История религии

Подле подъезда, в дымке табачного запаха и вечерней прохлады, разговорился я с подвыпившим молодым соседом Гришей. Тот, смущенно потупив взгляд, признался, что завидует моим ученикам. Мол, так часто и такие интересные ко мне приезжают девушки и юноши, и вот бы ему тоже быть у меня в учениках. Но он, дескать, ничего не умеет, а из всего, что умеет, так это только ловить рыбу, так что он, наверное, неспособный.

Я на это утешительно ответил, что Спаситель рода человеческого дружил с разными людьми: клерки (вспомним святого Лазаря), тинэйджеры (святой Иоанн Богослов), домохозяйки (святая Марфа), богема (святая Магдалина). Иногда попадались солидные состоятельные люди (святой Иосиф Аримафейский). Но начинал Он с рыбаков (святые Андрей, Иоанн, Иаков Заведеевы). У меня в этом месте, признаться, кадровый прокол, так что если я хочу быть хорошим христианином, то знакомство с рыболовом мне очень кстати.

Гриша был потрясен моими словами, глаза его расширились от удивления. Он спросил, как называется тот предмет, который я только что ему преподал. Я сказал, что история религии, на чем мы и расстались в чаянии грядущих занятий.

Ах, Гриша, Гриша… наивное дитя, с сердцем, открытым для чуда, как раковина для жемчужины. Как же он напомнил мне… Впрочем, о чем это я?

…Вечерний зной Иерусалима окутывал город, словно тяжелый плащ. Солнце, клонящееся к закату, окрашивало каменные стены в багряные тона. Я шел по узкой улочке, пытаясь укрыться от палящих лучей в тени финиковых пальм. Вдруг, за поворотом, я увидел небольшую толпу. Любопытство, этот вечный спутник исследователя, потянуло меня вперед.

В центре стоял Он, Иешуа Га-Ноцри. Его лицо, озаренное мягким светом, излучало спокойствие и мудрость. Вокруг Него, внимая каждому слову, теснились люди: смуглые рыбаки с мозолистыми руками, вальяжные римские легионеры в начищенных до блеска доспехах, торговцы в пестрых одеждах, женщины с покрытыми головами.

Среди них я заметил молодого человека с русыми волосами и ясными голубыми глазами. Он был одет в простую тунику, а в руках держал грубую сеть. Это был Симон, прозванный Петром. Он ловил рыбу в Галилейском море, пока Иешуа не призвал его следовать за Ним.

Иешуа говорил о любви, о прощении, о Царствии Небесном. Его слова, простые и понятные, проникали в самую душу. Я видел, как лица людей светлели, как в их глазах загорался огонек надежды.

Вдруг, из толпы вышел римский центурион, высокий, статный, с суровым лицом. Он подошел к Иешуа и, склонив голову, сказал: "Учитель, у меня болен слуга. Он при смерти. Прошу Тебя, исцели его."

Иешуа посмотрел на центуриона с состраданием. "Иди," - сказал Он. "Вера твоя спасла его."

Центурион поклонился и ушел. А Иешуа продолжил говорить. Он говорил о том, что не важно, кто ты - римлянин или иудей, богатый или бедный, знатный или простой. Важно лишь то, что у тебя в сердце.

Я слушал Его, и мне казалось, что время остановилось. Я забыл о суете мира, о тревогах и заботах. Я чувствовал только покой и благодать.

Когда Иешуа закончил говорить, толпа начала расходиться. Я подошел к Симону-Петру.

И тут я почувствовал резкую боль от удара по лицу. Все поплыло перед глазами. Я оказался на асфальте у подъезда, все вокруг было в какой-то мутной дымке. Какие-то огни, мелькающие и размытые, складывались в очертания современного города. Римский легионер, чье суровое лицо еще мгновение назад я видел так ясно, плавно трансформировался в полицейского в синей форме. Он склонился надо мной, пытаясь привести меня в чувство.

"Гражданин, вы в порядке? Что случилось?" - доносился до меня его голос, словно издалека.

Я попытался подняться, но голова кружилась, а перед глазами все еще плясали цветные пятна. С трудом сфокусировав взгляд, я увидел Гришу. Двое легионеров грубо заталкивали его на заднее сиденье патрульной машины. Он отчаянно сопротивлялся, пытаясь что-то крикнуть.

"Гриша!" - хрипло выдохнул я, протягивая руку в его сторону.

Он обернулся, его глаза, полные страха и непонимания, встретились с моими.

"Это была... история религии, Гриша..." - только и успел я сказать, прежде чем полицейский, склонившийся надо мной, снова схватил меня за плечо.

"Успокойтесь, гражданин. Сейчас разберемся," - сказал он, но в его голосе я не услышал ни капли участия, лишь сухое равнодушие.

Меня подняли, посадили на скамейку у подъезда. Голова раскалывалась, во рту чувствовался привкус крови. Я смотрел, как полицейская машина с Гришей скрывается за поворотом, и в душе поднималась волна горького отчаяния.

Что же произошло? Был ли это сон? Или видение? Или... безумие? 

Я закрыл глаза, пытаясь восстановить в памяти слова Иешуа, Его спокойный взгляд,  ощущение благодати, которое я испытал там, в древнем Иерусалиме. Но все смешалось,  размылось,  оставив лишь  острое чувство потери и  недоумения.

"История религии..." - прошептал я,  и  горькая усмешка искривила мои губы.