Нью-Йоркские зарисовки 2
День Благодарения проходил на высоком уровне. Раиса имела ошеломляющий успех. На все вопросы сыпавшиеся со всех сторон, она отвечала коротко, рассудительно и как не странно, почти без акцента. Если медведя в цирке можно научить всяким трюкам, то что уж говорить о человеке, так она всегда думала про себя. Роджер, с искусством опытного следопыта, не заметно наблюдал за Раисой, получая при этом огромное удовольствие. Глаза её искрились и вспыхивали искорками, когда ей приходилось знакомиться с людьми. --- У тебя замечательная манера, помогать мне, выпутываться из затруднительных положений --- говорила она Роджеру, когда они оставались наедине.
--- Всегда с преогромным удовольствием мой ангел --- отвечал Роджер. Но, судя
по-всему, ты прекрасно справляешься сама. И о чём ты всё время думаешь? --- осведомился Роджер, я всё время за тобой наблюдаю. У тебя, моя дорогая, такой вид, как-будто ты витаешь где-то в поднебесье.
--- Я думаю, “как на Руси жить хорошо”.
--- Я не понимаю, о чём ты говоришь, объясни, пожалуйста?
--- Видишь-ли мой милый, много изменений в моей жизни за этот не большой период пребывания в этой замечательной стране. И я стараюсь пережевать всё это с индюшкой и повидлом из клюквы. Ты только посмотри на своих дочерей; Джина так любезна со мной, а Филис вообще не отходит от меня, и я уже перезнакомилась со всеми твоими близкими, как бы невпопад отвечала она на поставленный вопрос Роджера. Да и как она могла поведать о своих мыслях... --- Вот только твоя любимица Джуди, не жалует меня, ты уделяешь мне больше времени, чем ей... Представляешь, малышка ревнует тебя ко мне.
--- Пожалуй ты права, пойду, отыщу её в саду.
--- Я пойду с тобой, мне хотелось бы с ней поиграть, ведь она такая смышленая, просто прелесть, а эти кудряшки!.. Роджер обнял Раису за талию, и они направились в сад. Она крутила головой во все стороны, осматривалась, стараясь запомнить всякие мелочи. Ей нравился этот дом. И особенно бличёванные полы, мягкие ковры, кредэнсы уставленные антикварной посудой, картины импрессионистов в красивых рамах. Чисто белые стены в сочетании с мягкой удобной мебелью, тоже белого цвета. Она восхищалась кофейными столиками с белым мраморным основанием и множеством больших и маленьких подсвечников из слоновой кости. Огромное зеркало в тяжелой бронзовой раме стоящее на полу, всё отдавало изысканным вкусом. Впрочем, --- думала она: “На вкус и на цвет --- товарищей нет.”
--- Аж завидки берут --- сказала она.
--- У твоей дочери замечательный вкус, мне нравится здесь, очень нравится. Красивая стрижка, где при повороте головы оголилось маленькое ухо, открытый лоб и резко очерченный рот, вызвали у Роджера непонятное чувство страха. А вдруг она от меня уйдёт? Что я тогда, старая развалина, буду делать? Нет! Без неё мне конец --- думал он. Он привык, каждое утро, перед работой видеть, как она возится на кухне. По-домашнему, в подвязанном на талии махровом халате, всегда босые ноги и глаза, Боже мой, какие у неё глаза!!! Удивительные, глубокие, весеннего неба голубые, всегда лучистые, внимательные, порой печальные, а порой пристально глядящие в даль. Семья, ячейка... В сущности, человек изначально живёт в доме ради дома и для дома, и он улыбнулся Раисе. --- Да, моя дочь молодец --- согласился Роджер. Но помимо всего прочего, существуют разные дизайнеровские агентства, которые устраивают твоё гнёздышко... --- Дедушка-дедушка --- услышали они голос Джуди. Посмотри, что у меня в руке. На руку ребёнка была надета серая пластмассовая перчатка, издававшая пугающие звуки, что привело в полный восторг это кудрявое чудо и её дедушку.
