничего нам не сообщает об авторе «нового перевода», кроме имени и фамилии (одно это уже избыточно). У А. Прохорова будто нет ни собственно литературного имени, ни личной истории, ни хронологии его творчества, ни публикаций. Его философские и социокультурные взгляды также не обозначены. Таким образом, «новый перевод» и его создатель «структуралистски» отчуждены друг от друга, дабы ничто не помешало читателям воспринимать новоявленный «скриптерский» текст.
Вот он:
мои глаза лучами из души
на холст из сердца образ твой перенесли,
и тело стало рамой перспектива чувствам
нужна чтоб нам увидеть их в любом искусстве.
Не зная автора не разглядеть его творений
без автора мы видим только собственные тени,
но истинный портрет там в мастерской души
за стёклами глаз фотокамер золотом расшит
О как прекрасно видеть истинное я
я вижу лишь тебя а ты меня
и свет из фотокамер божий свет,
нам дарит истинного я портрет
И только зная автора мы избежим обмана
смотри на автора, не отвлекаясь постоянно

Не будем пока останавливаться на текстологических несоответствиях, косноязычии и пунктуационном беспорядке новой версии, т.к. литературовед К. Комаров, давая комплиментарную оценку тексту «нового перевода», особо отметил конгениальные смысловые трактовки, предложенные «современным стихотворцем». Что ж, смыслы – моя стихия.
Отмечу, что, начиная с заголовка статьи - «Смотреть и видеть», критик манипулирует читательским восприятием, предвосхищая реакцию заинтересованности и положительной оценки работы, надо полагать, априори «всевидящего» творческого тандема в лице автора и критика, обеспечивших этот дискурс в стиле Джозефа Овертона, или, по-нашему, кривого зеркала, способного превращать форменные недостатки в очаровательные достоинства. Кстати, подобные свойства восприятия, присущие околдованному любовью субъекту, неоднократно отмечал в своих сонетах Шекспир.
 
Из 137-го:
                Любовь слепа, иль это я ослеп.
   Глазами вижу и глазам не верю!
   Где красота не оставляла след,
   Туда влечёт. Какою мерой мерю? //
Из 148-го:
О, я ослеп! Через глаза любви
Я созерцаю необычным зреньем!
Пусть здравый смысл прозреньем наградит,
А зренье станет предостереженьем! //
Из 150-го: 
Откуда у тебя талант и воля
Дурное красотою наделять?
Ведь худшее в тебе я поневоле
Стал лучшим среди лучшего считать. 

