Ступени веры - 3. начало

             РАДОНИЦА

  Сегодня к 9:00 утра на кладбище собралось много народа, все ждали приезда иеромонаха Пахомия, батюшки нашего местного Свято-Покровского мужского монастыря. Всего у нас три батюшки. Иеромонах Пахомий, иеромонах Ираклий и игумен (настоятель монастыря) отец Алим. Как же здесь нынче красиво. Казалось бы, что может быть красивого на кладбище? Да всё просто, нужно только присмотреться.
  Разнообразие блестящих чистых памятников, покрашенные кресты, столы и лавочки, посыпан разноцветный песок, Сотни, массы живых и искусственных цветов, белые до боли глаз гранитные камушки на надгробиях. Всё в окрест разноцветное, пёстрое до ряби в глазах, чистое голубое небо, сочная, салатного цвета трава, тонкий аромат ладана исходящего из кадила иеромонаха Пахомия, нарядные люди. Сегодня, я стою с ним рядом, помогаю, держу кадило и когда надо подаю ему в руки. Сегодня ведь Радоница и, на кладбище служится панихида.

  Идёт всеобщая молитва за усопших, а так же по просьбе односельчан отец Пахомий подходит к могилам их близких и родственников. Не пропускает и могилы тех людей, которые давно ушли в мир иной, но при жизни служили в церкви с 1920 года по 1970.
  Но служили священники тайно на дому. А так же подходит к могилам иноков, схимонахини Ефросиньи, и к тем, кто помогал и был предан церкви до последних дней своей жизни.

  На большом столе перед иеромонахом Пахомием много записок с именами усопших которые он читает во время нынешней службы. Десятки пакетов и кульков с пожертвованием людей, это конфеты, печенье, шоколад, и многое другое.
  По окончании панихиды отец Пахомий благословляет людей серебряным крестом и, люди потихоньку расходятся до будущего года, до следующей Радоницы и Пасхи.

  Я сидя на скамейке присматривал за пожертвованием людей, а отец Пахомий вновь ходил и читал заупокойные молитвы по приглашению людей. Долго ли я сидел? Долго. Сидел и от нечего делать наблюдал за взрослыми людьми, их то и дело зазывали к себе другие люди, и у прихожан всё толще и больше становились пакеты и сумки от разных сладостей. И что меня удивило, ни один человек не разливал и не пил спиртного, его просто не было, НИ-У-КО-ГО. Таков уж сегодня день. Таков праздник.

      29. 04. 2025 год.

  МОЕМУ ДУХОВНОМУ ОТЦУ ИГУМЕНУ АЛИМУ, НАСТОЯТЕЛЮ НАШЕГО СВЯТО-ПОКРОВСКОГО МУЖСКОГО МОНАСТЫРЯ ПОСВЯЩАЕТСЯ В ЧЕСТЬ ЕГО ПЯТИДЕСЯТИЛЕТИЯ.

        ВРАЧ ДУШ

  Ты врач душ, ты спасаешь людей
  Если рана в душе, мы страдаем!
  И к тебе как к врачу, все волнуясь идём
  Всё что мучит, тебе излагаем.

  Пропускаешь ты всё через сердце своё.
  Как волшебник, всю хворь исцеляешь,
  Как Господь на кресте, умирая за мир,
  Все грехи на себя "забираешь".

  Вместе с нами скорбишь тайно в сердце своём
  Свою боль ты один только знаешь,
  Как бы не было плохо, всё равно ты идёшь
  Наши падшие души спасаешь.

  Нет в больнице лекарств и чтобы душу спасти,
  Врачи сами идут на леченье
  Да, отец дорогой! Да - родной наш Алим!
  У тебя они ищут спасения.

  С днём рожденья тебя и вот низкий поклон,
  И прожить ещё множество лет,
  Ты как лучик во тьме, ты как будто маяк,
  Подающий, заблудшим нам свет.