--- Пойдём-пойдём дед, мы попугаем гостей. Она тянула Роджера за руку, абсолютно не обращая внимания на Раису. Выпить хочется --- думала Раиса. Коньяка или водки бы хлабыснуть. Все попивают сухенькое вино, кошмар какой-то. Пока Роджер наслаждался ребёнком, Раиса вспомнила вчерашнюю историю, произошедшую с ней на Brighton Beach, и смешившую её на протяжении целого дня. Она искала место стоянки на Брайтоне, а это почти не возможно, где все машины стоят в два ряда. Но на её еврейское счастье, к рядом запаркованному Понтиаку, подошёл вполне молодой мужчина, открыл багажник и начал аккуратно укладывать покупки. Затем, он, этот мужчина, обошёл Раисин Jeep Limited и остановился возле её полуоткрытого окна.
--- Простите, пожалуйста --- обратился он вежливо, вы ищите паркинг? --- Да ищу. --- Тогда не могли бы вы заплатить мне 50 центов, а то, понимаете, какая замарочка получается, я бросил в этот счётчик целый доллар, а справился буквально за 20 минут. Раиса вспоминала, этот абсолютно отмороженный взгляд. Впервые, за много лет, она не нашла, что ответить. У неё буквально отвалилась нижняя челюсть. Но, совладав с собой, что бы не послать этого субъекта подальше, она предложила последнему один доллар.
--- Доллар мне не нужен, я не нищий --- отреагировал этот новый русский эмигрант с рыбьими глазами и белыми ресницами.
--- Надо было у него взять пять долларов, за то, что ты дала ему выехать --- пошутил голос. --- Хорошая мысля, приходит опосля, --- сказала Раиса, наливая себе бренди в пузатый стакан.
Что-то она рассвинячилась за последнее время, дует алкоголь как воду --- думал про себя голос. Этот отмороженный Роджер позволяет ей делать всё, что угодно. Вот я ей всыплю под первое число, пусть только придёт домой --- лаялся про себя её голос.
--- У тебя есть желание смотреть ваш футбол? --- спросила Раиса. Вон видишь, все мужчины уселись у телевизора. Но Роджер не ответил, он думал о чём-то своём, и периодически трогал себя за правый бок. Как ты думаешь --- спросила она, я действительно понравилась твоим дочерям?
--- Помоему, они от тебя без ума. --- Странно, никто даже ни разу не спросил меня о России, ты, что всех предупредил об этом? Роджер весело рассмеялся и предложил выпить голландского пива. --- От пива люди толстеют. Мой отец любил жигулёвское пиво --- сказала Раиса, это такая марка была, т.е. компания, а бабушка приносила с работы чешское --- это было шик. Роджер смотрел на неё и удивлялся, что-то такое лепечет себе. Наряду с этим она сильно похудела, с десятого размера она перекочевала в шестой. Движения у неё стали плавными, голубые глаза меняли цвет в зависимости от настроения. Сейчас они были карими. Она как-будто выросла, и он улыбнулся. В сорок один год, люди не растут, разве, что только над собой. Второй день его тревожил правый бок, он позвонил своему терапевту, который уговаривал его лечь на несколько дней в больницу на обследование.
--- О чём ты думаешь? --- спросила Раиса.
--- Я думаю, как в Америке жить хорошо.
--- Ой, миленький, всплеснула она руками, поделись, пожалуйста... --- Сначала, борешься с жизнью, а потом, когда достигаешь пика, то страшно смотреть в низ.
--- Вот видишь старый грешник --- обратился его внутренний, похожий на язву желудка, голос. Вот когда ты опрокинешься в ящик, и тебе надо будет держать ответ, там, на верху, вот там-то тебя и спросят за все твои грехи, а там всё отмечено, и будьте мне уверенны... А мне нечем каяться! --- как бы про себя ответил он.
