Из истории Ичково. Из книги А. Г. Абакумова

Из книги А.Г.Абакумова "Откуда мы родом".

«Почти нет такой деревни – даже самой
захудалой, - где бы не было своих
замечательных историй и людей»
К. Паустовский


Ичково – уникальное поселение, прославившееся в пятидесятых годах XX века. Сюда стали ездить туристы со всех краёв и областей Советского Союза. В туристской схеме Архангельской и Вологодской области 1977 года было сказано: «Ичково (В-3). Крупный на Северной Двине колхоз «Новая жизнь», известный своими успехами в развитии молочного животноводства».

В древние времена сюда, в таёжную глухомань, где теперь деревня Ичково, пришли новгородцы и сдружились с теми людьми, которые здесь уже веками жили, - с чудью заволоцкой, как их называли поселенцы. Новгородцы – люди сильные духом, непокорные, владевшие различными ремёслами и высокой культурой, крепкие и отчаянные, ухватились за двинскую тайгу и пойму могучей Двины. Срубили избы и обзавелись хозяйством. Условия, в которых оказались новгородцы, заселявшие Север, обусловили то, что севернее Холмогор поселенцы брали рыбу и морского зверя, и стали поморами, а южнее Холмогор, где расположено и Ичково, - промышляли лесного зверя и птицу и больше всего стали заниматься скотоводством и хлебопашеством. Все они вели торговлю с Холмогорами, Москвою и позднее Архангельском, а также с «немцами», как звали всех иностранцев. За века создали здесь свою северную культуру со своеобразным языком, задумчивыми и протяжными песнями, обрядами, постройками, поделками и различным мастерством. Всё это коснулось и жителей Ичкова. Между аборигенами Ичкова и поселенцами, а также жителями соседних деревень, даже удалённых на десятки километров, была дружба, которая перешла в кровное родство благодаря массовому обмену невестами. Многие женихи деревни стремились взять в жёны девушку из другой, соседней деревни. Начались частые совместные торжества, особенно по престольным праздникам, и общими усилиями стали преодолеваться трудности, вызывавшиеся суровой природой севера.
 
МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ

Стоит Ичково на невысокой возвышенности правого берега Северной Двины в 100 км южнее города Архангельска и в 30 км юго-восточнее Холмогор, словно прислоняясь к тайге, которой конца-края нет. Защищено Ичково от северного, восточного и юго-восточного ветра могучим лесом. Если смотреть на Ичково с вертолёта, то эта деревня напоминает приземляющуюся птицу на окраину луга – пойму Северной Двины. Её «крылья» распростёрты на север и юг, «ногами» - двумя спусками мощенных брёвнами дорого – она упирается на луг, а её «голова» над лесом, уходящим на сотни километров на восток. В центре деревни «туловище» - ядро, где дома живописно разбросаны сообразно рельефу местности, а на север и на юг от ядра идут два ряда домов с широкой улицей между ними как крылья птицы.

Глубокий овраг разделил Ичково на две части: Нижнее и Верхнее Ичково, соответственно течению Северной Двины.; между ними, рядом с Верхним – Быково. В центре на самом лучшем, высоком месте – деревянная церковь, видная с любого конца Ичкова и из соседних деревень Копачёва и Кривого. Она была украшением деревни, архитектурным памятником древнего зодчества, построенным без единого гвоздя несколько столетий назад, ориентировочно до XVII века. В конце XIX века была шита тёсом в шпунт, что позволило сохранить её в хорошем состоянии до начала XX века. В тридцатых годах памятник деревянного зодчества использовали под колхозный склад.

Рядом с церковью - маслозавод, лавка и самый большой дом поселения, в котором в тридцатых годах была изба-читальня. На западном склоне в двухстах-трёхстах метрах от церкви, на окраине луга, два длинных приземистых строения с большим количеством окон на восточной и западной сторонах и широкими дверями (воротами) по концам – на южной и северной сторонах этих зданий. Оба строения воздвигнуты в 1931 году, были коровником и телятником на сто голов крупного рогатого скота каждый. На этих строениях были взвозы, по которым на поветь завозили сено и другие корма. От коровника в сторону церкви с поворотом на север около неё шла хорошо наезженная дорога, по которой три раза в день Василий Копалин возил бидоны с молоком на маслозавод. На южной стороне церкви, в нескольких метрах от неё – силосные ямы.

В глубоком овраге, разделяющем Ичково на верхнее и нижнее, - колхозная мельница, в последующем превращённая в кузницу и слесарную мастерскую.
На западном спуске от Ичкова-Верхнего – колхозная дизель-электростанция – величайшее достояние колхоза тридцатых годов, преобразившая быт колхозников и явившаяся одним из факторов, позволившим вывести колхоз в передовые молочные хозяйства страны.

Южное крыло за оврагом начиналось частью общей деревни Быково, затем шло Верхнее и оканчивалось Моторихой, насчитывавшей три дома. Северное крыло, являющееся продолжением Ичкова-Нижнего, заканчивалось Шатихой, состоявшей из четырёх домов. Эти два поселения – Моториха и Шатиха были не хуторами, а продолжением Ичкова на север и юг. Они были удалены от массива домов: Моториха  - на 500 метров из-за низины, не пригодной для строительства на ней домов, а Шатиха – на 700 метров, из-за полей (пашни), на которых не разрешалось строить дома. Разбежались по возвышенности крестьянские дома, просторно им здесь. Неподалёку от домов кучками стоят баньки, потемневшие от дождей да зимних вьюг.

Вдоль всей деревни идёт с юга на север широкая как проспект центральная улица протяжённостью до двух километров, огороженная с обеих сторон жердевой изгородью – прогоном для скота. На северной окраине между Ичковом-Нижним и Шатихой была ветряная мельница, небольшой кирпичный заводик, содержавшийся на общественных началах: глину готовили, кирпич делали в формах те, кому нужен был кирпич, а мастер руководил процессом изготовления сырого кирпича, а затем обжигал этот кирпич. Готовый кирпич расходовали, как правило, на кладку печей.
На восточной окраине Быкова стояла кузница. На восточной же окраине Ичкова за полями около леса были гумна с овинами. Каждая пядь земли для жилья и для пашни была с великим трудом отвоёвана от леса. Поэтому около домов почти не было садов, только лишь отдельные деревья рябины да черёмухи и несколько кустиков смородины росли у домов любителей природы и у окраинных домов для защиты от ветра.
Лес одаривал жителей Ичкова дичью, ягодами, грибами, рыбой с лесных озёр, а главное, строительными материалами для жилья и всех необходимых хозяйственных построек, топливом, чтобы в длинную суровую зиму обогреваться и круглый год иметь дрова для выпечки хлеба и приготовления пищи.

Деревня Ичково длительное время могла жить отрезанной от других населённых пунктов и без снабжения в половодье, ледостав, бездорожье, сильные морозы и в связи с другими непредвиденными обстоятельствами. Поэтому в деревне была лавка (магазин) с товарами первой необходимости; ветряная мельница, где можно было размолоть зерно; маслодельно-сыроваренный завод, куда сдавали молоко и где могли купить масло и сыр; школа на три класса (четвёртый – в Копачёво); санитар, имевший небольшую аптечку у себя на квартире, и человек, знавший ветеринарию (иногда называли коновалом). Была и своя кузница, которая, со слов старожилов, была построена задолго до появления Архангельска. Так было перед коллективизацией.

В двух-трёх километрах от Ичкова строго на запад течёт могучая Северная Двина, а между деревней и рекой – пойма – заливной луг, богатый разнотравьем. Этот широкий прекрасный заливной луг уходит на юг на пятнадцать километров от Ичкова в сторону Казенщины и на север до деревни Ступино – около трёх километров. Вся эта площадь называлась пожнями, где заготовляли сено, и лишь небольшая его часть, отгороженная жердевой изгородью, была лугом для выпаса скота.

ВЕРЕСНИК

Западнее Моторихи, от склона, где были поля, на лугу, для выпаса скота был «вересник» - царство могучих, пирамидальных елей; нижние ветви их, покрытые мхом, казались седыми, пахнущими самой отдалённой древностью. Почти около каждой ели был густой и высокий можжевеловый куст. Если тайга за околицей почиталась родным домом, то вересник был садом, местом отдыха детей, стариков и выздоравливающих. Здесь ребятишки собирали еловые рыжички со шляпкой в копейку и алтын для засола в бутылях (четвертях) к праздничному столу, и спелые можжевеловые ягоды для замены сахара. Вечнозелёные с пирамидальной кроной ели достигали высоты до 50 метров и в диаметре до метра. Шишки, веретенообразные и лишь немногие яйцевидные, были очень крупные. Некоторые деревья имели возраст до 500 лет, по нашему подсчёту колец на пне срезанного дерева. Этот подсчёт возраста дерева производили мы вместе с учительницей. Чистый еловый бор-вересник резко отличался от елового леса, растущего в тайге, в километре от него. Там, в тайге, ели были пониже, шишки помельче и встречались берёзы и осины, т.е. то был лес, характерный для северодвинской тайги. Своеобразие вересника поняли те, кто пришёл сюда более пяти веков назад, и берегли его как сад, как место отдыха, как реликтовый лес. Однако в пятидесятых годах XX века вересник вырубили под луг, раскорчевали, но ничто тут не растёт. Плакали горькими слезами жители Ичкова, но не смогли отвести топор от вековых  елей, занесённый недальновидными людьми.
За рекой напротив Ичкова – деревня Копачёво с пристанью для пароходов.


На восточной окраине Ичкова от стен домов поля, отвоёванные от леса, ухоженные и удобренные, шли полосой примерно в один километр, а далее северодвинская или, как её ещё называют, бескрайняя архангельская тайга, протянувшаяся через шесть северных параллелей на север, включая тундролесье, до самого Ледовитого океана, на восток – до Печоры, на юг – на сотни километров вдоль реки. Эти леса и посейчас богаты грибами, ягодами, рыбными озёрами и разнообразной дичью.

Около десяти километров ниже Ичкова Северная Двина делает резкий поворот. Реку сжимают высокие крутые каменистые берега. Особенно крутой и высокий левый берег, выступающий над рекой как утёс. Течение воды здесь стремительное, с круговоротами, судовой ход узкий (до 300 м), к тому же в этом месте река разворачивается под прямым углом. Раньше тут была крепость Орлец, а теперь деревня Орлецы. Место на реке здесь опасное для судоходства. Сохранилась поговорка: «Пронеси бог Орлецы». По сказаниям, в XVI веке специально построена церковь на правом берегу как маяк, на который надо направлять судно, плывущее вниз по течению, чтобы избежать опасности.