По-видимому, из любви к искусству критик К. Комаров «прощает» переводчику «узаконенное отсутствие знаков препинания», называя подобное небрежение приёмом намеренного «разрушения хрестоматийного глянца» в целях реализации «в духе времени» «потоковости разворачивания», добавим: расползающихся мыслей невнятного сообщения. Литературовед Комаров находит «примечательным и своеобразным», на мой взгляд, непрофессиональный и, по всей видимости, случайный уход переводчика от «метрической гладкости» сонетной формы. Как же! Анжамбеманы, лишние или недостающие стопы, после дольников Бродского - наше всё. В поддержку этой сбивчивости критик приводит в пример кредо футуристов: «чтоб запинались» и вдумывались. Смена рифмовки с перекрёстной на парную и вовсе прошла мимо стыдливо прикрытых глаз критика. Зато литературовед не преминул отметить в качестве «находок» «концепты», которых в 24-м сонете попросту нет. Воистину находки! Спрашивается, из какого сора? В частности, критик отмечает «удачно найденные» «лучи» и «фотокамеру». Сюда же отнесена ещё одна «находка» сриптера-переводчика, которому показалось, что в тексте Шекспира не хватает «концепта души», и он поспешил восполнить данный пробел. Как на это реагирует критик, считающий себя в свою очередь литературным переводчиком?  Поддерживая «новый перевод», Комаров характеризует эту «находку» как достижение «дополнительного измерения», косвенно соглашаясь с тем, что этого «измерения» как раз и не доставало Шекспиру. Литературовед, наверное, забыл, что душа по сути является синонимом или ассоциативной составляющей понятия «сердце», поэтому не требует введения отдельной сущности и, по крайней мере, не создаёт никакого дополнительного измерения. Основополагающий вопрос, который не потрудились задать себе ни критик, ни переводчик: что есть перспектива и от чего требуется отталкиваться, интерпретируя 24-й сонет? Стоило ли следовать заданной Шекспиром интенции, в том числе прикладной роли перспективы в эпоху Ренессанса? Стоило ли обратить внимание на метафизический план значения перспективы, обусловленный этимологией от фр. рerspective - итал. рrospettiva - лат. рerspicere, и призывающий ясно видеть, смотреть сквозь, проникать взором, пристально рассматривать, что собственно и означает «смотреть и видеть».
С «новым переводом» Прохорова что-то сразу пошло не так. По факту, дуализм, как один из центральных идей герметизма и гностицизма, вшитый в шекспировский контекст, показался тандему критика и переводчика недостаточным. Трёхмерность ментально привычнее. Угу. Отсюда вытекает полнейший слом логики и смыслового содержания сонета. Художественная перспектива становится «перспективой чувств» фотографа(?) – лирического героя, изобретённого им же. Допустим, Алексей Прохоров думал о том, что для выражения бесконечной палитры чувств и воплощения их в искусстве требуется столь же бесконечная перспектива развития органов слуха, зрения, осязания и прочего, или о том, что, для целей более безошибочного воплощения действительности в искусстве фотографии, требуется непрерывное совершенствование фотооптики. Действительно, эмоции, чувства, (преимущественно, шестое из них), требуется художнику для разгадывания смыслов и их воспроизведения в перцептивно-рецептивном акте творчества, в том числе переводческого. Наращивая труд «души» и умножая палитру чувствования, мы действительно способны приблизиться к постижению и воплощению своего замысла. Пусть смена логики станет для автора «нового перевода» частным открытием обратной перспективы. Тем более, что в 24-м сонете она подразумевается. Но фабула сонета заключается не в этом. Переводчик не увидел и не прочувствовал шекспировской перспективы в понимании недостижимости божественной истины (красоты), в контексте диалектики формы и содержания. Самое высочайшее искусство никогда не сможет превзойти Творца и Его творение. Мы бессильны придать конечную совершенную форму бесконечно ускользающему от нас таинственному содержанию. Всё искусство – подделка, подражание ранним образцам или их совершенствование в поиске новых форм для старого содержания. Об этом не раз говорит Шекспир в своих произведениях. Не правда ли, французские философы не сообщают нам ничего нового, лишь переливают из пустого в порожнее (разводят пожиже древние знания).

Сонет 67, 2-я строфа, перевод С. Маршака:
 
Зачем искусства мертвые цвета
Крадут его лица огонь весенний?
Зачем лукаво ищет красота
Поддельных роз, фальшивых украшений?

Сонет 68 заключительное двустишие (замок или ключ), перевод И. Белышевой:

Взойдут природы вечной семена,
Поддельна жизнь в искусства плевелах.

