Эльзэ Ласкэр-Шюлер. Познание

В свинцовом дыму вся Земля,
И мы задыхаемся,
Но в нём воздымается тоска
Снопом искр.
Ещё слышится со всех диких рек
Древлий крик, Евы песнь.
Мы сдираем всё с себя,
Зовом Предмирья в него вырваны,
Ты наг! Я нага!
- - - - - - - - - - - - - - - - - - -   

Яростней, Ева, признайся в блудливости:
Змей был причиной твоей тоски,
Его голос блуждал твоими губами,
И укусил он тебя в румянец щеки.

Яростней, Ева, признайся в надрыве,
В тот день, после Бога суда,
Ты с самой рани на свет глядела
Из слепоты твоей чаши стыда.

И огромна
Из твоего лона
Сначала как его наполненье дыша,
Сама себя создав,
Появлялась
Бога душа...

И она росла,
И над миром стояла,
Её начало
До всех времён,
И в твоё тысячесердье
Назад возвращалась...

Пой, Ева, твою робкую песнь одиноко,
Как тяжёлых капель в твоём сердце стук,
Освободи горло мира от слёз потока
Как от бус движением рук.

Как свет луны на твоём лице —
Ты красива...
Пой, пой, послушай: в опьяненье
Ночь уже играет на твоих золотых волосах:

«Ах, я пила дыхание сладости
С переливчатой ветви
Среди милых зонтичных темноты.
Я боюсь теперь
Моего бдящего взгляда,
Спрячь меня,
Ты,
Моя дикая мука
Будет стыдом,
Спрячь меня, ты,
Глубоко в глазах ночи
Чтобы мой день ночи нёс темноту.
Ведь бушеванье глухо повсюду —
Мой страх катится вниз по уступам земли,
Ужасней туда и назад ко мне ночью оттуда
Нет ни пяди отдохновенья между мной и им.
Ты, сбей Эдена жар-сад с моих плечей!
Ведь прохладные как ручей руки были в играх у нас,
Когда к светлым его облакам наше ликованье взлетало.
А теперь на цыпочках я бегу как на наконечниках стрел,
И моя тоска хочет вползти на тетиву их лука.» 

Ева, от кустов последней ограды ещё обратно вернись!
Не бросай собой тень за неё,
Обольстительница, отцвети.

Ева, ты жара слушательница,
О белопенная гроздь,
Ещё отбеги от конца твоей самой тончайшей из ресниц!