Весной Северная Двина заливает пойму до нижних домов Ичкова, а когда в её русле у Орлеца затор льда и леса, могут быть затоплены нижние на спуске дома.
После весеннего паводка, когда река входит в берега и пойма начинает обсыхать, вся эта многокилометровая равнина покрывается зеленью молодых трав, растущих очень быстро, видимо, из-за белых ночей, ускоряющих их рост. Красота и приволье чудесного луга, северной тайги и широкой многоводной реки таковы, что ленинградцы, архангелогородцы и москвичи, выходцы из этих мест, вместо южного берега Крыма стремятся приехать сюда на отдых, надышаться медовым запахом трав, покупаться на Северной Двине, позагорать на её песчаных пляжах, прогретых северным солнцем, половить рыбу, а в пасмурные дни насобирать даров природы на всю зиму. Богатые рыбой лесные озёра обеспечивают отдыхающих хорошими трофеями (щук, окуней, сороги). Осенью пожни на пойме Северной Двины украшаются могучими стогами сена: точно корабли они стоят в большой гавани. Заливные луга послужили основой развития в Ичкове животноводства, главного условия благосостояния его жителей. «На широких луговых просторах раскинулись земли колхоза «Новая жизнь», одного из лучших молочно-животноводческих колхозов нашей страны», - повествуется в туристской маршрутной схеме по Северной Двине 1958 года.

Немного истории нашей малой родины. В деревне Ичково в двадцатых годах старых курных изб с маленькими окнами со слюдой, печек без дымоходов было две. В одной из них жила старушка в возрасте около 90 лет, ещё бодрая, сама за собой ухаживала. Называли её «древней», так и запомнилась она без имени-отчества. Считали её представительницей чуди заволоцкой, дошедшей до начала X века. Она утверждала, что дом, в котором она живёт, строил её дед; в нём жили её отец и мать, и она прожила в нём всю свою жизнь. Она настойчиво своих родителей и себя не относила к пришельцам, а считала коренными жителями этого места. Её родители, её муж и сама она больше всего занимались охотой, растили хлеб, имели коров, но только не таких как теперь, а поменьше, полохматее, которые морозы переносили лучше, чем теперешние, да и к пище (корму) были менее требовательны. Оба дома в тридцатых годах разобрали и на их месте построили новые. Даже их фотографии нет, хотя около одной курной избы я фотографировал односельчан, но фотографию затерял.


Как давно заселили эту деревню новгородцы, тоже нет данных. Попытка установить начало её заселения новгородцами не увенчалась успехом, а вот с низовий поселенцы пришли где-то около конца XIII – начала XIV веков (по летописям в 1300 годы). Подсчёты по родословным позволяют дойти только до XIV века, так как других данных нет.
Большинство домов в Ичково построено в XIX и в начале XX века, в период расцвета малой родины, а домов более поздней застройки сохранилось мало.

Сложно установить название нашей деревни. Все соседние поселения носят предельно ясные названия, а вот Ичково вызывает споры. Существуют две версии. Первая гласит о том, что новгородцы в момент заселения эту деревню назвали «Дичково» за то, что её жители – чудь – проявляли к ним необщительность, дичились поселенцев, к тому же расположена эта деревня, в отличие от Ступина и Копачёва, в «диком» - глухом месте. По мере разрастания Дичкова мужчины, её жители, работавшие в Холмогорах, Архангельске и Питере, стали стесняться этого названия и в письмах, в разговоре с горожанами стали отбрасывать первую букву «Д», и добились своего, якобы, в начале XVIII века: деревню официально, во всех документах стали именовать Ичково. По второй версии название деревни происходит от слова «Ич». Искал значение этого слова, но безуспешно.

Ещё есть особеннось. В паспорте, выданном моей матери 17октября 1916 года, указано, что она из деревни Басовской. Всё ли Ичково называлось Басовской или та часть его, которую теперь называют Ичково Верхнее, я, живя в Москве, не установил. На севере каждое поселение даже из двух-трёх домов, удалённое от другого массива построек, уже имеет своё имя. В тоже время несколько таких небольших деревень со своими названиями объединяются ещё более общим. Например, Ичково – пять деревень, Кривое - четыре деревни, Ракула – шесть деревнь и т.п. Старожилы утверждали, что новгородский князь, плывший по Северной Двине, был поражён заливным лугом по правому её берегу, простиравшемуся от поворота реки, где теперь Кривое, до леса, спускавшегося к самому берегу реки, не доезжая немного до Орлеца. Вот тут-то и вышел на берег князь, полонивший нашу землю. Ступив на берег на опушке леса, граничащего с лугом, он заявил: «Здесь Ступино – моя голова, Ичково моё и Копачёво моё, а Наволочек – подножие моё», Позднее в Ичково пришли колонисты с «низовских» Москово-Суздальских-Ростовских земель, якобы оттуда и фамилия Абакумовых.

О давности создания этой деревни можно судить только по тому, что из Ичкова брали мастеровых строить Ново-Холмогоры - Архангельск и его крепость. Следовательно, Ичкову более 500 лет. Если внимательно присмотреться к жителям деревни, то всё же новгородцы принесли в Ичково, как и на всё Заволочье, свои культурные и хозяйственные навыки и познания. То, что новгородцы пришли первыми, подтверждается народными сказаниями и строительством крепости Орлец, что в 10 километрах от Ичкова. В Ичкове и окрестных деревнях сохранились новгородские обычаи водить хороводы, их старинные обрядовые песни: застольные, плясовые, величальные, шуточные, свадебные и хороводные. Новгородцы ввели престольный праздник «Петров день» с гуляньями на лугу с участием жителей, стар и мал, из ближайших деревень.
 
Новгородцы в этих деревнях делали упор на земледелие, считая основой животноводство, способное облагородить чрезвычайно бедные здесь почвы, отвоеванные от леса. Хотя летний сезон для сельскохозяйственных работ короткий и тепла меньше, чем в более южных областях, но хорошие пастбища на пойменных лугах и пожни позволяли заготавливать грубый корм на всю долгую зиму. В последующем это северное земледелие обеспечивало продукцией не только  себя, но и близлежащие города. Люди в Ичкове несуетны, доброжелательны друг к другу, но чувства свои выражают резко, традиции старых жителей блюли и поименно называли своих предков. Семьи были большие, почитались более родовитые крестьяне. Сотни лет здесь жили, строили добротные дома, и, хотя медленно, но деревня непрерывно росла по числу дворов. Суровые условия севера создали активного, созидательного труженика.  В этих условиях пассивная деятельность человека подобна самоуничтожению. Северяне научились хлеб выращивать не только для себя, но и для продажи в небольшом количестве. Для скота, на поголовье, обеспечивавшее нормальную жизнь крестьян, корма хватало.

ОРЛЕЦКАЯ КРЕПОСТЬ

Новгородцы, взяв под свою опеку жителей полоненных деревень, проживавших здесь до их прихода, причислив их к своей республике, стали создавать укрепления (небольшие крепости) как центры своих вотчин для того, чтобы удержать владения от попыток присоединения этих мест к землям Московии. Из летописи известно, что в 1342 году на крутом утесе новгородцы основали крепость, которую назвали Орлец. Основателем крепости был сын новгородского посадника Лука Варфоломеев. Подчинив себе двинские погосты, он сделал Орлец центром Двинской области. Крепость эта просуществовала недолго. В конце Х1У века после междоусобной войны новгородцев с великим московским князем Василием Дмитриевичем (сыном Дмитрия Донского) в Орлец приехал московский наместник. С 1398 года Двинская земля покорилась царю московскому Василию II Дмитриевичу. Городок Орлец стал оборонять наместник московский князь Ростовский. В этом же году новгородская рать во время похода в Заволочье разгромила Орлец, разрушила городок за попытку посадника "предаться" Москве. Четыре недели стояли новгородцы (в числе грех тысяч) под этим городом и заставили осажденных выйти из рода. Город разграбили. Развалины городка долгое время сохранялись, но в XIX веке оставшийся камень был увезён в Архангельск для использования на строительстве.

Остаток Орлецкой крепости (деревня Орлецы) в тридцатых годах можно было видеть немного каменной стены и вала, подле которого тянулся глубокий овраг, служивший некогда рвом. Недалеко от пристани Орлецы был расположен карьер, где добывают камень-известняк.
Орлецкая крепость имеет свою историю. Вот что рассказывает об этом новгородский (первый) летописец под 1342 годом: «Того же лета Лука Варфоломеев (сын новгородского посадника), не послушав Новгорода и митрополита благословения и владычия скопив с собою холопов сбоев (удальцов бездомных, большею частью боярских слуг) и пойде за Волок на Двину, и постави городок Орлец и скопив емчан (прибрежных жителей реки Емцы – притока Двины) и всю землю Заволотскую по Двине вси погости на щит…» (Максимов С.В. Год на Севере. – Архангельск: Северо-Западное книжное издательство, 1984 – С. 584).
Во второй и последний раз мелькает в истории имя крепости Орлеца в 1398 году, когда Двинская земля покорилась царю московскому Василию III Дмитриевичу. Это событие так описывает новгородский летописец: "Владыка благословил воевод и войско поискать святой Софии пригородов и волостей своей отчины и дединч.." На пути их за Волок на Двину к крепости Орлецы они узнали, что на Двину приехал уже от великого князя в засаду князь Федор Ростовский; что дано ему городок блюсти, судить и брать пошлину со всех волостей новгородских, и что двинские воеводы Иван и Конон, с друзьями своими разделили уже новгородские волости и имения бояр на части..." Покорили белозерские волости, затем волости кубанские, город Вологду, сожгли город Устюг... Из под Устюга (через 4 недели) шли они по Двине к городку Орлецу, где на то время "заперся со своими войсками наместник московский, князь Ростовский. Четыре недели стояли новгородцы (в числе трех тысяч) под этим городком, сделали засады, стреляли из них и, наконец, заставили осажденных выйти из городка и с плачем бить челом о помиловании. "И воеводы новгородские и все свои, по словам летописца, по своего господина по новгородскому слову челобитье прияша двинян, а нелюбья им отдаша". Воевод Ивана и Конона с друзьями их взяли в плен; одних казнили, а главных виновников (4 человека) заковали в цепи. С князя Федора Ростовского взяли присуд и пошлины, которые он успел собрать, но самого простили. С московских купцов взяли 300 рублей; 2000 рублей а 3000 лошадей с самих двинян, "за их преступление и за их вину".
"Аще бысть Божие милосердие - заканчивает  свое сказание летописец - столько прошед русский земли и у столь твердого городка не бысть пакости в людях, токмо у городка единого человека убиша детьскаго Левушку Федорова посадника, а город разграбоша".