Гамлет: Какое чудо природы человек! Как благородно рассуждает! С какими безграничными способностями! Как точен и поразителен по складу и движеньям! Поступками как близок к ангелам! Почти равен богу – разуменьем! Краса вселенной! Венец всего живущего! А что мне эта квинтэссенция праха? Мужчины не занимают меня и женщины тоже, как ни оспаривают это ваши улыбки (Перевод М. Л. Лозинского).
Отличие Шекспира заключается в том, что он воспевает жизнь и верит в Человека. Нынче это не модно.
Конец лирического отступления.
***
Итак, по моему утверждению, из текста оригинала следует, что речь в сонете идёт о перспективе диалектического взаимодействия формы и содержания, которые преломляются в субъективном видении Художника при посредничестве Наблюдателя, в качестве которого выступает Солнце (Всевидящее Око).
Вернёмся к фотокамере. Предположительно, современный скриптер-стихотворец Прохоров не углублялся в синонимические ряды, ради поиска эквивалентов, а полностью доверился Яндекс-переводчику. Действительно, мог ли нейропомощник предложить какой-то иной вариант перевода true image pictured lies, кроме как: «истинный образ на фото». Фотоискусство актуально сегодня, как никогда. Текст 24-го сонета (как и все сонеты) Шекспира.  многоплановый и предполагает несколько контекстных структур В каком-то прочтении, действительно, становится похоже, что мы наблюдаем описание сamera obscura. Собственно, к ней, как к метафоре, и прибегает Шекспир.
Тогда, действительно, почему бы в самом деле не переосмыслить глаз Художника или Всевидящего Ока (Солнца) в качестве кино(фото)-глаза Дзиги Вертова? Трансгуманизм вам в помощь, уважаемые. Зачем следовать концептам старика Шекспира, писавшего нам о том, что божественные законы перспективы способны помочь в стремлении истинного отображения мира, оставляя тем не менее тайну мироздания нераскрытой. Зачем принимать в расчёт, что открытая в эпоху Ренессанса художественная перспектива активно обсуждалось в творческой среде и стала обязательной для художников, в том числе в развитии театрального искусства. Шекспир не мог избежать её осмысления.
Предположим, что последователи последователей многочисленных переводов сонетов, в том числе самых авторитетных, характеризующихся рациональной вольностью, обусловленной превосходящей номинальной плотностью английского языка, дозволяют себе, подобно Маршаку, столь же вольное обращение с текстом оригинала, проносясь кто на зелёный, кто на красный свет по автостраде свободной интерпретации. Но результатом бездумного отчаяния становится убийственное, и для переводимого текста, и для репутации переводчика, литературное происшествие.
Допустим, фотокамера есть метафора для глаза (подчёркиваю: исключительно для одного глаза, т.к. двумя камерами синхронно из одной точки схода не снимают, а добавление точек схода искажает перспективу и, следовательно, реальность (истину). Всевидящее Око, или Солнце – одно, и у Шекспира в первой строке речь идёт об одном глазе и, затем, о Солнце в 11-й строке. Допустим всё на свете. Ты есть скриптер-интерпретатор, ты - промежуточный автор.  Ну так сделай внятным своё видение, справляйся с поставленной задачей. Подари нам этот новый взгляд. Blow-up так blow-up. Но вместо этого, сплошь смешение одного с другим, с третьим, с четвёртым и ни с чем.
Что тут скажешь. Прохоров, продемонстрировавший нам зачатки понимания прочитанного текста, попытался, при помощи возникающих по ходу прозрений (как без них в общении с Шекспиром?), раздвинуть своё ограниченное видение и постичь смысл, заложенный автором в сонет, и ему отчасти удаётся «поймать волну», но логические ошибки, косноязычие (ввиду ограниченности словаря), введение отсутствующих в оригинале «концептов», искажение интенций, заданных великим драматургом, купирование шекспировской лексики, ради привнесения своей мыслительной и лексической  убогости, повергает в шок и недоумение по поводу того, как вообще такой перевод мог стать предметом критического анализа в Литературной газете. Толерантность зашкаливает. Нас ведь не домашним заданием ученика 8-го класса пытаются увлечь со страниц писательской газеты, а, как, почти безлично, указано в начале статьи, - «новым переводом» «современного стихотворца Алексея Прохорова».


Приступим к построчному дискурс-анализу и прокомментируем техническую сторону «нового перевода». Для маломальского понимания «новой» интерпретации 24-го сонета мною проставлены отсутствующие в тексте перевода знаки препинания. Чередование строчных и прописных букв оставлено без изменений. Восклицательными знаками отмечены выявленные несуразицы (нонсенс) или несоответствия оригиналу.
Здесь же приведён метафразис (подстрочник) в качестве каркаса для интерпретации.

1-й катрен (построчно):

ОРИГИНАЛ 1-й строки: Mine eye hath played the painter and hath stelled
Подстрочник 1-й строки: Мой глаз обладает искусством художника и запечатлевает
Перевод Прохорова: мои глаза(!) лучами из души (!)
Комментарий к переводу: имплицитное утверждение; во-первых, в оригинале не случайно речь идёт об одном глазе.  В качестве отступления: действительно, согласно представлениям эпохи Ренессанса, в основе механизма зрения лежали лучи, исходящие из глаз (но никак не из души (сердца). Упоминание об этих лучах мы находим в 114-м сонете: сreating every bad a perfect best, аs fast as objects to his beams assemble, но о них нигде не упоминается в 24-м сонете.

