великосветские забавы

Охотник до журнальной драки,
сей усыпительный зоил
разводит опиум чернил
слюною бешеной собаки.
(АС Пушкин. 1824 год)


(баллада)

Однажды скушным утром — во дворце,
пустое тело медленно жевало, –
на чуть припухшем и лоснящемся лице
блестели, как росинки, капли сала…
И тело глупой челяди сказало:
«Хочу ТОГО, чего и сам не знаю,
однако, точно знаю, что — хочу!
Эй, мажордом, подать мне ЕТО в залу,
не то пойдёшь на плаху — к палачу!»

Дворецкий слыл отчаянным пройдохой,
умел обхаживать изящно и легко, –
таких, поверьте, трудно ухандо́хать,
он тут же отчеканил на ушко:
«Испейте, ваша светлость, молоко,
от нервов все болезни, ваша милость!
Причины нет терзаться и кричать, –
вы помните шального воротилу,
что вам на конкурента настучал?

Так вот, он мне поведал за портвейном,
прикрывши для острастки бронедверь,
что в чернолесье диком и ничейном
завёлся разъярённый лютый вепрь!
У вас же есть охотничий кобель?
Что если вам зверюгу укокошить?
Какая слава ждёт вас, господин!»
Бульдожье тело выронило ложку, –
так забурлил внутри адреналин!

И тело заспешило на охоту, –
готовы гончие, ружьё и гардероб,
бифштекс и клёцки не сравнить с походом!
Для вепря даже выстругали гроб!
Напутствовал речами протопоп,
столь вдохновенным тело не бывало, –
трубил геро́льд, был слышен пёсий лай,
и тело, приподняв своё забрало,
кричало, взбудоражившись: «Банзай!»

Шли месяцы... боярышник отцвёл...
вот и листва на ветках пожелтела,
в азарте подпалили сотню сёл, –
от беготни той тело похудело...
Мечтало измочаленное тело
вернуться из лесов хотя бы целым,
чего-нибудь откушать на обед…
А мажордом хихикал между делом,
ведь вепря в том лесу в помине НЕТ!
и ЕТО, я скажу, — не хэппи-энд…





Post scriptum:
Владимир Высоцкий "Охота на кабанов"

Грязь сегодня ещё непролазней, с неба — мразь, словно Бог без штанов,
к чёрту дождь — у охотников праздник: им сегодня стрелять кабанов!
Били в вёдра и гнали к болоту, вытирали промокшие лбы,
презирали лесов позолоту, поклонялись азарту пальбы.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
вы охотников носите на руках,
любим мы кабанье мясо в карбонате,
обожаем кабанов в окороках.

Кабанов не тревожила дума: почему и за что, как в плену.
Кабаны убегали от шума, чтоб навек обрести тишину.
Вылетали из ружей жаканы, без разбору разя, наугад, —
будто радостно бил в барабаны боевой пионерский отряд.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
вы охотников носите на руках,
ведь любим мы кабанье мясо в карбонате,
обожаем кабанов в окороках.

Шум, костёр, и тушёнка из банок, и «охотничья» водка — на стол.
Только полз присмиревший подранок, завороженно глядя на ствол.
А потом спирт плескался в канистре, спал азарт, будто выигран бой.
Снёс подранку полчерепа выстрел — и рога протрубили отбой.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
вы охотников носите на руках,
любим мы кабанье мясо в карбонате,
обожаем кабанов в окороках.

Мне сказали они про охоту, над угольями тушу вертя:
«Стосковались мы, видно, по фронту, по атакам, да и по смертям.
Это вроде мы снова в пехоте, это вроде мы снова — в штыки…»
Это душу отводят в охоте уцелевшие фронтовики.
Вы егерей за кровожадность не пинайте,
вы охотников носите на руках,
любим мы кабанье мясо в карбонате,
обожаем кабанов в окороках.

(1969 год)