Монолог солдата

Чёрный как смерть, её же орудие,
Мой автомат, мне ты скажи,
Когда же закончатся эти прелюдия,
И выкатим мы на войны рубежи?

Мой автомат, мне нашепчи
Когда у солдат не будет причин
Один всё вопрос вторить по рации:
«Когда же нас хлопнет мобилизация?»

Знаешь ли ты, мой автомат,
Сколько осталось до нашего часа?
Сколько парней, построенных в ряд,
Вернутся домой без рук и без глаза?

Слышишь ли ты щекочущий сердце
Страх у солдат, в туман уходящий,
Лишь когда тяжёлые берцы
С себя мы снимаем, и сон нас утащит
В руки к любимой, в нежные руки,
В дни и часы до нашей разлуки?

Готовы ли мы Киева стены
Сделать холстом для наших посланий?
Или каждый из нас, будто бы пленный,
Будет мечтать о плеяде восстаний?

Вернёмся домой, дембель отметив,
Или же сможет рота, другая
Воочию увидеть ужасы эти,
Что мы лицезреем, телевизор включая?

Мой автомат, тебя я ласкаю,
И ты отвечаешь мне хладом металла.
И снова вопросы, и снова гадаю,
И ты отвечаешь – наш танец с начала
Вновь нас уносит далёко вперёд -
Туда, где конец, наш час и черёд.

Гильзы и пули, пороха дым,
Звон в голове от громкой стрельбы,
Не дайте с ума сойти рядовым,
Станьте друзьями в минуты борьбы.

И вы же ответьте, гильзы и пули,
Что я, замерзая, в снегу собирал:
Бросимся мы в тот самый улей,
Что палкой гадёныш один расшатал?

Но злость моя крепнет, мой автомат,
Как только я вижу орудия смерти,
Что с Запада гонят, что наши дети
Грудями встречают, что маленький брат
К сёстрам не смеет близ подпустить –
«Я русский, не сдамся, меня проще убить!»

Я не политик, а романтик, поэт,
Хоть плечи болят под бронежилетом.
Я взрывов не слышал и пары ракет,
И пулей пока моя плоть не задета.

И всё же солдат, мой автомат,
Службу несу в своей я стране,
Но мне ты позволь – я буду рад –
С тобой поделиться тем, что во мне
Ярким огнём полыхает часами,
Что в темнице сидит, мне что устами
Некому вылить в самую душу.
Мой автомат, меня ты послушай.

Почувствую я отдачу в плечо,
Когда террориста жизнь отсеку?
Сможет ли смерть моею рукой
Возмездием дать по сердцу врагу?

Мышцы не дрогнут, - я в этом уверен, -
Коль буду стрелять в сынов Сатаны.
Но буду ли я, что приказам не верен,
Огонь открывать по тем, чьей вины
Нету в конфликте, а нас кинули в бой,
И мне вдруг сказали: «Террорист пред тобой».

Я смогу и ножом, своими руками
К смерти под ноги кинуть подонка,
Кто действительно дьявол, кто может ногами
В кровь отпинать чужого ребёнка.

Но буду ли я в силах вести
В ад за собой обычных людей,
Коим сказали: «Террорист пред тобой,
Оккупант и захватчик, ты пуль не жалей».

В смертельном бою сойдёмся мы с ним
И зрелище смерти такое дадим,
Что давится попкорном будет она.
Это война… Это война…

Я к отдаче оружия привыкнуть успел,
Но покажется мне какой она там,
Где груды разорванных, стонущих тел,
Где мы подступать будем к ада вратам?

Коль суждено, и кинут меня
Туда, где гибнут отцы, сыновья,
Прошу тебя, Господи, поехать с друзьями -
Один другого из пепла достанет.

Чтобы родные с кадетки глаза
Были со мною в окопе одном.
И с братом своим я знаю – назад
Мы не отступим, заслоняя наш дом.

И минуты любви… Мне ты позволь
Хоть бы на время увлечься игрой,
Что человечество назвало любовью,
Пока степи, леса не окрасились кровью
Тех, кто мне дорог, и даже моей,
Пока я не лягу средь сотен полей.