ОРИГИНАЛ 2-й строки: Thy beauty's form in table of my heart;
Подстрочник 2-й строки: форму твоей красоты на скрижаль моего сердца
Перевод Прохорова: на холст из сердца (!) образ твой перенесли,
Комментарий: из сердца Образ перенесли на холст, разве? Или холст сделан из сердца? У Шекспира холст или скрижаль – это и есть сердце, на котором глаз Художника запечатлевает форму отображаемого образа.

ОРИГИНАЛ 3-ей строки: My body is the frame wherein 'tis held,
Подстрочник 3-ей строки: Моё тело является рамой (каркасом), где это содержтся
Перевод Прохорова: и тело стало рамой, перспектива чувствам
Комментарий к переводу: См. подстрочник.

ОРИГИНАЛ 4-й строки: And pеrspective it is best painter's art.
Подстрочник 4-й строки: Перспектива – это лучшее в искусстве живописи
Перевод Прохорова: нужна, чтоб нам увидеть их(!) в любом искусстве,
Комментарий к переводу: их – это кого? Чтобы увидеть чувства в искусстве? – логическая ошибка, искажение смысла. В своём тексте Шекспир подразумевает необходимость в искусстве, линейной художественной перспективы, которая была открыта в эпоху Ренессанса и активно обсуждалась в творческих кругах того времени.

2-катрен (построчно): 

ОРИГИНАЛ 5-й строки: For through the painter must you see his skill
Подстрочник 5-й строки: Ибо через (мастерство) живописца тебе надлежит увидеть его способность
Перевод Прохорова: Не зная автора, не разглядеть его творений (!)
Комментарий к переводу: полностью авторский «афоризм» переводчика. У Шекспира подобное утверждение отсутствует. По смыслу 24-го сонета, магия творчества заключается в том, что в своих творениях, художник, изображая явное, непроизвольно сохраняет завесу тайны, т.к. истина постоянно ускользает от него, бесконечно отодвигаясь от земного демиурга. По сути, чем больше художник в своём творчестве приближается к истине, тем гениальнее его творение, и, чем гениальнее творение, тем оно ближе к истине. Это и есть бесконечная перспектива и диалектика формы содержания в контексте приближения искусства к вышним образцам, в тщетном подражании небесному Демиургу, т.к. искусство даёт нам только слепок мира и не способно оживлять созданное им.

ОРИГИНАЛ 6-й строки: To find where your true image pictured lies,
Подстрочник 6-й строки: отыскать твой истинный образ в лукавом изображении
Перевод Прохорова: без автора мы видим только собственные тени (!),
Комментарий к переводу: Тени – сущности, порождённые переводчиком Прохоровым. Подобное утверждения в 24-м сонете отсутствует, хотя оно вполне в рамках контекста: познать мир, себя или другого без обращения к Создателю – Вечному Автору, невозможно. Фигурально, останешься в пещере Платона среди теней (мой подарок Прохорову и Комарову).

ОРИГИНАЛ 7-й строки: Which in my bosom's shop is hanging still,
Подстрочник 7-й строки: Таким, каким он запечатлён в лоне (мастерской) моего сердца,
Перевод Прохорова: но истинный портрет там - в мастерской души,
Комментарий к переводу: нет слов о душе в шекспировском оригинале. По Шекспиру, душа и сердце суть одно. Но истинный портрет, действительно, где-то «там», вне досягаемости, в особенности, для невдумчивых переводчиков.

ОРИГИНАЛ 8-й строки: That hath his windows glazd with thine eyes.
Подстрочник 8-й строки: В которой окна остеклены твоими глазами,
Перевод Прохорова: за стёклами глаз фотокамер золотом расшит (!!!)
Комментарий к переводу: Обоюдное посредничество глаз и сердца в перспективе обнаружения истины переводчик заменил посредничеством фотокамеры. Беда в том, что в оригинале нет данной фигуры речи, как и нет портрета, расшитого золотом, от слова совсем.

3-й катрен (построчно):

ОРИГИНАЛ 9-й строки: Now see what good turns eyes for eyes have done:
Подстрочник 9-й строки: Теперь оцени услугу, которую глаза оказывают друг другу:
Перевод Прохорова: О как прекрасно видеть истинное я
Комментарий к переводу: Данное утверждение отсутствует у Шекспира. Сонет не об этом.