Присоединение двинских земель к Москве происходило раньше, чем окончательное присоединение Великого Новгорода к русскому   национальному государству в 1478 году.
Прадеды и деды, жившие в Ичкове, были мастеровыми, талантливыми и физически крепкими. Многие владели грамотой, всегда свободными, не знавшими крепостного права. Кровное и духовное родство с землей своей, с предками здесь высоко ценилось, но сколько поколений Абакумовых жило в Ичкове, никто не знает, есть, или было хотя и отдаленное родство между пятью большими патриархальными семьями ХVIII века, дошедшими до тридцатых годов XX века, уже девятнадцатью, у которых одна фамилия и сохранившееся воздержание от вступления в брак между этими семьями. Происхождение фамилии, видимо, не интересовался никто. По моим подсчетам, корни этих семей в Ичково до начала XX века можно отыскать на протяжении пятисот лет. Но это нуждается в проверке.
Ичково в стороне от почтового тракта, что оказало влияние на быт жителей этой деревни.
В Ичкове жили проще, доверчивее, дружнее, чем в Копачеве и других деревнях, расположенных вдоль тракта.
К концу XIX века с расцветом Архангельска  произошел значительный подъем в развитии близлежащих деревень, в том числе и Ичкова, в котором было много построено новых домов.
Дом был главным корнем крестьян, а затем и колхозников на трудной земле Севера. Индивидуальные дома земледельцев во все века были национальным богатством страны, видимо, так же должно "быть и при социализме, чтобы у каждой крестьянской семьи (колхозника и рабочего совхоза) был свой дом и благоустроенный быт. Собственный дом - наиболее удобный вид жилища. Свой дом - оплот крестьянской семьи, ее "родовое гнездо". Крестьянин, имеющий дом, всегда был постоянным работником на родной земле. В каждом доме выросло не одно поколение земледельцев, преданных родной деревне, родному колхозу. Дом хранит родовой дух, он хранитель реликвий, в нем сохранялась семья в составе многих поколений. В этом доме вырастали дети и сюда они возвращались, как бы далеко не разлетались по земле, особенно, перенеся лихолетье войн. Так было в двадцатых и тридцатых годах XX века на Севере. Дом был и остался малой Родиной, привязывая невидимыми связями к месту рождения. Свой дом приближает человека к  природе, облегчает северянину в тяжелых климатических условиях возможность работать на земле, ухаживать за домашними животными, обеспечивать достаток всей семье. Тог, кто не имеет своего дома, - квартирант, наемный работник, готовый сорваться с места, в любой день уехать куда угодно. Его ничто не держит на колхозной земле. Крестьяне Севера своим личным трудом строили дома для семьи и для отделяющихся сыновей, встречая благожелательность и взаимопомощь и соседей и сельсовета. Денежных ссуд в те годы не выдавали. Сельсовет отводил земельный участок под застройку дома и участок  леса для заготовки бревен на дом. Дом строили по своему вкусу, разумению и наличию денег. И все же на архитектуру домов наложили отпечаток условия Севера.
При строительстве домов крестьяне стремились создать максимум комфорта, устранить неблагоприятно действующие на каждого жителя севера факторы. Зимы здесь длинные, холода суровые. Холодное время держится примерно половину года, а зимой морозы достигают - 50°С. Ветры летом северные и северо-западные, а зимой - юго-западные и юго-восточные очень сильные. Зимний день короткий, и свeта мало, а весной и летом света много, ведь стоят белые ночи. В ледоход и ледостав на Северной Двине Ичково отрезано от внешнего мира, как бы на острове, к которому не подойти и не подъехать. Все это требовало для нормальной жизни теплое, светлое, удобное и надежное жилище, в котором зимой проводят много времени. Ичковляне, как и все северяне, противопоставляли суровой природе удобство и красоту жилища. Строили дома - хоромы и все постройки добротно. Деревянный рубленый одноэтажный дом, как правило, пятистенок, на высокой подклете (окна не ниже 11-го бревна с высоким подвалом и высоким чердаком,  хранящими тепло. Толстые  бревна сруба, от земли до кровли, проконопачены мхом - тепло зимой не только хозяевам, но и скотине. Двухэтажных домов было немного. Комнаты с высокими потолками, со сдвоеными окнами (двойные рамы), светлые - до пяти-шести окон на переднюю, по три на кухню и боковые комнаты. В целом, в одноэтажом доме до пятнадцати окон, чтобы больше впустить солнца. Стремились строить дом с видом на реку, "лицо в лицо", и очень редко дома были повернуты лицом на юг. Дом украшали своими изделиями, проявляя мастерство. Все дома в Ичкове имели строгую форму, совершенные пропорции, капитальность постройки и автономность каждого дома - семьи.   Воедино сливались здесь целесообразность и красота сельского быта. Дом рассматривали так, чтобы от него была наибольшая польза, удобство, прочность, красота, но в то же время, чтобы каждый дом отличался один от другого. Не хотели повторять хотя бы внешне то, что уже есть. Только на первый взгляд дома похожи один на другой, но это не так, все они разные и едины тем, что в них тепло, светло, удобно и уютно жить. Дома строили с расчетом на рост семьи, хотя было правилом отделять женившегося сына в отдельный дом, который начинали строить задолго до его женитьбы. Многодетные семьи в начале века очень почитались, каждая супружеская пара хотела иметь наследников, т.е. не менее трех детей. Иное считалось отсутствием заботы о будущем своей северной земли. Этим объяснялось и то, что для женившегося сына отец стремился скорее, создать ему условия: отдалить в отдельный дом, чтобы у сына были дети. Считалось зазорным, если жених после свадьбы уходил жить в дом к невесте (жене). Такого мужчину называли "курицына голова", "преймак". При возможности дом для отделяющегося сына строили рядом с домом отца. Если же не было места рядом с отцовским домом, тогда придерживались правила: "собрался строить дом, первым делом - выбирай не место, а выбери соседа. Если сосед хороший, то немедленно добивайся места около этого соседа". Площадь в

домах увеличивалась за счет подсобных помещений. Крылечки были утепленные и украшенные.
В доме все хозяйство располагалось под одной крышей: жилые комнаты и хозяйственный двор срублены в один общий четырехугольник, часто без всяких прирубов и пристроек. Посредине строения чистые и черные, или светлые и темные, соответственно с парадным и черным входом сени. По одну сторону от них дом, по другую - двор. Под общей крышей - все нужное для автономной жизни семьи и содержания животных. Двор в двух уровнях. Сверху поветь, а внизу хлев. Под полом черных сеней у входа в хлев - помещение, где зимой лошадь обогревалась от мороза. По стенам тут же развешивали хомут, сбрую, дугу, вожжи. Хлев просторен, где коровьи стойла отгорожены редкой дощатой перегородкой, не доходящей до пололка, легко разбираемой при вывозке навоза. Между стойлами для коров - местечко для телят, чтобы они видели друг друга и были спокойны. Отдельно отгорожены овцы. Наклонно к одной стене прикреплена ясельная решетка - ясли - кормушка для скота, куда с повети через отверстия сбрасывали для коров и овец сено. На повети, под крышей над хлевом - сено и солома, в черных сенях -запас воды в бочках (чанах). Главное, не ходить к скотине в непогоду через улицу, не держать домашние припасы в удалении и не таскать на себе их при ненастье, зимой и в распутицу быть независимыми не только от соседних сел, но и от соседних домов.

ДОМ

Дом на большую семью имел 4-5 комнат и просторную кухню. Войдя в дом с улицы с парадного крыльца в светлые сени, налево можно войти в жилую часть дома, а направо темные сени, куда вход через дверь, а затем на поветь тоже через дверь, так как между сенями и поветью рубленные из бревен стены. Из чистых сеней, как правило, вход на кухню и в одну жилую комнату. Из черных сеней, кроме входа на поветь, есть вход к лестнице, ведущей на чердак, дверь в уборную и спуск (лестница) в хлев и на выход на улицу (на черное крылечко). Крылечки - это наружные пристройки, обычно площадка перед домом с лестницами, ведущими в сени у каждого входа. Парадные крылечки, как правило, крытые. Сени между жилыми помещениями и сараем широкие. В них обширные кладовые (чуланы) для семейных припасов (бочки соленых грибов, моченых ягод, мешки с мукой и др.). В одном углу темных сеней жернова для размола зерна на муку, около них лагом хранился ткацкий станок, мотовило и трепалка льна; в другом углу лестница, ведущая на чердак, под которой сложены орудия труда. Вход на чердак обшит тесом, имел дверь и закрывался засовом; в третьем углу черных сеней - уборная (нужник), оборудована так же с закрывающимися дверями; в четвертом углу - лестница, ведущая   в хлев и на улицу.
На поветь (потолок хлева) заезжали на лошади с возом сена через широкую дверь с взвоза. Взвоз - накатник, ведущий на поветь, по которому заезжали на нее лошади с возом сена или соломы.
Под полом жилых комнат одноэтажного дома на высоком подклете  можно ходить в рост. Там погреб, где зимой хранились картофель и овощи, а летом - скоропортящиеся продукты на снегу или льду, набитому туда весной. Костры с поленицей как крепостные стены возвышались возле сарая или конюшни. Тут же, под взвозом, перевернутые дровни, соха, борона, телега. Иногда телега под навесом у сарая.

Особого внимания заслуживала кухня. Кухня, как правило, на южной стороне дома, просторная, с русской печью на деревянном подпечье. Вдоль двух стен широкие лавки, на которых можно не только сидеть, но и спать, завернувшись в тулуп. В красном углу стол. Рядом с входом из коридора на кухню умывальник и кадка с водой; под потолком настил из досок - как широкие нары - полати, нависавшие над входом в кухню, от стены до печки, служившие теплым местом для сна ребятишкам в зимнюю стужу под отцовским тулупом. Вход на полати - с русской печи. Между русской печью и стеной передней комнаты - пространство (запечье), куда зимой в сильные морозы помещали новорожденных телят или ягнят на одну две надели, а вообще-то в этом закутке стояли ухваты, лопата (для подачи хлеба в печь),   кочерга, а на полках - посуда. Здесь же грели самовар, кипятили в нем воду, хранили древесный уголь для самовара. Традиционно в каждой семье было два, а иногда три самовара, из которых один - большой для всей семьи и гостей. В семьях самовары были разные  и по форме, и по цвету, и по размеру. Пили чай за самоваром, пока вся вода не кончится.   На столе самовар "пел", и это придавало какое-то своеобразное очарование чаепитию, во время которого считалось кощунством ставить на стол спиртное. После бани пили чай "до седьмого пота", пока с "потолка" (лба) не потечет. Идя на посиделки, молодухи говорили: "Пойдем самоварничать (пить чай за самоваром)", или "Будем сидеть за самоваром (чай пить)".

Вдоль стены в одном аршине от потолка полки, на которых кринки и горшки с молоком и сметаной, различные туеса с крупой и мукой и другая посуда. В нашем доме полы во всех комнатах были покрашены, а на кухне пол некрашен, его мыли веником с дресвой да так, чтобы был желтенький. По чистоте в кухне и в доме судили о хозяйке и ее дочерях.

