Немного сырости, тумана и дождя

Немного сырости, тумана и дождя,
Да подыскать бы нового вождя
Для революции, ведь на носу октябрь,
Свеча наивно плачет в канделябр,
Пускай ей грустно, мне смешно.
А за окном – темно...

Огонь моргнул. Забавна неувязка:
Ты далека, как далека Аляска,
Что, впрочем, к лучшему - на разных полюсах
Мы ляжем так, как гирьки на весах
И взвесим всё, и кто перетянул –
Тому идти ко дну.

Немного сора. Косвенные ссоры.
Не всякой лошади по нраву будут шпоры.
И потому, во всём себя виня,
Я не ищу поддержки у огня.
Мне всё равно какой пекут пирог
И воск и слог.

Пропал контакт в чувствительном реле,
И напряженья стрелка на нуле.
За расслабленьем нутряных частиц
Я забываю очертанья лиц.
Мерцает северным сияньем потолок –
Сентябрь у ног.

Твой шаг незрим, тончайше-виртуозен:
Как кстати ночь, как кстати осень.
«И вот сентябрь, и жатва жизни к нам...» -
На Баратынского уютно лёг Коран,
А рядом Библия. Покойное мерцанье,
И отрицанье –

Необходимости куда-то мчать и ехать –
В страну, где было столько слёз и смеха.
Покойна осень. Всё умчалось вдаль.
И открывается непомнящий рояль.
Случайный вздох и три – четыре ноты
Сольются в годы.

Намаз поможет всё забыть, стереть.
Мы не умели даже постареть.
Мы жили днём и ночью тайной впроголодь,
И, обнажая нервы догола,
Мы подготовить не сумели осень...
По тропке козьей –

На испытанье глупости иди,
За тишиной – молчанье впереди.
Опять получит каждый не своё,
И потому себя не узнаёшь,
Но потому покойно и темно
И дождь в окно...

Не изощряясь, покоряясь куцей
Судьбе и в страхе новых революций –
Я скоротал отпущенный мне час,
Истаял воск, огонь погас.
Всё глупо-просто, просто глупо –
Толчётся ступа
В пространстве куба.

                3.09 1993 Стамбул