ОРИГИНАЛ 10-й строки: Mine eyes have drawn thy shape, and thine for me
Подстрочник 10-й: Мои глаза изобразили твой облик (форму), а твои для меня
Перевод Прохорова: я вижу лишь тебя, а ты меня,
Комментарий к переводу: логическая ошибка переводчика. Шекспир здесь использует распространённую в лирике Возрождения метафору о влюблённых, которые видят друг в друге свои отражения. То есть я вижу себя в тебе, а ты видишь себя во мне. В соответствии со смысловыми интенциями 24-го сонета, такое зрение невозможно без божественного посредничества - света Солнца (Всевидящего ока), проникающего через окна наших глаз и читающего наши сердца, которое подсвечивает стремление и обеспечивает результат усилий человека познания (человек Возрождения - мера всех вещей). При этом достижение им полного совершенства (преисполненной идентичности), как окончательной разгадки тайны бытия, бесконечно отдаляется.

ОРИГИНАЛ 11-й строки: Are windows to my breast, where through the sun
Подстрочник 11-й строки: Являются окнами моей груди (сердца), сквозь которые солнце
Перевод Прохорова: и свет из фотокамер - божий свет (нонсенс!)
Без комментариев.

ОРИГИНАЛ 12-й строки: Delights to peep, to gaze therein on thee.
Подстрочник 12-й строки: обожает подсматривать и вглядываться в тебя.
Перевод Прохорова: нам дарит истинного я портрет
Комментарий к переводу: Свет из фотокамер, по определению, отсутствующее в природе и технике понятие, тем более отсутствующее в 24-м сонете Шекспира, о чём говорилось выше. Данный «концепт» попросту натянут переводчиком на глобус своего восприятия или недомыслия. Включение подобного образа сопряжено со сложностью трактовки всего сонета, в соответствии со вновь изобретённым модернистским контекстом (возможно, свет из фотокамер – это вспышка), с чем наш переводчик категорически не справился. Мы видим лишь туманные неосознанные наброски, растворившие в себе для пущей туманности всё, вплоть до знаков препинания. Но что, в процессе «незаинтересованной» поддержки, проделывает наш доброжелательный критик? Он, в свою очередь, натягивает на «глобус» переводчика философию Сьэзен Сонтаг, ссылаясь на сборник её эссе «О фотографии». Может показаться, что литературовед преследует цель добавить респектабельности невнятному тексту «нового перевода» и лишний раз блеснуть своей эрудицией. Но по Сонтаг, акт фотографирования есть акт агрессии. Фотография ворует, присваивает, насилует, притупляет, убивает, огорчает и, тиражируя, бесконечно ризомирует реальность, превращая её в постмодернистский компост. Фотоснимки – это всегда о смерти, токсичном стыде и непродуктивной ностальгии. Фотография есть мёртвое о мёртвом и некрофилическое одновременно, недостоверное ничто (нечто), часто фейк, застывший кадр - цитата, вырванная из контекста. Фотография есть симулякр исчезнувшей реальности, насилующий, совращающий и нервирующий лакановского субъекта. «Тёмные сделки между правдой и искусством»  - это, безусловно,  не о Шекспире. Здесь критик бессознательно, по Фрейду, но подстраховался: «новый перевод» - труп.

Сонетный ключ (построчно):

ОРИГИНАЛ 13-й строки: Yet eyes this cunning want to grace their art,
Подстрочник 13-й строки: Всё же глаза, с присущей им ловкостью, стремятся к отражению совершенства (формы) в своём искусстве
Перевод Прохорова: И, только зная автора, мы избежим обмана
Комментарий к переводу: Абсолютно мимо текста оригинала. Но в рамках смыслового контекста. При условии, что речь идёт о Вышнем Авторе. В завершение Шекспир будто нарушает гармонию сюжета, констатируя, что искусство человека не способно встать вровень с Творцом. Стремление к достижению совершенства – это дерзость человека, поощряемая Создателем, Сияющий доброжелательностью взгляд вечно испытующего нас Всевидящего Ока. И ничего нет нового под Солнцем. Всё тщета. Но земные демиурги - гностики и пифагорейцы, герменевты и алхимики, художники и поэты, архитекторы и философы всеми силами стремятся к поиску истины и красоты. Их устремления лишь отчасти реализуются благодаря подаренным Творцом законам: всеохватывающей перспективе, золотому сечению, последовательности Фибоначчи и т.п., не говоря о нравственных законах.