РУССКАЯ ПЕЧЬ

Русская печь - это уникальное творение жителей севера - была основой основ в жизни северянина. Она грела и кормила, одаривала вкуснейшими хлебом, пирогами, шанежками, колобами, кулебяками, похлебкой, щами и кашей, - самой разнообразной вареной и жареной пищей. На ней сушили валяную обувь, рукавицы и промокшую одежду,сушили грибы, заготовленные в таком количестве, чтобы хватило до новых, сушили окуней и щучек, чтобы сварить уху во время великого поста. На печи прогревался простуженный член семьи, на ней спали престарелые. Русская печь отапливала кухню и смежную с ней (задней стенкой) комнату.   На улице метель, мороз за сорок градусов, а ребятишки на печке да на полатях сказки рассказывают или около печки уроки готовят. В подпечье держали кур, в теплое время года только ночью, а зимой круглосуточно, до весны, в курятнике устилали сухим папоротником, сорванным после того как он засохнет осенью. Такой папоротник не сыреет и не гниет. Куры чувствуют себя лучше, чем при подстилке из соломы, реже болеют их лапки. Если курам вволю давать древесный уголь, то в курятнике всегда будет сухо и уборку легче проводить. Прежде чем выгнать кур на улицу, их ощупывали: с яйцом курица или без яйца (отсюда и поговорка "кур щупать"), и оставляли курицу в курятнике под печью, пока не снесет яйцо. Мать очень уставала, работая от зари до зари, спала мало. Был такой курьез: поздно вечером она сбивала масло в глиняном горшке и вздремнула и вдруг бросила этот горшок на пол, крикнув: "Пошла вон, опять без яйца!".

Внутреннее убранство комнат было простое, но все имело практическое значение, и отсутствовали излишества. В нашем доме было так. В каждой передней комнате были печи-голландки в жестяном остове. Печи клал Андрей Павлович Уткин, муж моей сестры Татьяны. Он был признанным мастером-печником, пользовавшимся большим успехом в Петербурге, и гордился тем, что клал печи в домах вельмож, которые были довольны его работой. Жестяные кожуха делали отец и брат Степан. В передних комнатах (горницах) были красивые столы, "венские" стулья, купленные в городе, диван и в каждой комнате деревянные кровати с различными украшениями (резьбой) спинок, изготовленные местными умельцами. В одной горенке буфет с посудой, а в другой - комод. В красном углу всех комнат и кухни - иконы с лампадками. В одной комнате - икона - приданое матери, в другой и третьей - иконы снох, их приданое. Только на кухне была икона очень старая, черная и, говорили, что чуть ли не прабабушкина. В простенках между окнами - зеркала, картины и фотографии в рамках. На икону по праздникам вешали домотканое полотенце с вышивкой. В двух северных комнатах были платяные шкафы, столы и табуретки и в каждой - кровати. Каждая комната была, как бы закреплена за одним из сыновей. Когда все собирались, то знали свою комнату, в ней и поселялись.
Летом Ичково было дачей для тех, кто остался на постоянное жительство в Ленинграде и Архангельске.
Домашнюю утварь бережно хранили и передавали из поколения в поколение. Стремились поддерживать чистоту в доме. Сапоги и валенки снимали у порога и ходили по кухне и комнатам босиком или в чунях, шерстяных чулках и реже в кожаных тапочках. Много мусора было от дров, ведь зимой топили печь на кухне и четыре голландки в комнатах. Этот мусор сжигали и из дому не выносили. Отсюда и поговорка: "Не выносить сор из избы", т.е. ссоры, семейные разногласия не должны знать соседи. В тех случаях, когда в доме оставалась мать с двумя детьми, то передние комнаты закрывали, а жили в одной комнате и на кухне. В зависимости от холодов спали на печи, на полатях или около стенки русской печки, выходящей в соседнюю комнату. Летом все комнаты вновь обживались. Старые дома ещё крепко стоят, напоминая об истории жизни крестьян до коллективизации.

При колхозах нужда в больших хозяйственных постройках отпала, дома стали строить скромные, аккуратные, без взвозов и конюшен,  но с сараем (на одну корову) под одной крышей. У северного колхозника обязательно должна быть корова, без которой не будет  прочной семьи; чтобы прокормить, обуть и одеть членов семьи, создать достаток, нужна корова. Если не будет коровы, то глава семьи покинет деревню. Когда колхозникам приказали сдать коров (это было  в шестидесятых годах), сразу же многие трудоспособные колхозники покинули село, покатили по всей стране в поисках лучшей жизни, оставив в деревне престарелых доживать свой век. Спохватились ретивые начальники, опять разрешили колхозникам держать корову в личном пользовании.
 
Сделав это небольшое отступление, забежим немного вперед. Для жителей Ичкова в тридцатых годах стало традицией сажать ягодные  кустарники около домов. Рябина и черемуха посажены около многих домов. На приусадебном участке, около дома, где ранее каждый квадратный метр использовали под картошку, репу, а иногда рожь, через три-четыре года после коллективизации стали выделять местечко и под куст смородины. Объяснялось это приходом материального достатка и весомости натуроплаты на трудодень. Сами колхозники и приезжающие родственники - "дачники" из городов стали обращать внимание на украшение не только дома, но и вокруг него. Появилось и у северян изречение: "Сажая дерево, человек побеждает смерть и делает бессмертной память". Получил я на фронте письмо от матери, в котором она писала, что "березка, посаженная тобой, хорошо растет, и кусты смородины разрослись. Посмотрю на берёзку и вспоминаю тебя".

ЛУЧИНА И КЕРОСИНОВЫЕ ЛАМПЫ

Продолжим бытописание  ичковлян в те далекие годы. До первой мировой и гражданской войны в лавках продавали керосин в достаточном количестве. Поэтому у всех селян были керосиновые лампы различной величины и красоты. Эти лампы были куплены в Петербурге или Архангельске. У нас в доме были настольные на фарфоровых подставках с зеленым абажуром и изящные висячие лампы, подвешенные под потолком и маленькие переносные. Но после войны до конца двадцатых годов и даже в тридцатом году практически не было керосина. Поэтому в темное время суток пользовались лучинной, воткнутой в узорчатый кованый светец. При этом освещении мы делали уроки, взрослые выполняли все домашние работы, мать ткала полотно, сестры пряли лен или шерсть на разукрашенных прялках, вязали свитера или рукавицы, отец или старший брат чинили обувь для членов семьи или сбрую для лошади. На всю жизнь сохранилась в памяти частичка песни, которую пели девушки:
"Лучинушка моя, лучинушка, березовая.

  Что же ты, моя лучинушка,
  не ясно горишь"...
Или
"Догорай, гори моя лучинушка,
 догорю с тобою я"...

Помнится, что березовая лучина хуже горела, чем сосновая. Лучину готовили подростки, помогая матери, а затем это входило в нашу обязанность. Старшие братья или отец привозили из леса сосновые кряжи, распиливали их на поленья, высушивали, и затем мы кололи эти поленья на тонкие щепки лучины. Лучина была длиной до аршина и определенной толщины. В специальную подставку - светец, сохранившийся с незапамятных времен, вставляли от трех до пяти лучин и зажигали все  тогда, когда читали и писали, а если ужинали или пили чай, беседовали, горела одна-две лучины. Пока уроки делали, сгорал целый пучок (штук тридцать) лучин. Светец, сохраненный или купленный, или сделанный местным кузнецом, проявившем при его изготовлении своё мастерство, был предметом искусства. Стержень, как правило, был завитой из двух и даже четырех разрубленных вдоль оси и скрученных стержней. Снизу стержень прикреплен к кольцу - основанию на подставке, у которой было корытце с водой, куда падали угли, и пожар не случался. Голову светца, предназначенную для вставления лучин и свечи, делали различно, но обязательно были фигурные расщепы для лучин, сделанные продольной разрубкой вертикальных стержней с их красивыми загибами, а для свечи выковывалась втулка.

Свои кузнецы делали кованые фонари (светильники) с различными украшениями,  дверкой и пазами для вставления стекол с четырех сторон. С этими фонарями ухаживали за скотом. Если удавалось купить немного керосина, то его использовали в фонаре, когда ходили на поветь дать сено коровам и в хлев доить коров. Иногда покупали свечи, которые также использовали в фонаре для ухода за животными. С лучиной ходить во двор нельзя было из-за возможного пожара. В тридцатых годах появился в продаже керосин и прекрасные фонари "летучая мышь", очень удобные, практичные и безопасные в пожарном отношении. Эта "энергетика" длилась до коллективизации.

ЛАМПОЧКА ИЛЬИЧА

Уже в третий год колхозной жизни в артели "Новая жизнь" был приобретен дизель, и электрическое освещение вошло в быт Ичкова. Были освещены постройки МТФ, конюшни, школа, контора и изба-читальня. На два-три часа загоралась лампочка Ильича и в домах колхозников. Мы запели тогда новую песню:
"Загудели, заиграли провода, -
 Мы такого не видали никогда".
Молодежь была счастлива с созданием колхозов, ибо все преобразилось на селе.
Особенностью Ичкова было не только то, что все постройки были деревянные, и крыши домов тоже досчатые, но и утварь хозяйственная   в двадцатые годы у большинства селян была деревянная: ушаты для воды, кадки, лохани, бочонки и чаны для засолки грибов и мочения ягод, зыбка для новорожденного ребенка, ложки, поварёшки разливные, квашня для хлеба, лопаты, чтобы подавать ковриги хлеба в печь и доставать их после готовности.

ИЧКОВСКИЕ МАСТЕРА

Соха тоже была деревянная с железным лемехом, с резцом. Соха была важнейшим орудием для обработки почвы. Она в наших краях существовала с незапамятных времён и была очень хороша в работе в лесной зоне при вспашке участков, только что отвоеванных от леса, где были еще и корни и пни. Соха была легкой и маневренной. Сошники переворачивали и  рыхлили пахотный слой, чем сохранялось плодородие почвы, она тоже деревянная полностью, и только в конце двадцатых годов появились бороны с деревянной рамой и металлическими зубьями. Сани и телега деревянные, но с железным ободом у колес и фаллической пластиной (полосой) вдоль полоза саней, изготовились в Ичкове Распутиным С.М. и Яковом Александровичем Абакумовым. Все, что требовалось семье в жизни, в основном было сделано из дерева, вплоть до рыболовных снастей (морды, мережи) и ловушек для крупных птиц (пасти), и плашек для ловли белок. Всё этo производилось мастерами - умельцами своей деревни. Печи клали, сапоги шили и ремонтировали, лапти плели и валенки катали свои - ичковские мастера.

В большинстве деревень, в том числе в Ичкове, лен выращивали, выдергивали осенью, мяли, трепали и очищали сами, вычесывая начисто над водою до тех пор, пока ни с одной мочки не падает в воду ни кострики, ни пыли. Затем пряли тонкие нити, сами и ткали. Полотна домотканые тонкостью, белизною и шириною не уступали привозным, хотя были не такие плотные.

