Декриминализация гомосексуальности большевиками. П

Декриминализация гомосексуальности большевиками, уникальная в общеевропейском контексте того времени (до этого декриминализация гомосексуальности была произведена в революционной Франции), до сих пор анализировалась с точки зрения дискурсов – медицинского, юридического, властного, и их акторов.


В 1791 году во Франции времён Великой революции был принят новый уголовный кодекс[фр.], основанный на правах человека и гражданина, отменяющий наказания за преступления против нравственности. Позднее это ещё раз было подтверждено и уголовным кодексом Наполеона 1810 года.
В то же время, например, гомосексуальная проституция, по-прежнему, преследовалась полицией. Перед Первой мировой войной жители крупных городов Франции относились с определенной толерантностью к феномену гомосексуальности.


"В начале 1900-х годов в России активно обсуждали отмену уголовной статьи о мужеложстве - в связи с подготовкой нового Уголовного уложения. Инициировал отмену Владимир Дмитриевич Набоков, отец известного писателя. Но обсуждения ни к чему не привели, и статью не отменили.

После Октябрьской революции большевикам было необходимо в кратчайшие сроки сформировать новое законодательство, в том числе уголовный кодекс. Следовало решить, что делать со статьей о мужеложестве - оставлять или отменять, и как вообще относиться к этому явлению.

Ни у политиков, ни у врачей, занимавшихся данным вопросом, единого мнения не было. Однако статью все-таки не включили ни в уголовный кодекс 1922 года, ни в его редакцию 1926 года.

На это косвенно повлиял Магнус Хиршфельд, немецкий ученый, основавший в Берлине Институт сексологии. С ним советские медики поддерживали контакты и с интересом следили за его бурной европейской деятельностью.


Хиршфельд много выступал, убеждал, что гомосексуальность - не болезнь, что это просто одно из проявлений человеческой сексуальности.

Как раз в 1926 году, когда принимали новую редакцию уголовного кодекса, Хиршфельд посетил Москву и Ленинград с лекциями.

Как говорят, остался вполне доволен - гомосексуалов, как он понял, в советской России не преследовали. Хотя, конечно, это была только видимость".

Любопытно, что даже после революции геи продолжали делиться по сословиям, как бы комично это ни звучало. И до, и после революции фактически существовало не одно, а два сообщества, и их представители практически не общались друг с другом.


Существовали так называемые "аристократы" - представители творческой интеллигенции, дворяне, чиновники, офицеры царской армии и флота. Они держали салоны, устраивали концерты, приглашали артистов.

Другим сообществом были "простые" (такое название им придумали "аристократы"). Его составляли солдаты, матросы, конторщики - люди, которых не принимали в светских петербургских салонах до революции и которые не были желанными гостями у "аристократов" после 1917-го.

Получается, что революция отменила сословное деление, но гомосексуалы продолжали существовать в старых сословных рамках.

В начале 1930-х ситуация изменилась. В июле 1933 года начались первые аресты и посадки. Всего "по делу о ленинградских гомосексуалистах" было арестовано 175 человек. Причин этих арестов пока нельзя установить, потому что многие документы еще засекречены и не доступны исследователям.

В результате ленинградские аресты по "делу гомосексуалистов" стали поводом для того, чтобы статья о мужеложстве появилась в новом уголовном кодексе 1934 года".

 
Историков интересовало, кто задавал тон в вопросе оценки “патологии”? Как оценивали ее власти и где видели предел проявления “медицинской аномалии”, за которым должно наступать уголовное или принудительное медицинское вмешательство? Какие аргументы и язык использовался в этих дискуссиях? Сейчас становится очевидным, что ни один из дискурсов не был гомогенным. Собственно медицинский взгляд на гомосексуальность в 20-е годы распадался как минимум на три направления,
отчасти пересекающиеся между собой в работах отдельных медиков и в целом представляющие палитру мнений: гомосексуальность как инверсия, порожденная социальным контекстом (В. М. Бехтерев);
гомосексуальность как биологическая аномалия (Эйген Штейнах);
гомосексуальность как вариант нормы (Г. А. Баткис).