ОРИГИНАЛ 14-й строки: They draw but what they see, know not the heart.
Подстрочник 14-й строки: Но они рисуют только то, что видят, будучи неспособными проникнуть вглубь сердца (содержания).
Перевод Прохорова: смотри на автора, не отвлекаясь постоянно.
Комментарий к переводу: примитивный по форме вымышленный вывод, по смыслу не оторванный от контекста. В сонетном ключе, который по определению должен заключать основную мысль и звучать как афоризм, у Прохорова отсутствуют главные концепты оригинала: сердце и глаза, а также игнорируется мужская рифма). Для наглядности, привожу в пример сонетные ключи других переводчиков:
Увы, моим глазам через окно (в груди)
Твое увидеть сердце не дано! С. Маршак

Но одного глаза не могут дать:
Рисуя лик, им сердца не видать. М. Чайковский

Но глаз рисует тело лишь одно -
Увидеть сердце глазу не дано. А. Финкель

Глазами слишком любим мы подчас,
Одно лишь сердце не обманет нас. И. Белышева

Пара оставшихся камешков в огород литературного критика.
В заключительной части своей статьи, после приличествующего перечисления явных технических недостатков «нового перевода», критик «умывает руки», сославшись на «не выжившего из ума» А. Цветкова, Ж.-П. Сартра и Б. Пастернака, но, к моему огорчению, констатирует, что «в целом перевод Прохорова интересен своим философским прочтением», переведя депозит ценностных активов, созданных Шекспиром, на депозит незадачливого переводчика. Шекспир, именно Шекспир - новатор, проложивший мыслительный путь через божественную перспективу видения от мира идей к их воплощению, от Всевидящего Ока к камере обскура, от Создателя к творению, от художника к его произведению, от субъекта к другому в диалектическом взаимодействии формы и содержания. Что же осталось от Шекспира в «новом переводе» Прохорова, воспетом на страницах Литературной газеты, если вечные смыслы, априори принадлежащие гениальному автору сонетов, были причислены критиком к достижениям переводчика? Спешу утешить дорогого «праздного» читателя. От Шекспира не убудет. Он лишь подсветил неистребимую истину, заключающуюся в данном случае, в фиктивности обоих субъектов: и переводчика А. Прохорова, и критика К. Комарова, задержавшихся в своём развитии «на стадии зеркала»   
И ещё один постулат прямой и обратной перспективы: если хочешь понять – переведи. Если хочешь перевести – пойми. Переведи в новый культурный контекст, но со знанием дела. Если ничего не понял, зачем браться за перевод? Если ты мёртв как автор-исследователь, отстань от букв. Достоверный пересказ или новая версия возможны единственно при условии досконального понимания, по крайней мере, собственной трактовки уловленных смыслов текстов и бытия. Адекватная критика, в свою очередь, предполагает наличие добросовестности, не в пример Пилату Понтийскому.
Что мы видим на страницах ЛГ? Упражнения литературоведа, увлечённо исследующего «новый перевод», отличающийся, по мнению автора статьи, конгениальностью трактовки. А между тем, выражаясь в ключе дискурса, данная трактовка является всего лишь мутным «фотоснимком». Мутным настолько, что объект фокусировки почти неразличим. Скриптер Прохоров, ратует всё же за «живого автора», и это радует:
И только зная автора мы избежим обмана
смотри на автора, не отвлекаясь постоянно, -
сформулировал и изрёк, как мог, наш «современный стихотворец».
Автор «нового перевода» безусловно жив, но беда в том, что рождение текста не состоялось, т.к. не состоялось рождения скриптера на этапе читательской перцепции. Как интерпретировать то, что не прочитано или не понято? Во истину, «не зная автора, не разглядеть его творений» (цитата из «нового перевода»).  Не зная Прохорова, нам не понять причин его плосковидения и бесталанности в обращении с языком.
И самый важный вопрос: состоится ли рождение «нового читателя» в процессе прочтения скриптерского перевода, не отделившегося от плаценты переводчика? И что это будет за читатель, который «схавает» прохоровские лексику и синтаксис вместе с его нео-образами, в виде «фотокамеры» и «расшитого золотом портрета». Ни один читатель, знакомый с текстами Шекспира, не согласится с наложением подобных ограничений на шедевральный оригинальный текст, даже в том случае, если критик, подобный Комарову, разжуёт и смочит собственной слюной «конгениальную трактовку» «нового перевода» в «ресторане» Литературной газеты.