В двадцатых годах, да и в тридцатых еще были широко распространены изделия из бересты и дранки, изготовленные самим крестьянином для нужд семьи или купленные (обмененные на что-либо) у мастеров, таких как Сидор Маркович и его сыновья Степан и Петр, которые плели лапти и изготовляли драночные изделия на заказ, а Вершинины из бересты плели пехтери, туеса и различные поделки. Бытовые предметы чаще всего были изготовлены из длинной ленты бересты, свернутой в клубок. Из полос бересты плели лапти, которые носили с онучами, привязывая к ноге веревочными оборами. В лаптях ходили в лес по грибы и за ягодами, а также на рыбалку на Хепальское и другие озера. Носили лапти и при уходе за животными. Для женщин плели особую обувь - ступни - высокие лапти, которые носили, не привязывая к ноге. В этой обуви женщины ходили на двор к скоту, а иногда и на жатву и сенокос.

Широко применялся берестяный кузов (кошель), пестерь, с крышкой и петлями для лямок. Кузов на лямках одевали за спину (как рюкзак). С таким кузовом ходили на рыбалку, за грибами и годами. Часто и ружейные охотники пользовались таким кошелем. Шли в обиходе берестяные туеса, в которых долго лесные ягоды не портятся и молоко не киснет, различные коробочки, солонки, сосуда, но все это было старенькое, доставшееся нам от дедов. Корзин из бересты у нас не было. Все корзины были сплетены из дранки, легкие и изящные, различных размеров. Плел корзины из дранки тот же Сидор Маркович Распутин. Были и другие мастера в Ичкове, но наша семья пользовалась изделиями этого мастера.
Большинство крестьян д. Ичково кроме дома имели баню, амбар, гумно с овином и колодец.

БАНЯ

Широко были распространены бани на Руси, удивлявшие иностранцев. В "Повести временных лет" приводится восхищенное высказывание иностранца, побывавшего на Руси: "Удивительное видел я в Славянской земле... Видел бани деревянные, и разожгут их докрасна, и разденутся и будут наги... и подымут на себя прутья гибкие и бьют себя сами... И этим совершают омовенье себе, а не мученье".
Княгиня Ольга, принимавшая прибывших на Русь полов, сразу предлагала им попариться. Водил в баню заморских гостей и Пётр Первый, большой любитель русской парилки. На Севере мылись в бане наши деды и прадеды. Стегали себя вениками пахучими на высоких полках, окутанных паром. Выбегали нагими на мороз, бросалась в снег или студеную воду и снова туда, в жар и пар. Закаляли свой организм, чтобы не болеть. Boдили в баню недужных, чтобы прогнать ломоту из костей, выбить веником хворь, да и от простудных заболеваний избавить. Веками, да и теперь, встречая вышедшего из бани, обязательно приветствовали: "С легким паром!". Даже идущего из ванной комнаты так приветствуют, хотя какой в ней был пар?
Идут люди из бани "помолодевшие", с очищенной, эластичной, ладной кожей,   оставив за порогом бани частичку лишнего веса. Воистину после бани наступает своеобразное обновление организма, восстановление затраченных сил. Хорошо спится после бани, работа спорится, настроение повышается и бодрость появляется.
Здоровым людям полезно раз в неделю посещать баню, как показал многовековой опыт северян. Особенно полезна баня людям, склонным к полноте, страдающим подагрой и другими обменными заболеваниями суставов. Баня отличное гигиеническое и закаливающее средство, восстанавливающее затраченные силы. Но нельзя посещать баню тем, кто жалуется на боли в области сердца (особенно если замечена сердечно-сосудистая недостаточность любой степени). Чем вы старше, тем меньше оставайтесь в парной.

В Ичкове у каждой семьи своя баня, построенная вблизи колодца и реже около дома, если дом на окраине деревни. Наша баня была рядом с домом, а баня Якова Григорьевича построена вдали от дома у колодца, чтобы воду носить ближе, здесь же построено ещё несколько бань. В Ичково, как на всём Севере, строят бани, видимо, около тысячи лет - от первых поселенцев - новгородцев, с десятого века, а может быть и раньше, еще от угро-финнов, и до наших дней двадцатого века, о которых идет повествование. В тридцатых годах сохранилась курная баня, топящаяся по-черному, без дымовой трубы. Такие бани по-черному, были у коренных жителей, безвыездно живших в Ичкове. Они эту баню считали лучше, чем чистую, т.е. по-белому. В бане по-черному запах иной, пар лучше, говорили старожилы. Ее топили только березовыми дровами, заготовленными с весны, определенных размеров поленьями, с учетом их влажности (сухости), а ни какими попало дровами. Дым от березовых дров, а также черный, блестящий лак, покрывавший потолок и бревна стен, считали целебными. Соблюдался своеобразный ритуал: в ней лечились, хворь и грусть изгоняли, от лишнего веса избавлялись, отдыхали и чистоту телу придавали. Каждый хозяин готовил баню по-своему и соответственно приготовлял настой трав или квас, чтобы этим составом поддать на раскаленные камни.

Все бани по-черному по архитектуре сходны между собой. Баня по-черному состоит из двух отделений: предбанника и парилки. Сруб рублен из сосновых бревен, реже из еловых. Для лучшего удержания тепла в бревнах вырублены широкие пазы, в которых заложен слой мха - сфагнума. Потолочный настил из плах. На нем настлана в несколько рядов береста, поверх нее наложен толстый слой мха, и все это загнетено пластинами дерна. Крыша двухскатная, из теса. Двери плотные, хорошо подогнаны к косякам и навешаны на кованые (в своей кузне) петли. Внутри парильни в ряд с каменкой полок на такой высоте,  чтобы сидя на нем не касаться головой потолка, а по длине и ширина, чтобы двое взрослых могли лечь, не стесняя друг друга. Напротив полка окно с двойными рамами, а над каменкой или напротив нее под потолком небольшое окно (ветрянка) с задвижкой для выхода дыма и регулировки тепла (жара) в парилке с помощью задвижки. Справа от входа стоят два деревянных ушата: один - с горячей водой, другой - с холодной. Вдоль стены до полка идет широкая скамья. Перед полком приступок, широкий, чтобы можно сидеть и даже лежать тем, кто не выдержит жару на верхней полке. Еще табурет или передвижная скамейка. Шайки из оцинкованного железа или тонких осиновых клепок.

Главное - это каменка, накопитель тепла, сложенная мастером, с левой стороны от входа из предбанника. Построена каменка из крупных булыжников, окатанных ледником, без трещин, тех, которые не испускают угар. Над топкой валуны сложены так, что они сдавливают друг друга и не проваливаются в топку. Во время горения дров в топке дым от них проходит в щели меж камней, где в узких щелях очищается от сажи, заполняет всю парилку на уровне топки и выходит в ветрянку.
Баню протапливают часа два-три каждую субботу и перед великим праздником. За время топки бани наполняют ушаты водой и кладут на раскаленные угли или сверху на каменку булыжники. Когда эти гладкие камни раскалятся докрасна, их клещами выхватывают из топки (или с каменки) и опускают один за другим в ушат с одой и закрывают ушат крышкой. Таким способом вода нагревается почти до кипения.
Во избежание угара начисто выгребают угли и золу и после этого старым, распаренным веником обметают потолок и стены, окачивают горячей водой скамьи и полок, закрывают ветрянку задвижкой и дверь на вертлюг. Так баня выстаивается около часа, прогревается и исчезает угар.

У моего отца, как и у всех "питерских", баня была построена по-белому - по-чистому, хотя она и отличалась от бани по-черному, но принцип у них один. Сруб, потолок, крыша, пол, двери и окна такие же, что и у черной. У чистой бани коренное отличие составляет печь - каменка, т.е. такая же каменка, но обложенная кирпичом, с дымоходом-трубой, возвышающейся над крышей бани, с вмазанным котлом для нагревания воды и с системой дверок, закрывающей топку и окна над каменкой, а также с задвижкой для закрывания трубы после прогорания дров. Печи-каменки различаются между собой количеством "окон" над каменкой. Чаще всего одно окно, в которое льют воду или квас на раскаленные камни, и пар выходит из него же. Во втором два окна, в одно льют воду, а пар выходит  в другое окно, выведенное в сторону полка. Вот такую каменку-печь нам построил Андрей Павлович Уткин. Он, специалист-печник, считал, что труднее всего сложить печь для бани с двумя окнами. Воду или настой трав, или квас льют на раскаленные камни из ковша с длинной ручкой (для безопасности), чтобы наполнить жарко натопленную баню еще и паром. Второе отличие бани по-чистому заключалось в том, что парильня просторнее и предбанник побольше, посветлее с широкими лавками вдоль стен, столиком у окна, прорубленного против входной двери в баню, вешалками для одежды и полками для различных банных принадлежностей и зеркалом. В предбаннике раздеваются, отдыхают после хорошего прогрева и одеваются. На полу в предбаннике - половик своетканый. Потолок, стены, полок и скамейки все желтенькие; пол как в белой, так и черной из толстых, выструганных досок с отверстиями для стока воды, на которое наложена решетка и положен на решетку использованный веник, для запаха. Пол всегда чистый. Под полом фильтровальная траншея с гравийно-песчаной засыпкой или яма - очистное сооружение. Расположение полков, скамеек вдоль стен, кадушек с водой такое же, как и в бане по-черному. Когда баня протоплена и выстаивается, в это время хвойным настоем обрызгивают стены и полки, а также льют на раскаленные камни. Утверждают, что аромат хвои приятен, повышает тонус и снимает усталость. В черной бане этого не делают, в ней свой березовый аромат с дымком.
Третья особенность в том, что печь-каменку топят дровами любых пород леса, лишь бы были сухими и по размеру соответствовали бы топке.

Баня считается готовой, когда на верхнем полке под потолком жару очень трудно выдержать. В парилке полок, скамейки и пол добела выскоблены, вымыты и к приходу в баню сухие. Пол моют веником с дресвой, а полок и скамейки скоблят стеклышком. По чистоте в бане отец судит о хозяйке, снохе и дочерях. На скамейке у окна кувшин с квасом или настоем душицы - лесной мяты, помогающей от простуды. Основное требование в подготовке бани, чтобы в ней не жгло и жарко было. Жар должен быть ровный, ласковый и пропарил бы все тело.
В восьмидесятых годах стало модным, называть баню сауной, хотя и не по ее содержанию. Видите ли зазорно применять истинное русское название.
Русская парная баня и сауна устроены по одному принципу - в обоих нагреваются камни в специальной печи - каменке. Между ними очень много общего. Русская - парная, а Финская сауна суховоздушная баня.

