Подборка в сборник дебют

Кто предназначен был судьбой,
Идти по жизни вечной.
Тот не пришёл в свой час за мной,
По доле неизбежной.
И я укачивая боль от Молоха земного,
В рюкзак сложила хлеб и соль,
Тепло родного дома.


Пылает мозг под скорлупой,
Над бездной роковой.
Но не пресечь снарядов вой,
Жар не залить водой.
Один из тех, кто плохо спит,
Или совсем не спит.
Кто став во фрунт, как часовой,
В глухую ночь глядит.
Чьи волосы, как снег белы,
А ноги, как стволы.
Чьи руки ветки без листвы,
Войной обожжены.


Ломая лёд, гуляй по бездорожью,
По малоснежью цепочка следов.
Поля пустые грезят тучной рожью,
Под шелест крыл белейших в мире сов.


С Гагариным живём бликует бес,
Ведь он, как бог, на третий день воскрес!
Бывает и святым даёт под дых,
На площадях и райских мостовых.
Россия, необъятная страна,
Куда ни глянь, вылазит старина.
У каждого хронический синдром,
Гулять и спать в обнимку с топором.
На небе Марс, как огненный Симург,
Кроваво-ал...мечом войны взмахнул.
И головы - шары летят под ёлку,
И танец смерти длится долго, долго.


Зимы белейшие батисты,
Церковных звониц перезвон.
И снег холодный и лучистый,
Сечёт лицо со всех сторон.
В толпе убогих, несчастливых,
Безумных, сердцем молчаливых.
Теснясь на папертях крутых,
Терплю толчки и брань от них.
Летит со сводов снег пушистый,
Христос над бездной наклонён.
Уводить в небо путь тернистый,
Что видит в душах падших он?


И глаз твоих влюблённых зов,
Густое величание хора.
И дверь открытого притвора,
И шелест крыл незримых сов.


Белый аист летит над землёй,
Озаряя и небо и сушу.
В новый дом с заалевшей зарёй,
Принесёт безоружную душу.
Вознесётся младенческий крик,
Всполоши неземное пространство.
И Господь улыбнётся на миг,
Посуля ему божие царство.
Мать прижмёт к обнажённой груди,
И прольётся священное млеко.
Затрепещет в волнении любви,
Над явившемся в мир человеком.


Обнимите детей, матерей и соседей весёлых,
Чтобы день не угас, потерявшись в глубинах
бездонных.
Грянет ядерный взрыв - всё живое сгорит
на планете,
И всесильный Господь, не услышит ваш плач
на рассвете.


Воздушный взмах прозрачного крыла,
А час придёт, сожжёт зима до тла.
Живописуя жизнь твою кузнечик,
Заплачу средь ромашковых сердечек.
Столь хорошо в твоём большом дому,
Столь верен ты призванью своему.
Чья песенка источник вдохновенья,
Ты луга господин скажу я без сомненья.
Ты мудр и светел, и блажен,
Что дать могу тебе взамен?
Как агнец божий беззаботен,
И беспечален, и свободен.


Пиши, как Давид в тиши, дыши замерев над
страницей,
И помни всегда одно, что Бог воздаёт сторицей.
Февраль загляну в окно, снежинки легли на сукно.
Как льдинка качнулся стол, безудержен зимний
морок,
Вдруг дерева мощный ствол, из белых возрос иголок.
Пиши, как Давид в тиши, дыши замерев над
страницей,
И звёзды его с тобой и солнце в твоей деснице.


Любовь и смерть, кто их представит рядом?
Та и другая жгут горячим взглядом.
И смертному во век не устоять,
Поманят, не удержить даже мать.
Пусть хоть весь мир в конвульсиях рыдает,
Лишь эхо горьким стоном отвечает.
И та же жизнь вокруг и тот же свет,
А ладушки родимого уж нет.


Сияют дали за литой оградой,
Прозрачен мир в своей одежде ветхой.
Осенний лист дрожит на чёрной ветке,
И на него упала тень распада.
Так быстро блики солнца угасают,
Былые чувства сотрясают душу.
Как птицы, что последний клик бросают,
Мой стон из горла рвётся прочь, наружу.


Кто теперь целует тебя в полутьме,
Шепчете на ухо глупости в забытье.
Так и я шептала, кричала в ночи,
Мой единственный в слабом мерцании свечи.
А, теперь что? Угли, да головешки...
Платье до подбородка, потешки для Белоснежки.
И угасают зори средь туфелек - инфузорий,
Так же упруги груди, взморье, июль, безлюдье.

         Работа.

"ибо утолить женщину - это тоже работа"
               Вениамин Блаженный

Они отдавались работе всецело,
И жёлтое солнце прищурься глядело,
Когда одержимы любовной подучей,
Сдвигались в друг друга,
Тела их, как тучи.
И капли их пота сверкали, играя...
Тела шевелились, цветы заминая.
И пахло цветением и близкой рекой,
И горечью лета и страстью людской.


Спустилась вечности завеса,
Не чаю божьего лица.
Увы мне, тёмны небеса,
Дрожит душа в груди, как птица.
И воздыхании скорбных слёзы,
И умирают облетя,
Любви поруганные розы,
Помилуй господи меня!
Увы, зачем меня сослал ты,
В горнило гнева и тщеты?
Твои чертоги мне желанны,
Твой рай любви и доброты.


На ладонях холодный иней,
Похоронено всё давно.
Сердце глупое, что любило,
Что ж в предзимье ты ожило?
Слышишь, вьюга в окно стучится,
Свет фонарный дробясь дрожит.
Ничего уже не случится,
Крик не слышен, а рот забит.
И костра твоего не хватит,
Разметает холодный вихрь.
Прямо в сердце зима ужалит,
И споёт на костях моих.


Когда небесная София, в луга летейские вела,
"Непокорённая Россия, неполонённая
Москва!"
Я повторял не зная страха, сирень дымилась и
цвела.
Но обрывала песню птаха и ноги путала трава.


Уснула, вжавшись телом в одеяло,
Лишь ночь вокруг цевницею звучала.
И воскрешала тени древних смыслов,
Пустую зыбку, прялку, коромысло.
Как будто не промчалось тыщи лет,
И всё сияет детства ясный свет.


Гуляла, топтала траву - мураву,
Чтоб в сердце угасло томленье.
А, ивы шумят на казанском ветру,
И луг полыхает в цветеньи.
И уточка тихо плывёт в камышах,
И месяц бродяга висит в облаках.
И смысл постигаешь в забытых словах,
Полынную горечь неся на губах.


Едет полем осень на пегой кобыле,
Дождь сменился снегом, хлопья повалили.
Мельница чернеет в бесприютном доле,
Сердце защемило, слёзы поневоле.
Разум истомлённый, вздрогнешь и затихнешь,
Как завоет ветер только зубы стиснешь.
Ночи ледяные, в раме мутный призрак,
А, по утру глянешь, косогоры в искрах.
Речка не застыла, чёрная водица,
Гуси подплываю, белые, к вдовице.

О чём со мною говорить порой не знает он,
И день молчит, и ночь молчит,
И жизнь течёт, как сон.
Пред ним я встану в полный рост,
Да только он не прост.
Бросает краски он на холст
И в вечность строит мост.


И вроде бы не надо напрягать,
Свои по детски розовые ушки.
И ветер будет волосы трепать,
Гнездо для птиц устроит на макушке.
Но, обойдёт вселенская печаль,
Ты не придёшь, возможно это лучше!
И будет мне тебя, очнувшись, жаль,
Как промелькнувший в тучах робкий лучик.