Мимозы

У парадного входа пятизвёздочного гостиничного комплекса «София», названного так в честь дочери основателя,
с прилегающими магазинами, сауной, салоном красоты и рестораном, слепая, пожилая женщина продавала мимозы из большой плетённой корзины, подвесив тактильную трость веревочной петлей на рукояти, за клык огромного, бронзового ягуара с угрожающе разверзнутой пастью, на одной из многочисленных улиц  мегаполиса.
Она была детдомовской и не имела родственников, кроме дочери Дианы, которая уехала в Европу двадцать лет назад, пообещав забрать маму как устроится. За все эти годы дочь ни разу даже не позвонила.
—Видимо ещё не устроилась — думала мать первые несколько лет, отгоняя тем самым тревожные мысли, что с дочерью случилось нечто плохое, пока до неё не дошли слухи что у Дианы всё хорошо, она вышла замуж за немца и ни возвращаться домой, ни темболее, забирать маму к себе не собирается.
Старушка ничуть не сердилась на свое дитя, а напротив, перестала тревожиться и была искренне рада за неё.
Женщина жила в выделенной ей властями по достижении совершеннолетия ещё в советское время, однокомнатной квартире, в спальном районе города, рядом с мимозовой рощей,  той самой, из которой местный бомж, хронический алкоголик Толик,  приносил ей ветви серебристой акации (так он их называл) за сумму достаточную на пол—литра водки. Всё остальное время, кроме сезона мимоз, она покупала розы в оптово-розничном цветочном магазине и перепродавала их. У нее был широко распахнутый, стеклянный, проникающий до глубины души  взгляд. Зрение было потеряно в  результате поздних,тяжёлых родов. Врачи вытащили её, как говорится — с того света,
а зрение так, «на том свете» и осталось. Вскоре после этого в цинковом гробу привезли из Афганистана мужа, боевого офицера. Увидеть своего ребенка ему не довелось, как и самой цветочнице.
Более сорока лет незрячей жизни научили женщину в совершенстве запоминать голоса и единожды поговорив с кем либо ,  даже спустя годы, безошибочно  могла вспомнить  где, когда и что слышала от этого человека. Также ей удавалось мысленно сплетать картины текущих вокруг событий по совокупности разнообразных звуков. Здесь женщина торговала около полугода. До этого она сидела на скамейке у тротуара в метрах трёхста отсюда, но в один из дней сотрудница гостиницы разговорилась с ней и предложила поработать у самого входа, так как у них бывает много состоятельных  клиентов с дамами, добавив, что у неё хорошие отношения с управляющим и она его уговорит. По тону, которым это сказала собеседница, бабушка поняла, что отношения "очень даже хорошие"... Предложение было принято  и оказалось весьма продуктивным. Все понимали, что зачастую у бабули покупают из сострадания, брать деньги просто так, как милостыню, она категорически отказывалась, но когда покупатель уходил оставляя сдачу, а это бывало нередко, ничего с этим поделать не могла, и добрые люди этим "пользовались"... Работники заведения  хорошо к ней относились, кормили обедом в служебной столовой, и ласково называли  Мама. С их слов ей стало известно , что теперь здесь новая хозяйка. Молодая владелица и управляющая в одном лице, более двух месяцев назад уехала с "не совсем молодым" мужчиной в кругосветное путешествие и должна была скоро вернуться. Вечерами женщина уезжала на одном и том же такси, водитель которого, стокилограмовый цыган средних лет по имени Роман, тоже облюбовал это рыбное место и небескорыстно приглядывал за ней время от времени. Как только замечал , что корзина опустела , подходил, "заботливо" брал за руку, доводил до машины и отвозил домой. Как и цветочница, Роман был далёк от интернета и всяких современных технологий вроде приложений для таксистов и работал, что называется—"от бордюра", то и дело назойливо предлагая прохожим свои услуги повторяя сиплым басом как заведенный:"Такси... Такси... Такси.." под лязг висящих на указательном пальце ключей. В относительно недавнем прошлом он был лишён свободы за убийство сопряженное с изнасилованием на восемнадцать лет, но подписал контракт и пошел на войну, где получил ранение с контузией и вышел на свободу по окончании лечения «с чистой совестью». У него не было водительских прав, но было удостоверение участника боевых действий, которое действовало на людей магически. Как правило, едва узрев эту корочку, ему отдавали честь с искренним пожеланием счастливого пути и всех благ.
Жизнь таксиста протекала между пьянками и работой. На заработанные за день деньги он пил до полуночи, спал до обеда, а с обеда опять выходил "на охоту", и так день за днём. Продавщице мимоз сей субъект был крайне неприятен, своим обострённым обонянием она ощущала запах перегара в салоне "Волги", и ей приходилось всю дорогу выслушивать повествования о его военных буднях и подвигах, рассказываемые неоправданно громко по причине тяжёлой контузии.  К тому же ей приходилось отдавать ему за проезд существенную часть заработка. Когда пассажирка доверчиво протягивала купюры предлагая взять свою цену, водитель брал в два, а то и в три раза больше положенного. Пенсии по инвалидности с натяжкой хватало на лекарства и оплату коммунальных услуг.
Но это было лучше, чем добираться уставшей, держа корзину одной рукой и трость другой до остановки, потом на трамвае с пересадкой, а после от остановки до дома пешком и подниматься на пятый этаж по ступеням, с незрячими глазами и больными к тому же ногами. Так и жила слепая, пожилая женщина.