Сауна. Суховоздушная баня в нашей деревне не имела успеха, хотя сосед, по национальности финн (так его звали Александр-финн), считал, что его баня, в которой высокая температура и низкая влажность, лучше. Много наших мужчин ходило помыться в его бане и сделали вывод, что любая наша русская баня и по-черному, и по-белому может быть сауной и иногда даже не замечали: высокая или низкая в ней влажность. В сауне относительная влажность воздуха -10...20 процентов, а в парилке русской бани - до 70 и более процентов. Русскую баню топят до 45...60°С, а в сауне разогревают воздух до 90 °С. Люди, с ослабленным здоровьем легче переносят пар. Все русские бани деревянные, печь-каменка, на раскаленные камни которой льют воду, и до заливания воды в бане можно создать высокую температуру. Поменьше лить воды на каменку, вот и будет эта настоящая сауна - финская баня.
Важнейшим атрибутом русской бани является веник, приносящий наслаждение от помывки в бане. Основа - березовый веник. Но при простуде, болях в пояснице и в груди парились еще и веником из крапивы или душицы.

Вековой опыт северян приучил к пользованию как паровой, так и суховоздушной баней. Так, в русской бане, прежде чем войти в парильню (или на полок), моются теплой водой с мылом, но не замачивают голову. Надевают на голову шерстяную шапочку и сидят на нижнем полке около пяти минут, разогревшись, возвращаются в предбанник, отдыхают до 10 минут, накинув простыню (широкое полотенце), и снова идут в парильню с веником. Парятся сначала на нижнем полке, подливают воду на горячие камни, поднимаются на верхний полок и парятся лежа около 5 - 7 минут, а здоровые взрослые люди до 20 минут, но за два захода (с перерывом 5 - 10 минут). В перерыв выбегают на воздух, растирают тело снегом или катаются в снегу. Попарившись, моются теплой, а затем прохладной водой, отдыхают в предбаннике, завернувшись в простыню, идут домой, где на столе готовый самовар.

В сауне, перед тем как войти в нее (на полок), также моются тёплой водой с мылом, но в отличие от парной бани, вытирают тело досуха. Голову не мочат, накрывают её полотенцем. Дальше делают все, как и в парной бане, только после выхода из сауны отдыхают не менее получаса, прежде чем идти домой.
В любую баню не разрешается ходить натощак или сразу после обильной еды, особо наблюдают, чтобы не посещали баню в нетрезвом состоянии. Старались ходить в баню вдвоем, а если кто-либо ушёл один, то  члены семьи подходили к парильне и через дверь поправлялись, о самочувствии моющегося.

 И возраст, и состояние здоровья накладывают ограничения к пользованию баней.
Березовый веник.   В русской бане являлся сильным лечебным средством, а не только применялся для чистоты тела. Была поговорка: "Баня парит, баня правит, баня все поправит". Эффект лечебного воздействия на организм человека парной бани с берёзовым веником был значительным. Энергичное стегание тела веником, похожее на массаж, являлось хорошей общеукрепляющей процедурой, да и листья, почки, кора и сок березовый, содержащие лечебные вещества, оказывали существенное воздействие на здоровье. Веник готовили из любой березы, но предпочтение отдавали березе пушистой, ветки которой хорошо сохраняются, они более густые, гибкие и листья под действием пара не становятся скользкими. Веник делали длиной не более пятидесяти сантиметров, непременно легким. Веники заготовляли ежегодно из расчета один веник на две помывки, а на семью до 50 штук, как правило, в июне с еще незатвердевшими листьями, гибкими (неломающимися) прутьями и с приятным ароматом. Хранили веники на чердаке в подвешенном под крышу состоянии, а не кучей. Накануне помывки веник снимали с чердака, чтобы "отошел" лист от заморозка. В бане веник распаривали в горячей воде в шайке или ведре. Распаренный веник клали на каменку, спрыскивали квасом и подогревали над каменкой до тех пор, пока листья станут мягкими, но не липкими. Воду, в которой запаривали веник, поддавали в печь, а иногда этим настоем мыли голову, чтобы уменьшить перхоть. Использованным веником подметали полы, а изношенными – голиками - женщины драили с дресвой неокрашенный пол на кухне, пол и скамейки в бане.

Взрослые пользовались веником как массажным прибором не менее десяти минут, возбуждая кожный покров, активизируя кровообращение, усиливая потоотделение. Учили нас, ребятишек, пользоваться веником не как попало, а умело.
Мочалки - из рогожки или лыка. Новая мочалка очень "сердитая", "кусающаяся", но приятно растирающая кожу тела. Мы, мальчики, стремились пользоваться бывшими в употреблении мочалками, считая их "ласковыми". Моются в бане основательно, расчесывают волосы роговым гребешком. В предбаннике растирали тело грубым льняным домотканым полотенцем и, отдохнув, надевали чистое белье, прокатанное на скалке рубалем, и шли домой. Дома на кухне на стол подавали кипящий самовар с чайником на конфорке. Чаепитие после бани - обязательный ритуал. Пили сильно заваренный с мятой или листьями смородины, малины до "седьмого пота", ведя беседы с домочадцами. Только после этого наступает неописуемое блаженство, легкость во всем теле и вновь молодость, как часто говорила Анна Федоровна.

 Сменив бельё, смокшее от пота, родители шли отдыхать, а молодежь - гулять.
Бани готовили по субботам к вечеру. При ознобе, насморке, болях в суставах и пояснице готовили баню среди недели, чтобы вылечить от простуды заболевшего члена семьи. Баню содержали в чистоте и порядке, и каждый хозяин гордился своей баней, в которой мылись, лечились и отдыхали тяжёлого физического труда.
Меня обучал мыться брат Андрей, демобилизовавшийся из армии. Он с лесопункта, где рубил лес, приходил в субботу домой мыться в бане. Баню мы с матерью готовили к его приходу. Расскажу забавный случай. Пришел Андрей из леса простуженный, сильно кашлял и попросил меня "отхлестать" его тело веником, чтобы всю хворь выбить. Старался я с большим усердием, но, видимо, все же слабовато. Он сам массировал веником свое сильное тело. Разогревшись, выскочил из бани в сугроб, а тут, как на грех, шли мимо бани две молодухи. Одна с испугу сильно закричала, а вторая споткнулась и упала в сугроб. Андрей, красный, как вареный рак, весь в листьях от веника, плюхнулся в снег, сразу же вскочил, побежал в баню да ударился лбом о косяк и тоже заорал на всю деревню. Я сначала хохотал, а вот потом было не до смеху. В деревне обрадовались такому происшествию и понесло-поехало. "Андрюшка-то, голый побежал за бабами. Наташка-та заорала да деру, а вот Олена-та от радости сразу повалилась в сугроб, да опомнилась и такую "шишку" на лбу у Андрея набила,   что ему теперь стыдно показаться". Пересуды шли всю неделю. Ну, да ладно, все веселее было жить, ведь ни радио, ни телевизора еще не было в Ичкове.
Под новый год в бане девчата Нюра, Наташа и Параня гадали. Ставили два зеркала между двумя свечами и до боли в глазах всматривались в пляшущие на поверхности зеркала световые блики. Иногда проще: сжигали на блюдце бумагу и по тени определяли суженых.
Баня, как и овин, служила прекрасным местом свиданий для влюбленных и хорошим убежищем мужа от разгневанной чем-либо жены. Ведь это теперь все это происходит в гараже, а тогда, в тридцатых, индивидуальных гаражей не было.

ГУМНО И ОВИН

Гумно с овином. Гумно - это молотильный сарай или крытый ток, представлял большую деревянную постройку без окон, с двухскатной крышей, без потолка. Вместо потолка настил из жердей, на котором складывали снопы ржи или ячменя, нуждавшиеся в подсушке. Остальные снопы складывались стогом вдоль стен. Пол из толстых, хорошо выструганных, подогнанных в шпунт досок. Щели в полу не должны пропускать зерна ржи. С двух сторон (концов) гумна - двойные двери и к ним взвозы для въезда и выезда на лошади с возом снопов на телеге или санях. Двери плотные и закрывали их прочными запорами. На полу гумна молотили снопы ржи (ячменя, овса) цепями, здесь же затем проветривали намолоченное зерно. Цеп - ручное орудие :для молотьбы, состоящее из длинной деревянной ручки и прикреплённого к ней ремнем деревянного била, имелся на каждого члена семьи, включая детей, для которых были цепы меньшего размера. После того как хлеб просохнет в овине, снопы раскладывали вокруг колосками в средину, на полу гумна. Члены семьи разбирали цапы, становились в круг и начинали молотить, иногда перемещаясь по кругу. После молотьбы отец или мать веяли зерно. Лопатами подбрасывали зерно кверху, и поток воздуха (ветер) относил мякину и сор в сторону. (Широкие двери гумна с обеих сторон открыты и поток воздуха был значительный, особенно если ветер дул в ворота). Очищенное веяное зерно ссыпали в мешки и, если оно овинное, его везли в амбар, а если нет, то в дом на печку, досушить. Крестьяне отмечали, что на семена надо брать зерно, намолоченное из просушенных в овине снопов. Если же сушить зерно на печи и потом его засевать, то урожай будет плохой. Лошади давали только хорошо провеянный овес.

Овин - строение, приспособленное для огневой сушки хлебов в снопах перед обмолотом. В овин помещался примерно один воз снопов ржи или ячменя. Снопы укладывали на жерди в овине, через окно, обращенное к гумну, чтобы сподручнее потом переносить снопы в гумно. Внизу овина сложена печь-каменка так, чтобы не было искр внутрь овина. Топка была сбоку. Дым шел через дымоход, проходивший через снопы. В каждом овине "жил овинный" - дух-покровитель овина. Это нам, молодежи, внушали, чтобы мы туда не лазили, особенно в протопленный овин.
Амбары строили на окраине деревни, а так как наш дом в ряду домов был крайний, то амбар был в небольшом удалении от него, среди пяти таких же, выстроенных вдоль дороги, уходящей в лес. В амбаре хранилось зерно, предназначенное на семена, страховой фонд,  установленный  сельсоветом,  зерно  для  помола и мука.  Амбар  представлял собой небольшой домик с двухскатной крышей, с маленькими окошечками для вентиляции и под дверью для котов, чтобы ловили мышей; потолком и прочным плотным полом, с засеками вдоль стен и полками. Стены, пол и потолок - без щелей, дверь плотная с хорошим запором. Следует, однако, отметить, что до тридцатых годов в Ичкове была одна особенность, заключавшаяся в том, что вход в дом на замок не закрывали, а обозначали, что хозяев нет дома, палкой, поставленной в перекрест ворот, а если весь день никого не будет, то двумя накрест поставленными палками. Бани, гумна, овины на замки не закрывались, а вот амбары с зерном закрывали, хотя замочки были слабенькие. Я не помню, чтобы были случаи воровства до тридцать второго года. У нас в деревне, да и на всем Севере, вор - это самый презираемый человек. Вора презирали все - от мала до велика. Если поймают вора на месте преступления, то основательно избивали, объявляли о нем всем, и дело доходило до того, что вор вынужден был покидать деревню, если на навсегда, то надолго.
ВЫСЛАННЫЕ. ГОЛОД.

