Марина Влади

Он говорил: не штОрмы,
 а штормА.
Она же именем своим
его пленила,-
была в ней та морская
 глубина,
в которой и жила его штормов
 стихия.

И с хрупких сходней трапа корабля
им часто ветер дул обоим  в спину,
Но не была спасением земля,
Не баловал Париж его  Марину.

Париж...Париж...француженка-звезда,
а имя от отца- так шло "зеленоглазой диве",
ведь русская с рождения она,
Вишневый сад...Куприн и Чехов- в чине.
 
А он- Высоцкий, Гамлет и Хлопуша,
И быть-не быть -вот в чем грядет вопрос.
Ещё он бард, берут слова за душу,
коль ты к понятию свобод своих- дорос.

И вот свела их вместе Мельпомена,
Москва-Париж...да море Черное ещё.
И те шторма, как ожиданье перемены,
и вместо штурмана - любимое лицо.

Люблю тебя сейчас. Не тайно- напоказ!
И море Черное, круизное, родное,
ведет о них восторженный рассказ,
и рында в полдень разбивает солнце злое.

Осколками любви- на гребне волн- корма
не упадет, не развернется судно,
удержит их двоих спесивая волна,
хоть в шторме горизонт заметить будет трудно.

...И вот сегодня в имени её
я слышу двух сердец одно биенье,
оно- оборванное, как струна,
но в этом имени- двоих соединенье.

Как неоконченный меж ними
 разговор,
как песня про Беду и про
 Свободу...
Где лапы елей, словно
 якорей-
лирическую выбивают ноту.

февраль 2015