             СТУПЕНИ ВЕРЫ - 3 НАЧАЛО             

                ПРЕДИСЛОВИЕ

  В середине 90-х, на территории нашего Свято-Покровского мужского монастыря на месте храма Георгия Победоносца стояла бывшая школьная мастерская для мальчиков, а в главном храме Пресвятой-Богородицы находился школьный спортивный зал. И в 1990-91гг, он стал прежним храмом, в котором служилась Божественная литургия пока не наступал холод.
  В зимнее время служба проходила в бывших мастерских, в так называемой калаурке. С права от входа был храм, посреди него центральный аналой, а за ним солия и, алтарь. Полевой стороне от входа, была просфорная, а за ней отгороженные друг от друга простынями кельи. Там жила схимница, матушка Ефросиния, иноки, послушники, и два монаха Викентий и Алим. Монах Викентий ныне иеродиакон, а монах Алим игумен, настоятель монастыря.

                ПРАЗДНИК СВЯТОЙ ТРОИЦЫ

  Я очень любил праздник Святой Троицы, когда все два храма были украшены скошенной травой в перемешку со степными и луговыми цветами. Пол был усыпан так, что в траве по щиколотку утопали ноги, пока она не уляжется и не притопчется ногами прихожан, а их в то время было очень-очень много, все соскучились по церкви, особенно старушки, ведь её не было не один десяток лет.
  В большом храме стояли берёзы, словно они тут и росли. Пьянящий запах скошенной травы, цветов, чабреца  и, душистого ладана. Записки о здравии и за упокой, подавались десятками, сотнями листков. За короткий срок они могли накапливаться мешками. Потом естественно всё сжигалось в печи, ничего не попало в попрание.  Такие записки ведь одноразовые. А вот сорокоуст, записывался в тетрадь, а листок так же потом сжигался. Все кто хотел, имели свои помянники и, они хранились у кого-то дома, а у кого в храме, помянники подавали вместе с записками во время литургии в алтарь, выпекалось множество просфор, крестили детей и взрослых.

                ОСВЯЩЕНИЕ ЖИЛИЩА

  В те годы, у меня была лошадь, и я возил иеродиакона Антония, монахов и, игумена Алипия тогдашнего настоятеля монастыря, потом он стал архимандрит (ныне покойный), по окрестностям села и, по другим близлежащим селениям и захолустьям. Все просили одного - освятить дома и подворья. Люди просто изголодались по Богу и церковным требам.
  Люди жертвовали за это кто что мог, живую курицу, деньги, яички, сало, фрукты, овощи, ведь монастырь тогда не имел у себя ничего. Не было ни подсобного хозяйства, ни огорода, ни денег, ни угля, ни дров. Жили впроголодь и в спартанских условиях, спали зачастую в одежде. Спали на кроватях которые пожертвовали люди, часть отдала бывшая местная больница, а так же пожертвовали и старые матрасы и одеяла. Стирали всё руками в стареньких корытах, мыться было не где. Из пищи была вода, хлеб, и то, что люди могли оставить на поминальном столе. Праздник был, если на столе была гречневая каша.
  И вот всё, что давали нам люди за освящение жилища, я аккуратно укладывал в телегу и, это помогало монахам жить. Это спустя годы монастырь преобразился  и стал жить самостоятельно. Но я и моя семья, милостию Божией, не разлучны с ними и по сей день.
  Во дворе монастыря был погреб, и он каждую весну в марте наполнялся водой и, я нередко вместе с монахами спасал картошку, и другие продукты прямо на лодке.
  Опускали её по ступенькам и, вперёд, они в рыбацких сапогах, или в костюме шахтёра, но это ничего не меняло, ледяная вода и, всё нужно было собирать голыми руками опуская их по самые плечи. А рядом проходило русло реки. Сейчас их погреб на скотном дворе в глубокой бетонированной яме, там раньше при СССР была керосиновая лавка под землёй и, вот теперь она служит отличным и сухим погребом.