Я сказал, что до тридцать второго года так было. Дело объяснялось весьма просто. К нам в деревню и в соседние временно поселили раскулаченных и других лиц, высланных в наши края из южных районов России. Среди этих людей, в большинстве своем хорошо относящихся к жителям Севера, были и плохие, озлобленные, не желающие трудиться, которые и начали промышлять воровством. В ответ на это крестьяне вынуждены были сделать мощные запоры на домах, банях, гумнах, амбарах, где уже хранилось колхозное добро. Многие завели собак не только для охоты за дичью, но и для охраны жилища. В зиму с тридцать первого на тридцать второй год плохо было с хлебом, картофелем и другими продуктами. Жили впроголодь, питались лишайником (ягелем), выщелоченным золой, а также различной растительной пищей. Мать и в этих условиях заботилась о будущем. Сберегла и весной посадила около пяти десятков картофелин. Сажала картофель ночью, чтобы никто не видел, но не учла, что ночи-то белые. Какое же было наше удивление и несчастье, когда в пять часов утра обнаружили изрытую грядку: картофель был выкопан и унесен. Больная, заплаканная мать пошла в Орлецы в столовую для лесорубов и выпросила картофельные очистки, которые посадила. Осенью собрала хотя и небольшой, но всё же урожай картофеля. Получили на трудодни зерна и картофель, ожили, перезимовали, и дело пошло на лад.
В зиму на тридцать второй год сильно голодали люди в нашем Ичкове, но никто колхозного хлеба, молока и картофеля не воровал.

КОЛОДЦЫ   

На три-пять дворов рыли колодец, оборудовали деревянным срубом и воротом для подъема ведер с водой. На вороте была цепь с ведром, приобретенные вскладчину. У более состоятельных хозяев колодец был свой, и воду из него брали только они сами. Кроме колодца для питьевой воды, где была чистая, ключевая вода, еще оборудовали колодец у бань, из которого воду расходовали для мытья в банях, для стирки белья и водопоя скота из специально оборудованных колод, отходящих в сторону от колодца. На крытом крылечке нашего дома стояло коромысло, отполированное плечами, на котором носили воду от колодца для скотины, для бани, для стирки и для себя пить и готовить пищу.

 ГУЛЯНИЯ

Славилось Ичково «гуляньями на лугу в Петров день - престольный праздник - после окончания посевной и перед началом. Деревенская свадьба велась по старому, исконному новгородскому обычаю и в тридцатых годах и отличалась своеобразным обрядом. У дома невесты - прощальный девичник, на котором подружки грустят вместе с избранницей. Затем прощание с отчим домом и веселье: песни, пляски и танцы целые сутки. В это же время были и угощения, как правило, свое кулинарное мастерство показывали сваты, приготовляя колобы, шаньги, кулебяки, ватрушки и пирожки, кисели, медовуху и квас по старинным своим "секретным" рецептам вековой давности.

   Дружки в костюмах с перевязанными через плечо полотенцами везли молодоженов на санях или телеге на лошади, на расписной дуге три колокольчика. Еще одна особенность. В обряде крещения ребенка главным было имянаречение. Давно построенная церковь насаждала имена новорожденным из церковных святц, в которых одни и те же имена приходились на одни и те же числа, связанные с упоминанием христианского святого, человека знатного рода, или богов. Среди имен жителей Ичкова, данных из святцев, были Таисия, Александр, Леонид, Клавдия, Лидия и другие. Однако под влиянием «питерских" наш поп "святцы" - календарь значительно дополнил, и появилось много древнерусских имен: Владимир, Ольга, Борис и другие.
Народные хоровые песни у нас были в почете, они давали нам наслаждение и прививали любовь к родному краю, его природе и к Северу вообще.
 У нас с детства было впечатление, что наш Север красив и величав благодаря бескрайним лесам, полноводной Северной Двине и могучему жизнерадостному северному люду. Здесь было соединено старое с новым, сохранено свое традиционное, кровное. В Ичкове имелись свой танец и своя песня, сочиненная на посиделках, где на тех же вечеpax рождались узоры кружев и вышивок. На посиделках разговоры были обо всех делах и событиях, и много было различных веселых баек. Здесь же молодые люди узнавали друг друга и выбирались женихи и невесты. Гармонист, душа посиделки, стремился создавать свои новые напевы на гармони, свои мелодии.
На посиделках и праздниках звучали величавые и суровые хоровые песни, распевные и торжественные, вселявшие дух  бодрости и поднимавшие чувство любви и высокого уважения к своему краю, создающие ощущение силы и твердого характера северного человека. С песней жили мы весело и радостно и трудились с вдохновением.
Очень трудно рассказать, как родители успевали трудиться, собирать урожай, ухаживать за животными, растить по восемь-десять детей. На память мне пришли слова Виктора Полторацкого, характеризующего мою жизнь двадцатых и тридцатых годов:

Сколько лиха вызнал смолоду
До седых теперь волос.
Сколько холода и голода
Испытать мне довелось.

Выпивки спиртного постепенно, но по восходящей распространялись и в нашем селе. В старину жители Ичкова, как и все северяне, варили пиво, изготовляли брагу и квас, медовуху и очень редко ханжу. О самогоноварении практически не знали. Эти сравнительно лёгкие напитки сопровождали застолья, подносились в качестве угощений на пирах. Значительное влияние на распространение выпивок оказывали заморские купцы и матросы с иностранных кораблей, приезжавших в Холмогоры, а затем в Архангельск. Они привозили с собой водку, джин и другие крепкие напитки, часто спаивали наших купцов, чтобы дешевле скупить товары. Заморские матросы часто были смертельно пьяны.

Уже   к ХVI веку Европа одарила Северную Русь водкой. Ее завезли на Север "немцы", как звали тогда всех иностранцев - европейцев. Когда сами северяне научились изготовлять водку, данных не нашел. Но достоверно известно, что водка стоила очень дорого по отношению к заработку, поэтому до тридцатых годов XX века это сдерживало ее массовое употребление крестьянами европейского Севера. Наш холмогорский крестьянин употреблял водку по престольным праздникам, на рождество, пасху, в масленицу, на свадьбах и поминках. Все остальное время крестьяне от зари до зари работали, отвоёвывая от леса землю, а у земли, в суровых условиях архангельского климата, хлеб свой насущный. Но вот беда была в том, что на праздник уж если пил наш мужик водку, то допьяну, находя в том какое-то отдохноведение. Женщины всеми силами противились этому. После праздников, после похмелья, многие раскаивались в своих грехах и даже давали обещания не допиваться до "чертиков", но не все эти обещания выполняли.

В двадцатых и тридцатых годах утверждались новые революционные праздники, новые обряды и шла борьба за трезвый быт. Во все старые престольные праздники, такие как рождество, пасха и им подобные, вели большую антирелигиозную пропаганду и проводили различные мероприятия, отвлекающие молодежь от верующих, например, ставили спектакли, проводили самодеятельные концерты, лекции и беседы, призывая селян к новому образу жизни. Жестко шла борьба с пьянством. Партийцам и комсомольцам вообще запрещалось употреблять спиртные напитки. За появление в пьяном виде исключали из комсомола.
Презирались те, кто в городе посещал кабаки, гулял с матросами с иностранных кораблей, потому, что при таких попойках часто были большие неприятности  и страшные венерические болезни. Однако произошло непредвиденное. Водка стала дешевой. Ее стали завозить во все лавки и магазины в неограниченном количестве. Материальный уровень колхозников с каждым годом возрастал, свободные вечера и выходные дни, особенно зимой, привели к тому,   что появились ростки излишеств в употреблении спиртного. Питерские тоже везли смуту - выпивать стопку после бани, приговаривая, "грязное белье продай, а стопочку подай". И добились своего - в привычку вошло это зло у многих жителей Ичкова.

 Сыну до женитьбы, как правило, отец не разрешал пить водку, т.е. до 24 лет. Ибо женились обычно после возвращения со службы в армии, а в армию тогда призывали по исполнении 21 года. Это положительно сказывалось на жизни.
Исторически сложилось так, что Ичковские крестьяне, как и крестьяне Севера, были государственными крестьянами, свободными от крепостной неволи. Они имели "столбовые" крестьянские родословные. Холодный и малоприветливый таежный край воспитал мужественных хлебопашцев, животноводов, лесорубов, плотников и охотников, отменных мастеров, обладавших трудолюбием и смекалкой. С виду наши люди угрюмые, но острые на язык. Мужчины Ичкова и соседних деревень осваивали всевозможные промыслы и ремесла, и значительная их часть уходила на заработки. О северянах говорят, "народ тертый и искусный". И все же велика была сила и красота земли, притягивавшая жителей севера.

ЗЕМЛЕДЕЛИЕ

Плодородную землю крестьяне охраняли жестоко. Ни одного клочка плодородной земли не отводили под постройки, дороги и другие какие бы то ни  было нужды. Плодородные земли огораживались жердьевой изгородью от скота. Заботились о плодородии каждого поля, внося на него всю имевшуюся органику. С детских лет прививали любовь к земле, бережное отношение к ней, как к основе жизни человека. С мала знали, что земля - это наша Родина, большая и малая, земля - почва, земля - кормилица. Каждый клочок пашни - урожайная сила, основа получения хлеба. Крестьяне были хозяевами этой земли, знали, как обращаться с ней и были привязаны к земле, творчески служа ей и любя землю.

Северяне выращивали рожь и очень любили ржаной хлеб. Рожь в Холмогорском районе, была плодородной и родовитой и выращивалась здесь столетия. Рожью засевали все лучшие земли. Ржаной хлеб был главным русским хлебом. Благодаря ржаному хлебу была привязанность наша к долям, к сырым осенним пашням, когда они покрывались зеленым покрывалом, к солнечному весеннему полю, когда рожь, подросшая раньше ячменя и овса, начинает колыхаться волнами. Цветение ржи особо вдохновляло хлеборобов своим лиловеющим колосом.
Ужe в это время приблизительно определяли возможный урожай и дальнейшую жизнь после сбора ее зерна. Озимую рожь сеяли осенью, когда основные работы закончены, т.е. в сравнительно спокойный для земледельца сезон, что облегчало его труд весной.   Рожь жали серпом, снопы складывали в суслоны, а затем подсушивали в вине и молотили цепами на гумна. У ржи высокий стебель. Соломы было много, и шла она главным образом для подстилки  в стойле коровы, реже на прокорм скота (      
       У ичковлян был старинный русский сорт ржи, выведенный еще в XIX веке, морозостойкий (выдерживал - 50°С), в дождливую пору тянулся стебель - ввысь. Был и недостаток - полегание. Но серпом сжинали полностью. В колхозе начали использовать жатку, что значительно облегчило труд жнецов, как правило, женщин.
          Слышал, что теперь засевают колхозные поля новой, короткостебельной, более урожайной рожью и убирают ее комбайнами. Значит, придет время, когда вновь восторжествует русский ржаной хлеб.