 Кроме того, носители нефеминного мужского и немаскулинного женского гендера,
вовлеченные в гомосексуальную активность, как правило, трактовались врачами как “нормальные” люди, “соблазненные” партнером или поставленные в такое положение социальным контекстом.

В отличие от биологизированного подхода, который доминировал в национал-со-
циалистической Германии, это восприятие гомосексуальности впоследствии было
усвоено советскими бюрократами и сотрудниками ОГПУ, готовившими аресты
мужчин-гомосексуалов в первой половине 30-х годов. Несмотря на многочисленные
показания арестованных мужчин о связях с военными и солдатами, часто сопро-
вождавшиеся указаниями конкретных имен и даже адресов, никаких свидетельств
в пользу того, что ОГПУ преследовало последних, нет. В терминологии дела они
были теми, кого “совращали” и “морально разлагали”. См.: Архив Управления
Федеральной службы безопасности Российской Федерации (далее – АУФСБ РФ
по СПб и области). Ед. хр. П–82 888 (1933): В 8 т. Т. 1. Л. 70-71.


Известно, что московские представители интеллигенции и в начале 20-х годов устраивали специальные гомосексуальные вечера.
 Вот как описывает их молодой москвич Владимир  Руслов, увлеченный коллекционер автографов Блока, Михаилу Кузмину, которого приглашает к участию:

Как Вам уже известно от В. В. Королевича, у нас здесь в Москве образовался небольшой очень интимный кружок, главным образом из молодых поэтов, под знаком “Антиной”; его цель — в выявлении в печати, в театре и в иных видах искусства мужской красоты.
У нас за прошлый 1923 год было два исполнительных вечера, музыка “наших” композиторов, чтение “наших” стихов, пение “наших” романсов, а также “наш” мужской балет; на втором вечере была дана инсценировка Вашего “Антиноя” из
“Александрийских песен” с музыкой молодого московского композитора Вл. Евг. Артемова.
 Одной из очередных задач сего кружка является издание сборника со стихотворениями, посвященными воспеванию мужской красоты и любви, всех поэтов, начиная с античных и кончая современными, в числе коих должно быть и одно Ваше, помимо того, конечно, что будет выбрано из различных Ваших уже напечатанных сборников, Вами так любезно присланных через Королевича.

Согласно источниковедческой логике, документы представителей именно этой группы – образованных, часто известных, публикующихся, оставивших воспоминания людей – могли бы быть обнаружены филологами и историками, если бы они существовали. Но их нет. Конечно, что-то могло быть уничтожено намеренно, начиная с 1931 года, когда произошли первые облавы на гомосексуалов Ленинграда и Москвы.




«Крылья» Михаила Кузмина (1906) — первая в русской литературе повесть на гомоэротическую тематику. Её публикации был полностью посвящён 11-й номер журнала «Весы» за 1906 год.


Появление «Крыльев» вызвало оторопь в литературной среде.
 Максим Горький окрестил Кузмина «воинствующим циником», а Зинаида Гиппиус — «хулиганом».
Андрей Белый отозвался о мотивах повести как о «тошнотворных».
 Лишь только Блок (в дневнике назвавший «Крылья» чудесными) отмечал, что идейное содержание книги Кузмина — далеко не главное в ней, ибо проза Кузмина замечательна преимущественно своими поэтическими достоинствами.


В сущности, Кузмин написал философский трактат, где нет ни мужских поцелуев, ни даже объятий, зато много «гоморомантических» разговоров в традиции платоновских диалогов. Собственно, и само название книги отсылает к «Федру».

В чем трагедия Федры?

В «Федре» Сенека использовал классический сюжет из аттической мифологии. Жена Тесея Федра признаётся в любви своему пасынку Ипполиту, а не найдя взаимности, клевещет на него мужу. Ипполит, проклятый отцом погибает. Позже Федра сознаётся, что погубила невинного, и совершает самоубийство.



Режиссер Борис Юхананов в 1988—1989 гг. экранизировал «Крылья» в рамках масштабного видеоромана «Сумасшедший принц». Фильм «Крылья» распространялся на видеокассетах.