Всему настал покой... АКТ

Прозрачных облаков спокойное движенье,
Как дымкой солнечный перенимая свет,
То бледным золотом, то мягкой синей тенью
Окрашивает даль. Нам тихий свой привет
Шлёт осень мирная. Ни резких очертаний,
Ни ярких красок нет. Землёй пережита
Пора роскошных сил и мощных трепетаний;
Стремленья улеглись; иная красота
Сменила прежнюю; ликующего лета
Лучами сильными уж боле не согрета,
Природа вся полна последней теплоты;
Ещё вдоль влажных меж красуются цветы,
А на пустых полях засохшие былины
Опутывает сеть дрожащей паутины;
Кружася медленно в безветрии лесном,
На землю жёлтый лист спадает за листом;
Невольно я слежу за ними взором думным,
И слышится мне в их падении бесшумном:
– Всему настал покой, прими ж его и ты,
Певец, державший стяг во имя красоты;
Проверь, усердно ли её святое семя
Ты в борозды бросал, оставленные всеми,
По совести ль тобой задача свершена
И жатва дней твоих обильна иль скудна?
(Сентябрь 1874)

Одно из последних (по крайней мере – известных) у АКТ. За год до ухода...
«Великим» Алёша не стал. Такая роль-участь была уготована его троюродному брату. В прозе. А в Поэзии... След оставил. И даже что-то привнёс (по части Слога).
В лирике его, мне, порой слышится Тютчев, но – даже, когда слышится – без той выразительности (именно – в Слоге), которая отличала уроженца Овстуга от поселенца Красного Рога. И то, и другое (усадьбы) – нынешняя Брянщина.
А то (слышится, из своих) – Бунин. Как стихотворец. Тоже – в утишенную монотонность. В усталость...
Раз уж аукнуло Иваном Алексеевичем, распечатаем его (подвернувшийся под руку) «Листопад». Хай и занадта протяглый. Зато перекликов будет – выше крыши.

Лес, точно терем расписной,
Лиловый, золотой, багряный,
Весёлой, пестрою стеной
Стоит над светлою поляной.

Берёзы жёлтою резьбой
Блестят в лазури голубой,
Как вышки, ёлочки темнеют,
А между клёнами синеют
То там, то здесь в листве сквозной
Просветы в небо, что оконца.
Лес пахнет дубом и сосной,
За лето высох он от солнца,
И Осень тихою вдовой
Вступает в пёстрый терем свой.

Сегодня на пустой поляне,
Среди широкого двора,
Воздушной паутины ткани
Блестят, как сеть из серебра.
Сегодня целый день играет
В дворе последний мотылёк
И, точно белый лепесток,
На паутине замирает,
Пригретый солнечным теплом;
Сегодня так светло кругом,
Такое мёртвое молчанье
В лесу и в синей вышине,
Что можно в этой тишине
Расслышать листика шуршанье...
......................................................

Остальное (страницы на три!) – опустим. Оно, по-Бунински – хорошо. Но уже как-то в сторону. Птички, зверушки, сама Осень (тихая вдова), одиноко запирающаяся в свой терем, а под конец оставляющая и его, уступая место Зиме.
Поэма! Ну... – Панорама. А Од (велеречивых) Бунин, точно, не слагал.
Да. У Ивана Алексеевича, там – больше Лес. И Осень... Если не «в три возраста» (как Женщина у Климта, а то у Ханса Бальдунга (1510), со Смертью), всё одно – в панораму.
Выхватил я это и вправду – случайно («под руку»), а перекликнуло даже с теми Стожарами («искрами стожар», от АКТ) – из «черниговского» – на которое я и повёлся в своём «Колдовском».

Неказистые струги, не грозя никому,
Обходили пороги, бороздя Бухтарму.
От истока до устья, в честь Хозяйки Горы,
По всему захолустью развозили дары.
В той стране небогатой всем недурно жилось.
Конопатили хаты – кто общиной, кто – врозь.
Но и их не минула «доброхотов» вожжа.
Не с того ли понуро светят лики стожар...

Раз уж аукнулись «стожары», приведём и самую концовку бунинского «Листопада»

Заблещет звёздный щит Стожар –
В тот час, когда среди молчанья
Морозный светится пожар,
Расцвет Полярного Сиянья.

