зимушка-зима

* * *
Это жизнь моя пропела — провыла —
прогудела — как осенний прибой —
и проплакала  сама над собой.
(Марина Цветаева)



Снова пухом небесным укрыло дома,
чтобы их согревать до весеннего солнца.
Пригорюнились пташки...
Природа нема...
Но вернётся апрель, и она отзовётся!
Светлоокой, как эльф, к нам приходит Зима,
её поступь легка, целомудренна, плавна.
Вслед, как эхо, несётся людская молва, –
с ней грядёт Рождество!
Эта вера не слабнет.

Обернулась Зима белоснежной фатой,
но глядит исподлобья — как будто не замуж,
а в позорное рабство идёт с мутото́й, –
не поможет эгре́гор, забиты шакра́мы…
Ах! Всё — май,
Чародей! Ей не встретиться с ним, –
в сердце злая печаль снежной вьюгою воет…
Тот с весной обручён много лет, сотни зим,
а она с февралём —
старый он... параноик...

Песнь расчётливой сводни затянет пурга, –
не согреть у костра ей застывшие пальцы,
эта ведьма всегда к новобрачной строга,
с ней не то что шалить, —
забываешь смеяться!
Скучно будет Зиме в их избе ледяной,
а ведь осень твердила, что в тереме княжьем
ждёт красавец-усач с завито́й бородой,
оказалось — угрюмый,
неласковый стражник.

Тут приятность одна — слушать песни детей,
их заливистый смех в хороводах у ёлки, –
младший братец декабрь хоть чуть-чуть,
но добрей.
Брат январь так же лют и презрительно-колкий...
Май весенней порой затрепещет крылом,
её спрячет февраль, — нет других вариантов.
И окажутся хрупким дешёвым стеклом
жемчуга в волосах
и колье из брильянтов…





* эгрегор (оккульт., от греч. "бодрствующий") — «ментальный конденсат», порождаемый мыслями и эмоциями, обретающий самостоятельное бытие
** шакрамы (оккульт.) — то же что и «чакры»; в духовных практиках индуизма — психоэнергетические центры в тонком теле человека, представляют собой место пересечения каналов «нади», по которым протекает жизненная энергия

Post scriptum:
Марина Цветаева "Эльфочка в зале"
Ане Калин

Запела рояль неразгаданно-нежно
под гибкими ручками маленькой Ани.
За окнами мчались неясные сани,
на улицах было пустынно и снежно.

Воздушная эльфочка в детском наряде
внимала тому, что лишь эльфочкам слышно.
Овеяли тонкое личико пышно
пушистых кудрей беспокойные пряди.

В ней были движенья таинственно-хрупки.
— Как будто старинный портрет перед вами! —
от дум, что вовеки не скажешь словами,
печально дрожали капризные губки.

И пела рояль, вдохновеньем согрета,
о сладостных чарах безбрежной печали,
и души меж звуков друг друга встречали,
и кто-то светло улыбался с портрета.

Внушали напевы: «Нет радости в страсти!
Усталое сердце, усни же, усни ты!»
И в сумерках зимних нам верилось власти
единственной, странной царевны Аниты.