49. Началось воспоминание старого царя Тезея

49. Началось (воспоминание старого царя Тезея)
Время во Дворце Секиры течёт иначе. Оно не делится на рассветы и закаты, не отмеряется стуком сердца — оно плывёт, как тень по каменным стенам…, как дыхание, замершее в проходах, что ведут в никуда.
Дни приходили и уходили — неотличимые, как капли в море. Тренировки сливались в бесконечную череду ударов, падений, боли. Мы теряли счёт времени: прошли недели? Месяцы? Год?  Два? Мы не знали. Лабиринт шептал — но мы его не понимали.
Иногда я тайно встречался с Ариадной.
Среди лабиринта комнат, среди зеркал и молчания — мы находили мгновения тишины c моей маленькой девочкой.
Но и она не могла назвать, сколько времени прошло. Даже её глаза, полные знания, не могли пронзить туман, что окутал дворец. Лабиринт умел хранить тайны. Он скрывал не только пути — он пожирал само время.
И однажды…Ариадна перестала просить меня оставить журавлей. Больше не было слов о бегстве, о надежде. Только взгляд: тяжёлый, безмолвный. Как прощание, которое не говорят вслух...
А потом — тот вечер.
В зал ворвались критские воины. Не просто стражи, а люди в полном боевом облачении, с мечами, щитами, лицами, застывшими в каменной неподвижности. Их шаги отдавались эхом, будто гром по мрамору….
— Тезей! — раздался крик. — Команда Журавлей — ко входу в лабиринт!
Никто не дрогнул. Мы двинулись сквозь коридоры, как сон, как тени, как те, кто уже давно переступил грань между жизнью и смертью….
Я смотрел на девушек. Гелика шла легко, почти с улыбкой — как будто шла не на смерть, а на праздник. Ступни касались пола, будто она танцует. Но в глазах — не страх, а вызов.
Мой взгляд упал на юношей — Их лица были закрыты, но я читал в них всё: твердость, готовность…и — самое главное — веру. Они смотрели на меня.  Не как на героя. А как на последнюю надежду.
И вот — ворота. Громадные, чёрные, как пасть зверя, что ждёт своей добычи. Перед ними — она.
Ариадна.
Она стояла одна. Без короны. Без стражи. Только белое платье и глаза, в которых бушевала буря, горечь, боль, любовь, запертая за стеной невозможного.
Она приняла наш салют —медленный, торжественный, как прощание с жизнью. Мы склонили головы. Она — не ответила. Только кивнула. И в этом кивке; было всё: «Иди. Выживай. И не забудь меня.».
Но тут…