Хроники Проклятого Города

Просыпается Город, и вскрытые подоплёки доступны взору.
Пелена проморгается, и наш взгляд — яд,
жидкие ночи в Наружность ползут из комнат.
Их растворяют улицы.
Сестра смотрит сквозь утренний летний воздух,
Комнату юго-запада заполняет сухая прохлада норд-оста.

Мокрый асфальт быстро своё иссохнет. Погодный очаг слабеет.
Вздохнувший Проклятый Город прогоняет по трубам коррозию рыжей меди,
и новый день объективнее всех прошедших уже на треть.
Как и прежде, под обувью пеших ходит земная твердь.

Город помнит своих жильцов. Закулисно подсмыслы ищут их лица:
глаза стен открыты. Смотрят, как люди по улицам тянутся вереницей,
Как сизоглазые птицы Одина ковыряют мусорный Вавилон,
Как стая шаманья на плечах Новоизбранной видит десятый сон...
И на небе катится Колесо по триквестра заданной траектории.

Часовщик протирает часы: судный день не приблизился ни на толику.
Шестеренки армагеддона, в обещании сотрущиеся в потопе,
До последующих визитов свидетеля конца света закрыты в Домов утробе
За сотней засовов, замков, окольных путей.
Конструкторы Города были обагрены слёзами над распятыми на кресте.
Плесневелая давность выдумок, или сказок из городских легенд
Ощущается на устах рассказчика по сей день.

Есть ли Дом, в котором царят естественные устои?
Дом, в котором... правила выдуманы задолго, как Город их вспомнил?
Время капает. Все чертежи размыты водой прохудившихся медных труб
за период, что Жёлтый топил ливнями плотный грунт.

Город помнит своих жильцов. Это известно чутким и осязательным,
Это написано в чёрных буквах на предплечье Заклинателя.
Город трактует неопознание. И жильцы огибают Рубиконы его мостов,
пока ужас смертей не перемелет однажды стоящего-там в песок.
Проклятый Город многолик. История не помнит времён,
когда колосс сделал первый вдох, когда предрёк
Солнценосного шаг, чья первообразная слепа,
когда Продавец Цветов стал продавать цвета.
Ему свойственны катаклизмы: он пережил белый шторм.
И снова переживёт, состоя из подмен и перетеканий форм.
Священный дар, разбитый в злости о лестничную породу,
Передаётся новому.
Город сотрёт естества жильцов, творящих его погоду.

С карнизов смотрят в квартиры вороны. Там многорукий бог,
Сестрой нарисован. Она закрывает глаза, ровно как сделал он.
Руки стирают с веснушчатого лица пасмурный тон гуаши,
форма усталости повторяется в поле многоэтажек.

Погода Города Проклятого переменчива, и прогнозы его фальшивы.
Небо приняло новые парадигмы, как только шаман прошлого своё отжил:
Жёлтый пропал из комнаты, за жёлтыми шторами нет жильцов.
Сквозь дымчатый день рисуют муссоны Сестра Шамана
новой краской и новой гаммой цветов.

Глаза стен прикрывают веки, утомленные эфемером языческих догм,
Проклятый Город выдыхает через трахеи труб плотно спрессованный воздух.
Пернатое племя взмывает вверх, жидкие ночи вновь заполняют квадраты горящих комнат.
Шестеренки армагеддона не движутся, но погода испортится.
Засыпает Проклятый Город.