--- Я, сказал шестидесятишестилетний синьор партнёр одной из самых больших в мире лоерских фирм, которая насчитывала более тысячи лоеров и многотысячный антураж помощников. Фирма, имеющая офисы во всех центральных городах всех пяти континентов земного шарика.
--- Я, --- повторил длинноногий Роджер, человек, имеющий огромный авторитет в политических кругах этого огромного города. Человек, у которого в приёмной его офиса, дожидались своего времени --- сильные мира сего.
--- Я, в третий раз повторил Роджер, --- ещя па-ка-жу Кузкину мат --- сказал он медленно, но по-русски. Он посмотрел укоризненно на Раису и добавил, ---- так сказал когда-то ваш премьер Никита Хрущев. --- “Кузькину мать” --- как бы невзначай, с добавлением двух мягких знаков --- поправила его, смеющаяся Раиса. --- Посмотри Филис, обратилась к старшей сестре Джина, вон они в саду, а мы их ищем по всему дому. Ты думаешь, папа жениться на Рэтчел? --- поинтересовалась Джина.
--- Нет, конечно! Я просто уверена, что он никогда больше не женится. После маминой смерти, у нас был с ним такой разговор. Ты же знаешь, как сильно он любил маму. Филис, хотела ещё что-то добавить, но передумала... Она живо помнила, как папа тогда ей сказал, что он виноват в маминой смерти. Что он её не уберёг. Но причём здесь папа, его тогда, даже небыло в городе.
--- О чём ты думаешь --- поинтересовалась Джина.
--- Я вспомнила нашу маму, какой всё же она была замечательный человек. На глазах Филис появились слёзы.
--- Не надо об этом Филис, пожалуйста, а то я тоже сейчас разревусь. Мы должны быть счастливы за папу, если ему хорошо с этой русской? Вне всякого сомнения, она обаятельна, у неё хорошие манеры, а дальше, что Бог даст. Да и мы прекрасно знаем, что наш папа поступал всегда не предсказуемо.
--- Посмотри на них --- указала Филис, папа держит её за талию, словно голубки воркуют. Пойдём, не будим им мешать. И сёстры удалились.
--- Деда, а деда, --- пойдём со мной, я покажу тебе нору в земле, там живёт лягушка. Лицо у ребёнка было выпачкано в земле, с носа текло. Два румянца покрывали щёки, в веснушках, одним словом --- зрелище было великолепное. --- Разве лягушки живут в норах? --- спросил улыбающийся Роджер.
--- Нет, дед, что ты маленький что-ли, кончено лягушки не живут в норках, это я ещё летом посадила её в норку, и засыпала землёй. Пойдём со мной, я покажу, где это. Роджер взял её за руку, и они удалились восвояси.
Весь день Раису преследовали какие-то тягостные мысли и чувства. Вот-вот этот мыльный пузырь лопнет, и она окажется за бортом. Без малого 42 года, какраз тот возраст, когда надо подумать о себе, о своём благополучии. Грех так думать, конечно, но не дай Бог с ним что-нибудь случится и... Машина, на которой она ездила, была взята в лис, квартира не на её имя. Все мило улыбаются, дочери ---- сама вежливость. Но не дай Бог что-нибудь, и я на кислороде. Боже мой, что за неряшливость мысли, черти что! Да и Борис не выходил у неё из головы. Он очень хороший парень --- думала она. Ему бы хорошую бабу, т.е. настоящего друга. В нём столько обаяния. К сожалению, реальность всегда тянет нас в низ, но чтобы не произошло, я не имею ни какого морального права приносить им обоим зло. Когда приду домой, думала она, обязательно позвоню Борису? Сним очень приятно разговаривать. Да, думала она, интересный мужчина и интересный человек. Он читал ей тогда стихи своего друга Марка. Ей понравились, этот Марк сторонник не классического стихотворения. Верлибры, так и вылетают, или вернее сказать, прослеживаются в стихотворных строчках. Ищите метафору --- размышляла Раиса, а где же её родимую искать, когда голова забита насущными проблемами. Она недавно смотрела по русскому телевидению, встречу русскоязычных поэтов. Вобщем-то удручающее зрелище. Люди, то-бишь поэты, преимущественно пожилые люди, с бородами, похожие на диссидентов, настоящие гомо-советикус. Вобщем-то, она ничего не имела против этих людей, но то, о чём они говорили, или вернее сказать, как они говорили, не лезло не в одни ворота. Критиковать бывшую власть, каждый горазд, вне всякого сомнения. Интересно, получается --- думала она, о чём они писали, находясь под прежней властью? Ей довелось присутствовать, на собрании писателей и поэтов в одном из клубов, находящихся на 33 улице Манхэттена, и Раиса чётко помнила высказывание одного из так называемых членов... Теперешние диссиденты, в большинстве случаев сидят на горшке или на велфэре.
