Жёлтый дом

Бедолагу хромого сбил чёрт на девятке. Я видел.
Чей-то сын у дороги упал и истошно закашлял
Гастарбайтер под мост утащил, да и там же обчистил
Я вот думал в тот день: "Не пойти ли покушать за башлю"

И пошёл и купил себе жёлтую сочную рябу
И я сел у окна, очи видели люд проходящий
Дядя Саша больной прикурил и присел со мной рядом
"А ты видел, сынок, нарастают рабочие стачки."

И газету мне жёлтую дал, а на ней след кофейный
Бурый круг, в нём народ, заголовок стоит фееричный
"Откусили кормящую руку с ухмылкой елейной"
"Вот же дурни читают всё это" – подвёл прозаично

Мимо стен проходя, разглядел вдруг знакомые лица
Други детства, помост, Волга-матушка греет нам душу
Один пал к ней в объятья – счастливая робкая птица
Я вот думал в тот день: "Не отпить бы за брата вина"

Тьма окутала двор, люди воют и лают на встречных
Волки прямо идут на двоих это пятничный вечер
Вдруг увидел Пашка, говорили и о том и об этом
Мол пробьёмся ещё среди тусклых увядших поэтов
 
Долго шли, раскроил свои жёлтые от гноя болячки
А мой друг уходя поделился со мною секретом
Лихорадит и мутит его по ночам от горячки
Представляет себя без зубов нищетою раздетый

"Интересная мысль, братан, ты давай там держись лишь"
Посмотрел в зеркала из витрин и увидел скелеты
Проморгнул – ничего, в горле ком пробирается выше.
Я заснул на полу, а проснулся вокруг парапеты

Снова двор, ни души, я иду и царапаю землю
Греет злость кулаки, и убили б кого-то в моменте.
В кабаке том темно, я ударил по морде не медля,
В кой зашёл. Некрологи готовьте, я  дам вам сюжет

И взорвутся газеты и выйдут за берег все реки
Этот город наполнится плесенью сточных каналов
Пока Пашин отец, его мать, расчищают мехцехи,
Я доем жёлтый хлеб и привстану к троим маргиналам

А мы ржём и смердим прямо с крыши глядя на бездомных
Вон один в переулок забрёл. Из воды стал на арбу
И кричит: "Помогите! Вы звери иль люди". В подобных
Я кидал как и все камни в рожу, и сытился смехом

Треск ноги. "Дармоед!". Пинок в зад
и пропала телега
–Эка просто отделался
–Русское "доброе утро"
"Ой, какое там русское, да это же суть человека."
Не понять им на кой я зашёл и орал на всех "Kurwa"

"Дураки, идиоты" – всё думал, пока шёл близ стачки –
"Вам что хмель что кулак вдарит в красный опухший лобешник"
Так я шёл, все вокруг расплылось от мигрени и качки
Третий камень со злости пихнул и увидел кафешку

Я присел и смотрю, ярче звёзд фаера над толпою
Вон сбежались детишки по жёлтой и грязной тропинке
Между спин я увидел, гвоздь алый торчит над корою
И прибитый к ней мент за глазницу и кровь на дубинке

Шум и гам, из толпы лишь мальчонка одёрнулся слабо
Повернулась башка за плечо по повадкам совиным
Я увидел лицо своё, боже, и он держал саван
И черны слезы глаз, как черны были очи его

Стол размазан лицом, я очнулся и вышел быстрее
Посмотрел на себя серым взглядом тоскливо-стеклянным
Я под вечер домой шёл и вижу во мраке пестреет
Роговица Пашка вся залитая гноем багряным

Зрачок аркой широкой раздвинут до грани. О ужас!
Будто Мильтон прошёлся в груди я упал на колени
Ведь подумать не мог. Как же так? В момент легкие сузясь
Подвели я упал и слеза потекла по щеке. Тут

Я смотрю на тебя и на лужу. Горит полумесяц.
"Кем я стал?", "Чего ради?", прошу, подними нас, Властитель!
Но никто не поднял. Я пошёл как вьетнамец в завесе.
Сущий дым, сущий город и тьма, желтовата обитель

Рыжий свет, рыжи окна. Я шёл и качался меж улок.
Сам не понял, но вышел в квартал, где заниженный домик,
А за ним ещё дом, а за ним ещё дом средь сутулых
Построений стоит. Петра города квартал как гномик

К нам забрёл чай попить. И тринадцать звёзд в небе горящих
Осветят все побитые чертями стёкла от окон.
Я забрёл не туда. Среди черни лишь видел молящих.
Один скалился мне, я от страха влез в раму как в кокон

Из домишки того я смотрю, а на улице пастырь.
Он кадилом всё машет и бесов гоняет оживших.
Я учуял кровище на шее своей: "Нужен пластырь,
Видно стёклышки в раме остры". Боже, что я увидел!

Бедолагу с кадилом сбил ангел на джипе. Весь жёлтый
Его стан. Его кровь обагрила крыло  золотое,
И за то получил он по личику дюжину чёрта
Пока чёрт убегал от Петра и визжал под мостами

Отовсюду глаза вдруг по дому во тьме я увидел
Херувимы из мрака меня окружили и пялят
Сотни морд, тыща глаз, они ближе... Всё ближе! Мой китель
Потянул за собой ангел выл, и смеялся Юпитер

Мои члены всё рвутся назад из трекляклятого дома
"А ты видел, сынок, нарастают рабочие стачки?"
И все хором ко мне: "нарастают рабочие стачки".
Волоча меня по полу, всюду вершили погромы

Белокрасные куполы, в серой ветшалой квартире.
Полон зал от гостей. Меня в центр пригнали копьями
Вышел мальчик седой и сказал: "Приготовьте мортиру"
Третий ряд и ребёнок обнимет медведя руками.

Через миг повернулся ко мне по повадкам совиным.
Чернота от смолы его глаз обжигает мне щёки
И по ним же текут пару слёз, а он мишку обнимет.
Вы всё кружите там, херувимы? Вздулись отёки.

И за шею меня прихватили, упал внутрь пушки
Головою торчу и мне видно всех тварей за сценой
Обнажённые девы, Сахара на коже – старушки
И все серы они, и повёрнуто смотрят гиены

А фитиль догорел – на момент я летел с жёлтой птицей
Пролетел и упал на платформу. Стою пред канатом.
И на ней же стоят рысь и лев, ну а там и волчица
И все гонят меня на канат – пришлось научиться

И пойти. Кровь и пот вместе льют, а повсюду их лица
Они ржут и плюют. Середина пути. "Помогите
Вы ли звери иль люди?" Лишь хохот в ответ "Эй, скажите!"
Акробаты вертятся телами, чтоб вновь отдалиться

Среди них златокурыми кудрями машет девчонка
А глаза сущий мрак. Она смотрит и вертит руками
Пролетает и тоже встаёт на канат тот ногами
Улыбнулась и плюнула в харю. Падаю чётко.

Я лечу через время всю вечность становится больно.
Жёлтый дом догорает со мной. Лучше б двери закрылись.
Я уйду, но не он. Может будешь ты даже крамольным,
Но придёшь в тот трактир, где я пал и орал на всех "Kurwa".