"ПИТЕРСКИЕ"

Несмотря на большую привязанность к земле, среди крестьян Ичкова было много "питерских". Большинство из них кровельщики, работавшие в Петрограде летом, а некоторые, как мой отец, круглый год, приезжая в деревню к семье на один-два месяца. Мастеровые люди, работавшие в Петрограде, Архангельске и других городах не порывали с деревней, совершенствовали хозяйство и дом в деревне, считая, что старость надо, коротать в деревне, а сейчас детей легче воспитывать в своем доме да еще с коровой. Питерские оказывали большое влияние на весь уклад жизни в Ичкове, на ее быт и культуру.
 Конь считался верной опорой в хозяйстве, и мечта приобрести коня захватывала и тех, кто уходил на заработки в город. С приобретением лошади, как правило, даже "питерские" оседали в деревне. Предпочитали иметь одну-две коровы холмогорской породы.

Среди тех крестьян, которые не уезжали на заработки в город, а постоянно жили в деревне, много было различных мастеров: плотники, печники, бондари, шорники, обувщики-сапожники (они же выделывали кожу из шкур животных), саночники и колесники, что леса для телег делали; кузнецы и вязальщицы, пряхи, ткачихи и кружевницы. Теперь же есть только такие специальности: доярка, тракторист, шофер да слесарь, вот, пожалуй, и все. Одни мастера изготовляли бондарную посуду: ушаты, ведра, в которых хранили воду на кухне и в бане. Ведра делали с ушками, чтобы носить на коромысле. Другие плели корзины из дранки, кузова, лукошки, пестери и лапти из бересты. В этом деле преуспевали Сидор Маркович Распутин и его сыновья Василий и Степан. Много они сделали берестяных фляг-баклажек для хранения жидкости, которую многие брали с собой на полевые работы и сенокос. Телеги, сани и лыжи делали свои мастера (Василий Сидорович, Яков Александрович, Антипины и др.). Ковши, лотки деревянные и гончарные изделия - глиняные обожженные горшки и кринки - покупали в Холмогорах и Архангельске.

В кузнице подковывали лошадей, ремонтировали телеги, сохи и другой инвентарь. Серпы и косы, различные ножи и топоры делали до начала века, а затем, особенно после революции в двадцатые годы, можно было все это купить в городе и делать их в кузнице перестали. Продолжали ковать подковы и подковные гвозди. Изготовляли металлические поделки, которыми украшали двери и особенно ворота: замысловатые навесы с петлями, дверные кольца (стукало), накладные секирные замки и личины.
Все жители имели валенки, которые катали мастера, жившие в деревне Кривое.   Свои, ичковские, мастера делали валенки, но очень грубые, неказистые. Для нашей семьи валенки катал Андрей Павлович Уткин из шерсти, настриженной с овец, которых мы держали. Сапоги шил свой деревенский мастер. Его называли не сапожником, а мастером-кожевником, так как он не только шил сапоги, но и кожу выделывал.
Женские ремёсла

Большинство ичковских женщин занимались прядением льна и шерсти и ткачеством. До колхозов многие семьи выращивали лен, Обрабатывали (обмолачивали, трепали, чесали), а затем зимой пряли мягкий лен в весьма тонкие, гладкие и крепкие нити, хотя медленно и немного заготовляли пряжи, но для своей семьи хватало. Из этой пряжи они ткали полотно для белья, салфеток и полотенец. Полотно белили во время холодов, а затем шили рубашки, юбки, кофточки, у которых еще и вышивали рукава; шили портки и полотенца, а из грубой пряжи - онучи (портянки). Большинство семей имели свои мялки для отделения кострики от волокон льна, мотовила для перематывания нитей с веретен на мотки, ткацкие станки, на которых ткали льняную и реже шерстяную ткань. Мужчины и женщины сами чинили (подшивали подошвы) валенки, женщины вязали шерстяные кофточки, свитера, варежки и т.п. Девочки штопали чулки, латали одежду.

В семьях питерских была фарфоровая, фаянсовая и стеклянная посуда и красивые керосиновые лампы, привезенные из Петрограда. В нашем доме были и старинные оловянные тарелки, чайник и другие интересные оловянные вещи. Были и медные: самовар, чайник, умывальник и тазы. С какого века они хранились в нашем доме, не установлено.
Ичково было экологически чистым. Навоз, жижа, фекалии, как ценное удобрение, вывозились на поля. Кухонные отходы, помои скармливались скоту. Твердые отходы сжигались, и не было нужды у крестьян ни в канализации, ни в мусорных свалках. Культурная жизнь в нашем селе резко возросла, когда в начале тридцатых годов в каждый дом стали подавать электроэнергию для освещения и у большинства крестьян-колхозников был репродуктор. Хотя радиопередачи слушали, как правило, рано утром и весь вечер, а днем репродуктор "молчал" в рабочие дни и непрерывно "говорил" в воскресные.

ЛИКБЕЗ

В далеких двадцатых годах в ряду важнейших, самых насущных дач ВКП(б) была ликвидация неграмотности и шло повышение культуры сельских жителей. С 1923 по 1928 годы ликбез имел большой успех. Практически все взрослое население Ичкова стало грамотным - умели  читать и писать, а дети получали прекрасное четырехклассное начальное образование. С 1929 года большинство молодежи  Ичкова стало заканчивать семь классов, получая неполное среднее образование, весьма хорошее по тому времени. Это было величайшее завоевание Революции.

Северная культура была еще жива, неповторима, как и сам Холмогорский район. Песни, пляски, веселые и исторические рассказы, рушники с алой вышивкой, цветные передники и кокошники, блеск самоваров и яств на белоснежной домотканой скатерти были вначале тридцатых годов украшением жизни северной деревни и в белую и в темную предзимние ночи. Гармонь, балалайка, гитара и, изредка мандолина веселили и волновали сердца слушателей и исполнителей. Звон гитары особо ценился молодежью, покорял сердца многих, но гармошка всё же была всесильной.

После гражданской войны и особенно в конце двадцатых, начала тридцатых годов уходила молодежь на заводы в Архангельск и Ленинград и в некоторые другие города. Но все же тогда было больше коренных жителей, не собиравшихся   покидать дедовские насиженные места, вытаскивать свой древний корень, широко распростершийся по обоим берегам Северной Двины. В тридцатых годах еще крепко держались песни, предания, имена полей и пожней, лесных речек и озёр, где даже ключ и ручей имел свое имя. Святость родного порога, привязанность к своей малой Родине была великая, она сохранялась еще и после Великой Отечественной войны, унесшей самых здоровых, молодых мужчин. Ичковские мужики любили домашнее хозяйство и, уходя в город, не порывали с ним.

Помогала в жизни и могучая Северная Двина, работящая, то тихая, то неспокойная. Плыли по ней нескончаемым потоком бревна, плоты-кошели и плоты в связках за пароходами. Любили мы свою могучую Северную Двину, по которой в двадцатых и тридцатых годах ходили колесные пароходы. Колесный пароход был внушительной величины. Плюхает себе палицами по воде, дымит, пыхтит и тянет по течению плоты леса и баржи с балансом, а против течения - больше всего баржи, нагруженные товарами в Архангельске. Шлепает по воде громадными колесами пассажирский пароход, не торопясь  вверх, и вниз по течению быстрее, извещая громким гудком о своем прибытии у каждой пристани и тремя гудками об отходе от нее. Плавали мы на этих пароходах, занимая, местечко около трубы, так как на реке знобко, особенно ночью, а у трубы уютно, тепло и обзор хороший.

Мы, покидая Ичково на длительное время, всякий раз думали, что когда-нибудь сюда вернемся, в свой дом, под свою крышу, к своим людям, при любой сложности или тяжести в жизни. Здесь мы найдем свое место в жизни и свой покой. В нашем воображении наш край - это  спокойные холмы, покрытые лесом, чистый свет, добродушный окающий говорок.
Рубленые деревни темны от дождей. Хороша здесь осень: осенью на широких пойменных лугах стоят могучие стога сена, а в мокрых местах лежат льняные стелища. У некоторых домов полыхает рябина. Палисадники густеют смородиной. Озера наполнены глубочайшей синевой. По-летнему гуляют еще на пастбищах стада. Здесь у нас начинается листопад и идёт к югу по пятьдесят километров в сутки.

ВОЕВАЛИ

Воевать умели ичковляне. Многие участвовали в гражданской войне, особенно в период освобождения Севера от интервентов и белогвардейцев. В этой войне бывало и так, что шли брат на брата, сосед на соседа... Воевали на Хасане, Халхин-Голе в Финской и особенно отстаивали Советскую власть и завоевания социализма в годы Великой Отечественной войны. Бились мужественно. Около восьми тысяч  жителей Холмогорского района не вернулось с полей сражений. Много похоронок пришло в Ичково. Имена павших смертью храбрых записаны на обелиске в центре Ичкова. Их десятки. Собираются земляки - участники войны, чтобы рассказать молодежи о событиях, уходящих в историю.

Задумываться стали о происходящем в деревнях. Почему безбоязненно рвут корни, соединяющие колхозников с землей, отчим краем, речкой, лесом и озером детства. Почему становятся люди как перекати-поле, скитаясь из одного конца страны в другой в поисках "счастья", хотя не всегда удача им сопутствует.

В тридцатых годах этого века в комнатах, особенно в кухне, в чуланах и на чердаке хранилось много различной утвари прошлых веков. Крестьяне очень бережно относились ко всему тому, что было создано руками человека, и хранили все старые вещи, даже те, которыми уже давно не пользовались. Но вот предков своих знали  плохо. Самое большее - деда и бабушку, да и то без подробностей их жизни и труда. При этом помнили только их имя и редко отчество. Сейчас молодежь несколько больше стала проявлять интерес к своим предкам, и пока, видимо, еще есть возможность восстановить их родословную и воссоздать историю их деревни, поселка и рода, хотя бы с начала XX века.

 Надобность в этом есть, ведь мы первые совершили социалистическую революцию, первыми в истории всего  человечества стали строить социализм, и это должно быть с величайшими подробностями описано. Старые фотографии, различные документы, грамоты, вырезки из газет, журналов, где были статьи о земляках, расскажут, как устанавливалась Советская власть, строился социализм, кто, когда и как защищал эту власть, социализм, социалистическое Отечество. Ведь это уже история, а знать ее должны наши внуки во всех мельчайших подробностях своей малой Родины, наряду со знанием прошлого быта, труда, обычаев, обрядов своих родных и односельчан. Ждать того, что это сделают учёные-историки, нельзя. У них не хватит сил. Пользу должны приносить мы сами, когда-то здесь жившие. Не обязательно Ваш труд должен быть издан большим тиражом. Оставьте рукопись внукам.