Двое целуются, крест, на крест, обнявшись, В замедленном кадре Прохожих случайных Улыбок весёлых
Целый вечер крутится на языке, и она не может прогнать это от себя. И ей опять вспомнился тот вечер встречи поэтов. Какие-то странные эти писатели. Больше вида, чем дела. По одежде грех судить, конечно. Мировоззрение, каждый осязает свой мир, и старается вылить всё на бумагу, как будто бумага всё выдержит. Но не может же поэт в не свежей рубахе, от которого воняет потом, или брюки в позапрошлогодних пятнах говорить о чём-то возвышенном. Нет, говорить он, этот поэт, может, конечно, но чувствовать наврядли. “А без чуйства и композитора Шульберта не понять”--- так выражается тётя Соня на Брайтоне.
--- Чему это ты улыбаешься? --- спрашивает Роджер
--- Я вспомнила что-то смешное и не могу удержаться от смеха.
--- Я тебя хорошо понимаю --- говорит Роджер и непроизвольно начинает ощупывать рёбра с правой стороны. Боль, нет, это не боль, а нытьё, плавно перекатывающееся по всей правой стороне, вырисовала на его лице кривую гримасу.
--- Что с тобой, у тебя что-нибудь болит?
--- С чего ты взяла!
--- С того, что ты держишься за правый бок. Может быть, мы поедим домой?
--- Пожалуй ты права. Только ради Бога, говори потише, я не люблю излишних эмоций...
Их провожала к машине большая компания; Старшая дочь Филис, её молчаливый муж Лео, от которого вытянуть слово, можно было только под пыткой, и их дети Сэм и Мэри. Младшая дочь Джина, её муж Джек --- полная противоположность Лео, и маленькая Джуди. Странно, очень странно --- думала себе Раиса, Роджер по каким-то причинам, почти не уделяет внимания детям старшей дочери Филис. Да и сами дети, и это чувствовалось, не горели любовью к своему деду. Но это не моё дело --- думала она, подставляя щеку для поцелуя Джиму и его очаровательной Фриде. Раиса уселась за руль спортивного Джагуара, Роджер сел в этот раз на пассажирское сиденье.
--- До скорой встречи друзья --- это был голос Джима, и ещё Рэтчел береги Роджера!
--- Дорогая --- сказал Роджер, ты даже не дала возможности попрощаться со всеми.
--- Конечно-конечно милый, все пьют пиво и закусывают чипсами у телевизора, а тебе болит бок, я думаю, нас простят присутствующие. Не волнуйся мой милый, приедем домой и я постараюсь тебя вылечить... Роджер закрыл глаза, левую руку он положил на её твёрдую ляжку, а правую на правый бок, и синхронно начал водить обеими руками, сначала вверх, а затем в низ... Раиса аккуратно вырулила с полукруглого подъезда дома, что бы не оставлять колею на мелко насыпанном гравии и мягко нажала на педаль эксельратора этой мощной 12 цилиндровой машины. Она молодец --- думал он, не переставая работать левой рукой. На какой-то момент он забыл за свой бок и начал цитировать Раисину бабушку: ” Живет на живьёт и всё заживот”
--- Не совсем так --- рассмеялась она: “ Живот на живот и всё заживет” Когда приедем домой, я запарю в кипятке тебе сливы, так бабушка лечила себя, когда её мучили газы.