                РОЖДЕСТВО ГОСПОДА НАШЕГО ИИСУСА ХРИСТА

  Любил я так же и Рождество. Моя жена Фотиния (Светлана) соседка Люба (ныне покойная) и другие прихожане помогали украшать храм. Наряжали ёлку, делали из лапника сосны ясла, пекли десятки агнцев.
  В храме было очень красиво и празднично, дождик, снежок, шары (ёлочные игрушки). В конце службы дети и взрослые встречали Деда Мороза. Это был один предприниматель, наш друг из Ростова-на-Дону по имени Игорь. Он облачался в костюм и, приезжал на красивых санях которые тянула пара украшенных лошадей. Раздавал детям подарки, слушал их пение и стихи. Ему даже письма писали дети, кто и что хочет, о чём мечтает и, он привозил, кому-то коньки, кому ролики и другое. В самом конце был незабываемый салют, тоже на пожертвование Игоря, который никто первое время не ожидал, а потом привыкли.

                ПАСХА ХРИСТОВА

  Любил очень и праздник Пасхи. Сколько было в храме людей, во дворе храма и за его пределами сказать трудно. Я с послушниками собирал полные цинковые ванны, выварки и кастрюли тем, что жертвовали после освящения люди, кто сколько мог. Крашенные яйца, сало, куличи, конфеты, деньги и другое. Потом всё это батюшка развозил по областным детским домам и в дома престарелых. Люди стояли по кругу в храме, во дворе и, за его пределами. У каждого горели свечи в руках и на пасхах, как же это было красиво.

                ПРАЗДНИК КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ

  Во дворе у стен старенькой калаурки стояли большие оцинкованные ванны и выварки с замёрзшей водой, а в самом храме стояли на двух столах людские вёдра, банки и фляги с водой. На них горели свечи которые я не успевал разжигать и поправлять, они падали и тухли, плохо держали привязанные верёвочки и резинки.
  И вот после освящения воды, разбивали на улице в ваннах лёд, и все желающие могли совершить омовение. Люди стояли босиком на снегу и выливали на себе на голову по 3 ведра воды со словами:
  - Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа аминь.
  Воду носили мы вёдрами из соседнего двора, а это было далековато, в частном дворе стоял качок, и чтобы набрать в ведро воды, надо было сначала её налить в трубу, и после этого качать рычаг. И так каждый раз, пока не наполним всю тару какая есть водой во дворе и на "кухне" монастыря.
  И вот, после такого омовения, я уходил домой с сосульками на голове. Потом спустя время на святом источнике, где когда-то было явление Божией Матери, поставили сруб колодца и, позже сделали часовню. Вечером, на кануне праздника Крещения Господня на источнике был проведён чин освящения воды и, утром на восходе солнца я всегда набирал себе воду в трёх ведёрный пластмассовый бочонок.
  Но перед этим, выливал на себя три ведра воды. Вытираться нельзя, да и никто не вытирался. Я босыми ногами прилипал ко люду, такой был сильный утренний мороз. Помогал набирать из источника воду палкой с крючком, на котором крепилось ведро. Тяжело конечно было вытаскивать и набирать кому-то в бутылки, а кому в банки. Меня меняли послушники. Прибывали и прибывали новые люди, которые тоже обливались водой. Через два года на этом месте были построенные с перегородками кабинки для омовения женщин и мужчин.