Худощавый и низкий ростом таджик  Али , работал сторожем на лесопильне рядом с лесом и кладбищем в трёх километрах от маленькой деревушки. Он давно уже имел гражданство, но это не помогло когда толпа нацистов в балаклавах, разгромила и разграбила  его успешный бизнес в виде магазина по продаже сухофруктов и орехов. служивший ему как местом работы, так и жильём, а сам он еле спасся бегством бросив документы, телефон... бросив всё...
В отделе, куда он обратился, прежде чем Али успел изложить суть проблемы, сказали только
— А ты чё до сих пор не на фронте, чё не защищаешь страну которая тебя приютила? Чтобы завтра же пошёл в военкомат... —
Жил  Али в вагончике, до которого шла тропинка от цеха через кладбище. Конечно ему было , мягко говоря — не совсем приятно ходить между могил в  сумерки , по два раза в сутки, но так было намного быстрее и безопаснее. Да и жизнь научила его, что мертвые, гораздо безобиднее живых. Знакомый земляк устроил его сюда. Иногда попадалась подработка в нерабочее время. Но на этот раз поступил заказ, как ему показалось — неприемлемый — изготовить гроб и крест.

—Я не могу принять Ваш заказ тётя — сказал Али тощей старушке, которая пришла пешком обутая в галоши поздним февральским вечером сквозь мокрый снег и протянула пачку помятых купюр мелких номиналов
— Я мусульманин, поймите меня пожалуйста!..  Найдите кого-нибудь другого, завтра придут рабочие, договоритесь с кем-нибудь из них. Негоже мусульманину делать кресты.—

Он ещё в раннем детстве приехал из Таджикистана с родителями давно погибшими в  автокатастрофе по дороге на Родину и говорил грамотно, без акцента.

— Я тоже мусульманка сынок, татарка, Но я пришла к тебе с надеждой в эту непогоду будучи больной, чтобы исполнить последнюю волю своей подруги пока она жива. Рая два месяца назад слегла и больше не встаёт, с каждым днём угасает. У нее сейчас  нет рядом никого кроме нас, соседей, таких же одиноких стариков как и она сама. Вся молодежь разъехалась по городам, как и ее дочь Рада. Мы звоним ей постоянно, номер выключен. Люди говорят, улетела в теплые края. Мать цепляется за жизнь всеми силами из-за желания  увидеть ещё раз своего единственного ребенка и попрощаться. Денег тоже не имеет никаких, все свои скудные  сбережения и пенсию отправляла Раде пока та училась , так и осталась ни с чем.Номеров телефонов других родственников у нас нет.
Это мы, её соседи, собрали кто сколько мог.Мне стоило большого труда прийти сюда, а ведь ещё идти обратно. Нет у меня сил ходить снова и снова сынок.
Сделай гроб и крест, помоги и мне и ей. Аллах видит твои намерения, ведь Он Всевидящий. Очень тебя прошу.

— Хорошо, я сделаю — сказал  Али и после паузы добавил — только уберите деньги, я их не возьму.
— Благослови тебя Господь!..  Дай пожалуйста знать сразу же как будет готово, думаю Раечка долго не протянет... —
Старушка всхлипнула и протянула свёрнутый  несколько раз лист бумаги со словами 
— Это чертёж с размерами , там есть мой номер, баба Лена я, будем ждать твоего звонка...—
Али взял бумагу и аккуратно вложил во внутренний карман куртки глядя вслед постепенно исчезающему в ночи силуэту, чутко вслушиваясь в ее с каждым шагом утихающее бормотание
 — Хотя... тут связь, сам знаешь какая... Дорогу развезло... Два часа езды от города... Ни тебе нормальной связи, ни газа, ни водопровода, ни дорог... Бабы говорят у районного главы часы стоят с годовую пенсию нашей деревни... А машинка... та вообще... Ни стыда ни совести...—
Что-то было в этом визите... загадочное...

Побережье Дубая. На горизонте виднеются огни небоскребов переходящие в звёздное небо. Две яхты, одна—большая белая, вторая — поменьше,черная — дрейфуют. Во второй горит освещение, это охрана стоит на посту. На корме в шезлонге сидит дозорный. Полная тишина и штиль.



(продолжение следует)