-- Да конечно --- сказал он, улыбаясь, я люблю спать при открытых окнах.
Я тоже --- хохотала Раиса. Как же это у Набокова, хотела она вспомнить, дай Бог памяти. Вот, вспомнила: “ Дождь был давно отменён, чернела чёрная тёмная ночь. Изредка проезжали мимо неё машины, удаляющиеся рубины, приближающиеся бриллианты”.
Американское правосудие.
Да, ну и дела --- подумал Марк. После того, как они разъехались с Викой, много воды утекло в Гудзоне. Вспомнилось, как он попал в каталажку. Появилась необходимость, тогда, решить кое-какие вопросы материального характера со своим «бывшим» приятелем. Правильно, люди говорят: «Если хочешь иметь врага – одолжи приятелю деньги». В общем, надлежащего разговора не получилось в виду диаметрально противоположных взглядов на окружающую их действительность и естественно окружающие их вещи. У этого, довольно высокого мужчины, с животом, лежащим на коленях и вставной челюстью, мешающей последнему, выражаться членораздельно по-русски, и страдающим перебоями поступления адреналина в головной мозг, из-за не удовлетворительной работы, раннее невозмутимых надпочечников, и естественно, или, как сейчас выражаются --- разумеется, влияющее на полное отсутствие юмора у оного. Что привело потерпевшего, в первую очередь к моральным, а лишь только затем, к материальным убыткам, на что последний, отреагировал несколько странно... Достав из-под прилавка какой-то диковинный предмет с кнопкой, где при нажатии на оную, выскочила стальная антенна сантиметров с 40. И замахнувшись на него, предупредил, что разобьет его поэтическую голову на две части. Ну, прямо тебе Гришка Мелехов в период первой мировой ... На что Марк ни как не отреагировал, а, напротив, с большим воодушевлением сравнивал своего знакомого с животным, у которого содержание жира и говна преобладает в оном организме в очень смешной диспропорции. И ещё Марк добавил, что такие одноклеточные, не делают ничего своими руками, т.е. честно, один на один. На что последний отреагировал, незамедлительно нажав на тумблер, соединяющий его лавку с полицейским участком. Пришлось уносить ноги, но не на долго. На следующий день, рано утром, когда он во сне, предвкушал свидание с Наташей, его разбудил непрекращающийся звонок в дверь. Это были два полицейских, надевшие на Марка наручники, отэкскортировав его в полицейский участок. Да, --- думал он. Вывели болезного, руки ему за спину и аккуратно посадили в голубой полицейский Шевроле. За тем, последовала рутина, сопровождающаяся взятием отпечатков пальцев, фотографированием и долгим заполнением анкеты. И всем этим занимался полицейский, оказавшийся русского происхождения. Полицейский Саша оказался отличным парнем, приехавшим почти ребёнком в Америку из города Одесса. На груди, у Саши висели цветные колодки за выслугу лет. Прекрасный русский язык, которым владел Саша, просто обескуражил Марка. Но полицейский всегда остаётся полицейским... От Марка внимания не ушло, что Саша в четвёртый раз за последние 20 минут, спрашивал у Марка дату его рождения. И Марк незамедлительно поинтересовался у Саши, не страдает ли последний склерозом. Саша долго почему-то смеялся и, успокоившись, он сообщил, что якобы, по словам Вики и её родного брата, у него, т.е. у Марка, не все дома. Они действительно правы --- согласился тогда Марк. Родители умерли, жена с младшим сыном переселилась. Наташа в этот момент, он так полагал тогда, присутствовала на каком-то званом обеде, в длинном платье. А он здесь, в этой грязной, разрисованной, нецензурными американскими ругательствами камере. Но после продолжительного разговора с полицейским, оказавшимся в свободное от работы время, художником карикатуристом, у них завязалась оживлённая беседа в сопровождении анекдотов и всяких разных жизненных историй. Саша объяснил, как правильно вести себя в тюрьме, куда Марка должны были перевести.