  И вот когда монастырь набрал силу, мы стали по окончании литургии ходить крестным ходом к этой часовне и уже оттуда за окраину села на иордань, где посреди реки был сооружён ледяной крест, прорубь, то есть иордань с деревянным помостом, а так же деревянные дорожки от берега. По лугу уложен камень пластушка для автомобилей и людей, чтобы не застревали колёсами и ногами, вы себе представить не можете сколько во всё это вложено труда.
  На берегу стояли надувные шатры для переодевания, палатки. Я следил за кострами, подкладывал дрова заготовленные нами за 3-4 дня до праздника. Костры горели беспрерывно двое суток.  Мы дежурили возле них, так как поток людей длился не один день. Чтобы окунуться, Иордань стояла 10 дней.
  Была полевая кухня, Фотиния, (моя жена Фотиния) - готовила трапезу в монастыре и, потом раздавала по мискам людям на речке. Было первое, второе, третье, салаты. Чай был из моих трав, моя добрая гордость, которые я собираю каждое лето.
  Был приглашённый казачий хор, катание на санях, верховая езда, песни, салют, в мою задачу так же входило и выпускание из клеток голубей, которые потом возвращались обратно домой к своему хозяину. Батюшка брал их на прокат. Стояли столы с разными яствами, яблоки, мандарины, конфеты, кондитерские из делия, пирожки, и другое.
  Некоторые люди уезжали и приезжали снова и снова, по нескольку раз, и вновь окунались в воду. Я как-то спросил у одних:
  - Почему вы уезжаете и приезжаете сюда снова?
  - Не знаем говорят, - тянет и тянет сюда, "купались бы и купались". А окунались в воду все, по три раза с головой, так положено, дети, взрослые, старики и старушки, а сколько было радости и счастья на их лицах, этого не описать, это надо просто увидеть. Мой друг отец Михаил окунался 11 раз, окунётся, сядет на льду у ледяного криста, обнимет его о причитает:
  - Как хорошо, Господи, как же хорошо... Сын мой Дмитрий (ныне чёрный монах, рукоположен в сан священника, отец Иосиф)погрузился в воду 14 раз. А я 19 по три раза, то один, то с гостями по их просьбе и так днём и ночью.
  Были и те, кто стеснялся прилюдно окунаться в иордань, и приезжали ближе к полуночи, чтобы никто не увидел. Мы не давали замерзать воде в ночное и утреннее время.

  Какая же была тоска потом, глядя на пустую степь и перетоптанную ногами людей дорогу, на втоптанную в грязь пластушку, потому, что там сыро, рядом мини-озера и река. На пустой и безлюдный берег, ведь совсем недавно на нём бурлила жизнь, по хлеще чем на каком либо рынке.

  В настоящее время монастырь живёт и процветает, частые гости, паломники, три действующих храма, трапезная, жилой комплекс (кельи), всё обогревается газом.
  Провели воду, есть сад, виноградники, огороды, своё подсобное хозяйство, во дворе туи, ели, цветочные клумбы, всё ухоженно, красота.
  Я как вспомню, как носили с монахом вёдра с водой за "тридевять земель", аж дико становится.
  Один год, я, инок Авив и, мирянин Михаил из казачьей станицы заливали фундамент под монастырский хлебозавод. Но дальше фундамента дело не пошло, что-то перебило это строительство. А так бы монастырь мог производить свой собственный хлеб не только для себя, но и для других районов, как хлебозавод, но только хлеб был монастырский, с особенным запахом и вкусом. На наш источник без конца и края приезжают отовсюду люди, чтобы набрать воды. Помню как одна женщина подобрала меня на трассе и довезла можно сказать прямо к дому. Она была из Воронежской области, приехала специально чтобы набрать воды. Её салом просторной машины был весь заполнен пятилитровыми бутылками, а так же и багажник. Она приезжает к нам за водой постоянно, как она выразилась, закрывает концентраты в зиму, помидоры, огурцы и прочее.

  МОЕМУ ДРУГУ И ДУХОВНОМУ ОТЦУ ИГУМЕНУ АЛИМУ В ЧЕСТЬ 50-тилетия ПОСВЯЩАЕТСЯ СЕЯ АВТОРСКАЯ ПЕСНЯ.

  СТРАХ ИСПОВЕДИ

  Не дано ни как понять мне,
  Почему всегда вот так?
  Исповедуешься часто,
  А грехи к тебе опять...
  И одни и те же твари,
  Сколько можно их терпеть,
  И на исповеди можно,
  От стыда от них сгореть.

  Перед Господом не стыдно,
  Стыдно батюшке сказать,
  Что опять пришлось напиться,
  Да и с блудом погулять,
  Что отец духовный скажет,
  Как посмотрит нам в глаза,
  Не раскаяния пред Богом,
  А стыда идёт слеза.

  И по этому мы мучим,
  Днями душеньку свою,
  Не идём к нему стесняясь,
  Страшно так, будто в бою,
  Как же тяжко рассказать все,
  Что пришлось опять грешить,
  Но стесненье и грехи те,
  Могут запросто убить.

  Заболеть ты можешь сильно,
  На одре болезни слечь,
  Только исповедь поможет,
  Неприятность эту сжечь,
  Только наше покаянье,
  Сей недуг поможет сжечь!