Лики, искры, звёздный щит...
А моя «Хозяйка Горы» (из «Колдовского») откликнулась, по АКТ, уже постфактум. Но об этом – позже.
Да и не об Осени как такой я намеревался, скидывая стих Толстого. Пусть она и заслуживает. В Художестве (Искусстве) вообще, в Поэзии – в частности. Иначе бы (в те же переклики) много чего подогнать найдётся. Даже, допустим, из одного Пушкина. В «багряное» с «золотым» (кстати, «багряного» у АКТ как раз и не было, как и излишней яркости в целом).

Унылая пора! Очей очарованье!
Приятна мне твоя прощальная краса –
Люблю я пышное природы увяданье,
В багрец и в золото одетые леса...
(Осень, VII)

Привет Бунину! А к «почти последнему» Константиныча, если с пушкинским багрецом, то – «19 октября 1925», в памятную лицеистам первого выпуска дату.

Роняет лес багряный свой убор,
Сребрит мороз увянувшее поле,
Проглянет день как будто поневоле
И скроется за край окружных гор.
Пылай, камин, в моей пустынной келье;
А ты, вино, осенней стужи друг,
Пролей мне в грудь отрадное похмелье,
Минутное забвенье горьких мук.

Впрочем, и из предыдущего («Осень»), к сентябрьскому 1874-го АКТ – очень даже то, что главкой выше (VI)

Как это объяснить? Мне нравится она,
Как, вероятно, вам чахоточная дева
Порою нравится. На смерть осуждена,
Бедняжка клонится без ропота, без гнева.

С осуждённостью на смерть... А что у Толстого – без багреца, так – Сентябрь, а не Октябрь... Если всё-таки – к Осени, а не к собственно Жизни.
Или – такое. В переклик Толстой – Пушкин – Осень – Закат жизни.

Я пережил свои желанья,
Я разлюбил свои мечты;
Остались мне одни страданья,
Плоды сердечной пустоты.
Под бурями судьбы жестокой
Увял цветущий мой венец;
Живу печальный, одинокий,
И жду: придёт ли мой конец?
Так, поздним хладом пораженный,
Как бури слышен зимний свист,
Один на ветке обнаженной
Трепещет запоздалый лист

И это (у АСП) – в 1821-м. В какие-то 22. В хандру. В сердечную пустоту да одинокость.
Поэты! С них станется (в жизнесмерть).
Будто мы (остальные – «ни то-ни сё») в такое не рядимся...
Вот и из своего «осеннего», да в «печаль» – легко!

Окно. Пейзаж. Обычный дворик.
Соседний дом. Деревьев ряд.
Ну, что сказать тебе, историк?
Век двадцать первый. Сентября
пятнадцать дней уже минуло.
И год пятнадцатый идёт.
Идёт неспешно и уныло.
И с каждым часом жизнь крадёт.
Мою. Её. Грачей и галок,
что копошатся во дворе.
И солнце светит в полнакала
в унылом этом сентябре.
Ещё не выкрашены стены.
Обои в трубочках лежат.
И в ожиданье перемены
Скорбит квартирная душа.
– О тех, кто дом давно покинул.
О новых суетных жильцах.
О том, что это – не в новину.
И так – до самого конца…
(Екклесиаст 5. Квартира 26, 15.09.2015)

Ноктюрн дождя по капле тает.
Шопен играет грустный вальс.
Октябрь сквозь сон шуршит листами.
И я кружу по зале Вас.
Мы там одни. Мерцают свечи.
Ложатся тени на паркет.
Но сон, увы, не бесконечен.
И оправдаться больше нечем,
Как только шалостью в строке.
(Танец дождя, 4.10.2015)

Тучи сыплются серые. Стылая мжа.
Истлевает в кострах листопрахом кастрычник.
Эта пёстрая нежить. И вялый пожар.
С переливами рыжего в тёмно-коричневый.
Как воскресший Ван Гог, подберу колорит
и раскрашу огни золотисто-багровым.
Пусть скорей отпылает и дотла догорит.
До зияющих дыр. До кромешной утробы.
(Дремотное, 14.10.2016)

А мог бы и в пару горстей. Пусть сам и «ни то-ни сё».
Но мы-то – Алексею Константиновичу намеревались. Тем паче, что и годовщина его кончины (149-я) наближается (10 октября, если по-новому).
Да. Вчера завернули на Шекспира. В свой Якуба Коласа (театр).
«Гамлет». У каждого режиссёра он – тоже свой. Как и Осень (у пиита). Как и Жизнь (жизнесмерть) – у каждого из нас...

6-7.10.2024