--- Хочешь, я принесу тебе чего-нибудь поесть? --- предложил полицейский Саша. --- Да, пожалуй, обрадовался Марк. Принеси мне рыбу с овощами и бокал белого вина.
--- Этого я тебе не обещаю, но если у тебя есть доллар, я принесу тебе гранола бар и баночку соды.
--- Принеси что угодно, пожалуйста, я умираю с голоду.
Центральная бруклинская тюрьма.
Вывели болезного, руки ему за спину, и посоветовали аккуратно подняться на две ступеньки голубого полицейского фургона. По прибытии в каталажку, провели через магнит, затем сделали на память несколько фотографий, спросили кое-чего о венерических заболеваниях, включая Спид. Приличных размеров камера, в которой находилось человек двадцать, встретила Марка не очень дружелюбно. Средний возраст коллег сокамерников, колебался в радиусе 17-- 21 года. Из белых он был один, затем появился еще один. Никто ни кого не называл по имени. Обращались друг к другу абсолютно доступно: “ Эй, Нигер! За что сидишь? “ За тем шло пяти минутное разъяснение, сопровождающиеся набором отборного мата и жестикулированием, и тут же, вдогонку, задавался идентичный вопрос: “ А ты за что Негр? И опять повторялось всё с начала. В процентном отношении, две третьи заключенных были мелкие торговцы наркотиками. В оставшуюся часть входил народ, носящий огнестрельное оружие без право на то. А остальные, как считал Марк, попали просто по-недоразумению, или другими словами называлось (domastic crime), или семейные неурядицы. Да, вспоминал Марк, ну и компания блатных и нищих. Не успел Марк переговорить по телефону со своим адвокатом, как кто-то улёгся на его куртку. Пришлось сразу поставить всё на свои места. Марк выдернул свою куртку из-под головы черного сокамерника, шлепнувшегося своей лысой головой о скамейку. На что последний отреагировал просто никак. Он вскочил, почесал свою лысину, посмотрев в упор на Марка, но ничего не сказав, улёгся в противоположном углу камеры. У одного пуэрториканца был прострелен живот. После перевязки в госпитале, его привезли в этот декабрьский мороз в одной рубахе. Он, бедняга, не мог даже сидеть, и улегся на цементный пол. Но как в народе говорят: “ Голь на выдумки хитра”. Хуан, так звали раненого пуэрториканца, подложил под своё простреленное тело с десятока два бутербродов с говяжьей колбасой и американским сыром, находящимися в неограниченном количестве, в целлофановых кульках конечно, в этой не очень чистой камере предварительного заключения. И всё это благородя американскому налогоплательщику. Боже мой — подумал Марк, как я люблю эту страну, в которой живу. Марк снял с себя зелёный шерстяной свитер и отдал Хуану. Последний, с большим трудом,
натянул его на себя, и сразу уснул, даже не сказав спасибо. Но этот благородный жест был замечен сокамерниками, и Марка начали называть — Папа, и даже предложили сигарету, которая стоила здесь, один доллар.
--- Ну что, поздравляю тебя --- сказал голос, с боевым крещением, так сказать. Но Марк и не собирался вступать в дискуссию.--- Тебе сумасшедшему давно пора слезть с крыши, и особенно в твоём возрасте --- опять всунулся назойливый голос.
--- “Сидели мы на крыше, а может быть и выше, а может быть на самой на трубе, а ты мне изменила, другого полюбила” --- вспомнилось Марку, и он громко рассмеялся. Не прошло буквально и восьми часов, пока Марка и ещё семь человек вывели строиться в колонну по два. Прицепили к единой цепи наручниками и перевели на один этаж выше, в более-менее чистую камеру, но намного меньше, где было не много скамеек и многие лежали повалом подле параши. --- Да конечно --- сказал назойливый голос, ну и дела! Тебе надо найти хорошего лоера, нетто твоё чистое незапятнанное имя попадёт на большой американский криминальный компьютер. Желания отвечать своему надоедливому голосу абсолютно небыло, он наоборот, глядел по сторонам и старался запомнить каждую деталь, каждое проронённое слово. А послушать, действительно было, о чём говорят молодые сокамерники латино, для которых тюрьма была знакомым делом.