Может показаться, что в современной парадигме ни фотография, ни портрет, ни автор, ни читатель, ни тем более переводчик не способны раскрыть сути отображаемого. «Теперь всё искусство стремится к тому, чтобы стать фотографией»  (читай, симулякром) -  ложный кульбит, при всём уважении к С. Сонтаг. Всё, да не всё. Фотографировать текст бессмысленно, еще бессмысленнее пытаться буквально «сфотографировать» ось его смыслов, что попытался сделать А. Прохоров. О кульбитах взаимного услужения - good turns, к слову сказать, упоминает в 24-м сонете гениальный прозорливец, образованнейший человек своего времени - Уильям Шекспир.
Априори, фигура Автора не довлеет над текстом, предоставляя читателю свободу трактовки. В этом нет никаких открытий. Но это не означает, что Автор и его замысел мертвы, или, что мёртвые по существу авторы равнозначны живым. Позитивные (животворящие) свойства автора проявляются в творчестве в той мере, в какой богонаправлено вопрошание трактователя. Бог не нарушает свободы, не блокирует разум, не насилует волю, не лишает рассудка. Служи «не букве, но духу, потому что буква убивает, а дух животворит» . Шекспировские произведения, как никакие другие, будучи вечно живыми в духе и истине, и «в отсутствие» автора, которого долгие годы пытаются отнять у себя же самого, способны порождать бесконечные смыслы во взаимодействии с читателями, т.е. то, за что так ратовал Ролан Барт. Уильям Шекспир настолько велик, насколько универсален. Его творения, подобно мирозданию, способны вместить любую трактовку.
Так что ж? Если автора нет, то всё дозволено? Возможно, именно уверенность в ненаказуемости и даже поощрении за порождение сумрачных сущностей или «собственных теней» (цитата из «нового перевода») привела к согласию нового скриптера Д. Прохорова и набирающего обороты, в современных литературных кругах, критика К. Комарова.
Бесспорен лишь один внечеловеческий (надмирный) постулат: смерть есть, её не может не быть. Кому же в большей степени угрожает смерть? Автору или тексту? Право, забавно задаваться подобными вопросами. It depends. Ещё опрометчивее, делать какие-либо радикальные высказывания на эту тему. Разве что, для целей структурализма. В последнее время участились случаи, когда «убийственные» интерпретации искажают первоначальный замысел автора, тем самым убивая текст и опосредовано его автора. Возможно, Р. Барт, в какой-то момент последовавший в своём теоретизировании за мейнстримом, неверно расставил акценты. К счастью, существуют рукописи, которые не горят, как и авторы, которые не умирают. Другие канут. Лишь бы их не реанимировали методом искусственного дыхания и переливания крови недобросовестные критики. Ведь именно читатель каждый раз оживляет текст, даже если тот безнадёжен. Поэтому, не злоупотребляйте своим статусом, делая рекомендации, уважаемые эксперты, и не кричите «браво» критику-некрофилу – «конгениальному» читателю, повивально присутствовавшему при сотворении очередного голема и принявшему этого новодельного отпрыска в свои заботливые литературные руки.
В заключение приведу цитату из С. Сонтаг, к сборнику эссе которой апеллировал Константин Комаров: «Интерпретация — это не просто комплимент, который посредственность платит гению. Это, действительно, современный способ понимания чего-либо, и применяется к произведениям любого качества» . Понимания!!! Интерпретация напрямую связана с пониманием и, в свою очередь, может быть «любого качества», в зависимости от перцептивных и рецептивных способностей интерпретатора, который может как раскрыть, расшифровать и передать замысел автора, так и, нивелируя или заблуждаясь, уничтожить его. Как говорил Сократ: «Нельзя стать хорошим рапсодом, не вникая в то, что говорит поэт; рапсод должен стать для слушателей истолкователем замысла поэта, а справиться с этим тому, кто не знает, что говорит поэт, невозможно». В этом случае стоит последовать совету Сьюзен Сонтаг и оставить шекспировский текст без интерпретаций, как предмет высочайшего искусства.