Густав Майринк Цитаты из книги Голем

Густав Майринк был незаконнорождённым сыном государственного министра Карла Варнбюллера фон Хеммингена и актрисы Марии Вильгельмины Адельхайд Майер.


В 1919 году, когда Майринк уже стал известным писателем, Варнбюллеры предложили ему принять семейную фамилию, однако Густав вежливо отказался. Примечательно, что в тот же день, но на шестьдесят лет раньше родился другой автор-мистик, американец Эдгар Аллан По. Роль Майринка в австрийской литературе похожа на роль По в американской литературе.

Густав Майринк - австрийский писатель-экспрессионист, драматург, переводчик и банкир. Всемирную славу ему принёс роман «Голем», который стал одним из первых бестселлеров XX века. Майринк наряду с Кафкой и Перуцем сделал знаменитой пражскую литературную школу.


Зимой 1932 года сын Майринка Харро, катаясь на лыжах, получил тяжёлую травму позвоночника, приковавшую его к инвалидному креслу на всю оставшуюся жизнь. Харро не смог смириться с этим и покончил с собой 12 июня 1932 года в возрасте 24 лет.

К моменту смерти сына уже несколько лет здоровье Майринка ухудшалось, вернулись диабет и проблемы с позвоночником. В итоге он пережил своего сына только на полгода. Официальной причиной его смерти, по словам жены, стала уремия[8]. Он скончался 4 декабря 1932 года в баварском Штарнберге и был похоронен рядом с могилой сына на штарнбергском кладбище.


Цитаты из книги «Голем»


"Каждый вопрос, рождающийся в человеке, получает свой ответ в то мгновение, когда он поставлен его духом. "

"Так глубоко ненавидеть мы можем только то, что является частью нас самих. "

"По сентиментальности узнают сволочь. Тысячи бедняков могут умирать с голоду, и это никого не проймет, но если какой-нибудь размалеванный паяц, одетый в лохмотья, закатит глаза на сцене, – они начинают выть, как собака на цепи…"

"Но на земле часто поступок хороший и честный ведет к таким же последствиям, как и самый дурной, потому что мы, люди, не умеем отличать ядовитого семени от здорового. "

"Он, который всю свою жизнь мечтал об убийстве, не был ли он чище тех, что ходят с гордо поднятой головой, хвастаясь тем, что исполняют заученные ими заповеди неведомого мифического пророка? "


 "Смутное подозрение явилось тогда у меня: что, если мы, живые существа, являемся чем-то очень похожим на эти бумажные обрывки? Разве не может быть, что невидимый, непостижимый «ветер» бросает и нас то туда, то сюда, определяя наши поступки, тогда как мы, в нашем простодушии, полагаем, что мы действуем по своей свободной воле?"


"Что, если стремление помочь было наружно чистым? Не скрывается ли в нем тайная ложь: себялюбивое, бессознательное желание наслаждаться ролью спасителя? "


"Меня топтали ногами, меня били, на моем теле не осталось места, которое не знало бы, что такое ноющая боль, морили меня голодом и жаждой до того, что я, почти обезумев, стал грызть землю, но никогда я не мог ненавидеть моих мучителей. Я просто . Во мне не было места для ненависти. Вы понимаете? И все же мое существование было насквозь пропитано ею. "


 "Лечить всех людей из одной ложки – это привилегия врачей. Вопрошающий получает тот ответ, который ему нужен, иначе люди не шли бы по путям своих стремлений."


 "Высокие идеалы человечества, которые до сих пор с благородной миной коммерции советника и с грудью, покрытой орденами, говорили со мной сверху вниз, покорно сняли шутовские маски и просили извинения: они сами ведь нищие, но все еще могут поддержать какой-нибудь еще более наглый обман."

"Как думаешь ты глазами? Ведь каждую форму, видимую тобою, ты обдумал глазом. Все, что приняло форму, было раньше призраком."

"Иногда человек так напрягает свои мысли, почувствовал я, что они в состоянии перескочить, как искра, из одного мозга в другой."

"И точно так же, как пагад является первой картой в колоде, так и человек – первая фигура в своей собственной книжке с картинками, свой собственный двойник: еврейская буква «алеф», воспроизводящая форму человека, указывает одной рукой на небо, другой вниз, это значит: то, что наверху, то и внизу, то, что внизу, то и наверху."

"Когда люди подымаются с ложа сна, они воображают, что они развеяли сон, и не знают, что становятся жертвой своих чувств, что делаются добычей нового сна, более глубокого, чем тот, из которого они только что вышли"

"он положительно плевал мне в лицо своей лестью."

"вдруг мы умрем, не исполнив забытой нами, но смутно продолжающей жить в нас миссии."


"Мы, люди, не знаем, кто мы есть. Самих себя мы привыкли воспринимать в определенной «упаковке», той, которая ежедневно смотрит на нас из зеркала и которую нам угодно называть своим Я. О, нас нисколько не беспокоит то, что нам знакома лишь обёртка пакета со стандартными надписями: отправитель — родители, адресат — могила; бандероль из неизвестности в неизвестность, снабженная различными почтовыми штемпелями — «ценная» или… ну, это уж как решит наше тщеславие."



"Так странно, когда ветер играет безжизненными вещами, – быстро ответил Прокоп, как бы со своей стороны извиняясь за молчание. – Так необычно смотрят мертвые предметы, когда они вдруг начинают шевелиться. Разве нет?.. Однажды я видел, как на пустынной площади большие обрывки бумаги в диком остервенении кружились и гнали друг друга, точно сражаясь, тогда как я не чувствовал никакого ветра, будучи прикрыт домом. Через мгновение они как будто успокоились, но вдруг опять напало на них неистовое oжесточение, и они опять погнались в бессмысленной ярости, – забились все вместе за поворотом улицы, чтобы снова исступленно оторваться друг от друга и исчезнуть, наконец, за углом. Только один толстый газетный лист не мог следовать за ними, он остался на мостовой, бился в неистовстве, задыхаясь и ловя воздух. Смутное подозрение явилось тогда у меня: что, если мы, живые существа, являемся чем-то очень похожим на эти бумажные обрывки? Разве не может быть, что невидимый, непостижимый «ветер» бросает и нас то туда, то сюда, определяя наши поступки, тогда как мы, в нашем простодушии, полагаем, что мы действуем по своей свободной воле? Что если жизнь в нас не что иное, как таинственный вихрь?! Тот самый ветер, о котором говорится в Библии: знаешь ли ты, откуда он приходит и куда он стремится?.. Разве не снится нам порою, что мы погружаемся в глубокую воду и ловим там серебряных рыбок – в действительности же всего только холодный ветерок дохнул нам на руку? !"


«Что, если не Творец создал воображение, а воображение — Творца, ведь в таком случае человек — лишь жертва своих собственных иллюзий?»

«Ангел Западного окна» Густав Майринк




«Как легко на смену иллюзии приходит разочарование, порожденное ею же»

«Ангел Западного окна» Густав Майринк