Подруга-любовь… Сейчас ты со мной
Только во снах после отбоя,
Призрачной девой полунагой
Даришь мне миги, моменты, что стоят
Ещё прожить день, ещё одну ночь,
И пусть даже все меня обесточат,
Я найду ток, заряды в глазах,
Ко мне что приходят с луною во снах.

И вовсе не маслом или металлом
Пахнут ладони в мозолях мои,
А запахом той, меня что достала
Из тёмной темницы, из самой глубины.

Я тоже хочу – те же все чувства -
На себе испытать не только во сне,
В груди чтоб моей не было пусто,
И кто-то вдруг смог… в любви… признаться мне.

И в страсти порыве, в пламени ярком
Мы кинемся в танец пылающих тел!
Я – обычный солдат, а ты – хулиганка;
Ты так хотела, и я так хотел.

Под одеялом, моя дорогая, под одеялом
Скроемся мы от мира сего.
И пусть видит Бог, пусть видит Дьявол!
От них мы не спрячем вовсе того,
На что способны души людские,
Маски и образы разом все скинув,
Что могут мужчина и женщина вместе,
Без капли сомнений, фальши и лести,
Молча, без слов друг другу сказать,
Одними глазами искусство рождать.

Под одеялом, мир отсекая
Подальше от нас, подальше от рая,
Мы придадимся движеньям друг друга.
Слишком нам тесно, мокро и туго…

Нет, отпускай и снова бери
Уста мои в плен сладкого танго.
Мир не видал подобной любви:
Я – обычный солдат, а ты – хулиганка.

В мире царица – жестокость людей.
Стоны я слышу погибших детей,
Плач матерей, переломы костей,
Крики отцов, становящихся злей
На дочерей, в страхе живущих,
В доме насилия с детства растущих.

За одеялом, неслышные нам,
Выстрелы речи вдруг обрывают.
За одеялом – ещё пара грамм,
И пена из трупа на пол стекает.

Под одеялом мы падаем в веру -
Веру слепую, лишь для сердец, -
Что можем любить в стол мире жестоком,
Что есть нам куда от этого деться.

Мир изнывает от музыки боли,
Мир изливается водопадами крови,
Мир содрогается в волнах агоний,
А мы с тобой, милая… дарим любовью
Счастье друг дружке, возможность забыться,
В душу другого и тело влюбиться,
Наивными быть и миру сказать,
Что жестокость – слаба, и МЫ можем встать.

Мы, способные быть даже жёстче,
Способные череп ногой раздавить,
Но вместо жестокости, которой нет проще,
Мы выбираем ближних любить.

И это ль не сила? Это ль не сильно
Ударит по тем, кто только привык
Кости ломать и кровью обильно
Себя напоить, злобный чей рык
Многих пугает и в ужас приводит?
Но это ли сила? Что превозносит
Ваше желание упиваться насилием?
Это ли сила? Это ли сила?

Наша же сила, поверьте, страшнее,
Но скрыта она под рёбрами – там,
Где сердце, влюбляясь, бьётся быстрее,
Где выхода ждёт зверь ко врагам.

Так давай же, любимая, плюнем в лицо
Жестокости мира, царящей вокруг,
Плюнем в блудниц, тиранов-отцов,
Во тьме не увидев собственных рук.

Вот о чём прошу я, Господь:
Если меня отправят туда,
Позволь доказать, что вовсе не плоть
Нам здесь хозяин, а богиня-душа.

И если вдруг души… души влюблённых
Друг друга коснуться сквозь трение тел,
Силы родятся внутри оскорблённых,
Силы и мощь, что ты так хотел.

Вот где источник истинной силы,
Вот что сильнее любого насилия;
Тот, кто способен душою любить,
Бездушного сможет лично убить.

Что ж, вот монолог, мой автомат,
К концу подползает подобно змее.
Спасибо, что выслушал, просто солдат
Устал слишком много держать всё в себе.

А впереди ночь, и спать хочу очень,
И ноги гудят, и мысли покой
Мой нарушают – не слишком он прочен,
Но думами всеми поделюсь я с тобой.