Сказка о встрече бабы-Яги со Змеем Горынычем

   Облетает свои владения баба-Яга -- 
   Силиконовое вымя, костяная нога.
   Барожирует на ковре-самолёте,
   Вы не забыли -- у неё мозги в полёте.
   Тем паче, хорошо поддатая летит, на автопилоте.

--Эх, лепота! Прелесть-то какая! --
бубнит себе под шнобель Яга не умолкая.
И вдруг видит на лесной опушке
Змей Горыныч лежит не на нарах, не на подушке.
Ещё странно -- не видно ни одной макушки.
Как на базаре, кучками лежит, разрубленный мясниками на куски,
Жилы во все стороны торчат, словно волоски.
Кровью, бедолага, истекает,
Одна из трёх голов, маты извергая, икает.
Другая, дожевав с голодухи осу,
Когтем ковыряет в носу.
А третьей снятся эротические сны
О том, как сексапильная баба-Яга пригласила Змея на блины.

     Яга руками-клюками всплеснула,
     Фиксой-зубом золотым блеснула:
  -- Это кто же тебя, Горынушка,
     Безголовое ты моё, горе-горюшко?!
     Небось, курва, Илюшка Муромец опять
     Бухой до синевы стал выступать,
     Палёной водки снова, паразит, напился
     Да чтоб он, сучий потрох, в той бодяге утопился!

-- Нет, не из МУРа Муромец Илюха,
Сейчас пудрит ему мозги златовласая Маруха.
Стряслось ещё ху-ху-ху-хуже. Из разных мест головы вздыхали. --
Намедни здесь хирурги-бузотёры отдыхали,
Устроили пикник. Бузили, веселились, выпивали.
Вокруг да около всё абсолютно обрыгали,
Не отдыхая, стаканами махали,
Матерились, сквернословили, ахали,
Ручных девочек трахали.
Под блатные песни их мудохали,
А те стонали да охали.

     Дошло до того, что бабы, неудовлетворённые, аки псы цепные, взбесились,
     Ибо уставшие хирурги в хлам напились
     И уже больше не любились,
     На опушке о деревья лбами бились.

Я находился в кустах при облегчении --
С этим запором одни лишь мучения.
Вроде бы тихо сидел, тужился
и тем не менее поддатыми хирургами обнаружился.

    Им померещилось, якобы я -- сиамские близнецы
    Или, как сказал один из них, -- сие есть двойник клонированной овцы.
    И, не мудрсвуя лукаво,
    Под крики ручных девочек: "Браво!"
    Возле дерева операцию делать решили.
    Они же невменяемые, суки бухие, -- согрешили.
    Козлы! А ещё клтву Гиппократу давали,
    Резали на куски и всё время поддавали.
    Головы не соглашались, аппелировали,
    А хирурги делали своё -- оперировали.
    Причём, без наркоза. Мои овы, они же Фаберже, были
    В мыле от нестерпимой боли.
    И куда теперь с жалобой обратиться,
    Одно лишь остаётся -- утопиться
    Или в тебя, баба-Яга, ненаглядная красавица, влюбиться.