--- “А ты мне изменила, другого полюбила, так что же ты мне шарики крутила, в голове”--- опять вспомнилось Марку, и он грустно улыбнулся. За решёткой сидел надзиратель на вращающемся хорошо просиженном кресле. Он читал газету и ковырялся указательным пальцем в носу. Кого-то вывели фотографироваться, кто-то завывал угрюмую песню на креольском диалекте, какой-то латино с двумя серьгами в ушах, вот уже несколько часов справлялся у надзирателя.
--- Послушай, мой друг --- просил он, вот уже третьи сутки меня держат в КПЗ и не зовут к судье. Это --- говорил он --- противоречит американской конституции.
--- А продавать наркотики, разве не противоречит конституции? --- урезонил охранник. Когда придёт твоё время тебя обязательно вызовут, нужен ты больно здесь, и, особенно, с такой отвратительной мордой --- сострил надзиратель сквозь редкие, гнилые зубы. Но арестант не сдавался. Он продолжал клянчить, пропечатавшись лицом к решётке. На не бритой физиономии ключника перекатывались лицевые мышцы. Явно, было видно, что он нервничает. К сожалению, реальность всегда тянет нас в низ --- подумал Марк. Мудрость, истина, человеческое достоинство, всё к чертям собачьим... --- на помойку, а особенно когда находишься за решёткой. По-видимому, последняя капля терпения, всёже перелилась у этого безобразно расхлябанного надзирателя. Он грозно поднялся, схватил стул, на котором восседал и, бросил его прямо в решётку. Бедняга пуэрториканчик отскочил с таким проворством, какбуд-то его обварили кипятком.
--- Ты чего мужик, спятил что-ли?! --- огрызнулся последний, а ещё и охранник. Но, как говорят в народе: “Было поздно --- забор поплыл...” Охранник, с яростью быка, бросился открывать, узкую в бёдрах камеру. Здоровенный ключ, который он держал в руках, был похожий на ключ от средневекового города. Он выволок беднягу, заломил ему руки, надел наручники, и поволок болезного в одиночную камеру. Вернувшись на исходную позицию, весь такой довольный собой, надзиратель глумливо поинтересовался --- кто-нибудь ещё желает поиграть со мной в демократию? Все молчали. Никому, конечно, не было дела, да и кто мог заступиться. Наступило долгое молчание. Лишь только было слышно урчание воды в параше, да ещё храп заключённых, лежащих повалом на цементном полу. В завершение всего, надзиратель не долго покопался в документах, находящихся в пластмассовом ящике, вытянул худую папку для документов, просмотрел её, по-видимому, это были документы этого бедняги. За тем, демонстративно, именно, что бы видели все, он разорвал папку с документами и бросил их в мусорное ведро. Наступила кромешная тишина, многие опустили головы и старались не смотреть этому жандарму в глаза. Какбуд-то время остановилось. Лишь только свист клапана в паровой системе отопления и шипение неостонавливающейся воды в параше нарушали этот произвол. Между тем, не прошло и семи часов, как Марка вызвали в судебную комнату и отпустили без залога на свободу, но предупредили, чтобы он не подходил на пушечный выстрел к своему бывшему знакомому.
Развод по-американски.
Хорошо разводиться, когда нечего делить. Ты создаёшь себе, якобы, воображаемую подругу, с которой ему, этому мужчине, предстоит перейти не одно поле и съесть не один пуд соли. И он, разумеется, не может проникнуть в суть, или принадлежность женщины на этом свете. А я постараюсь, по-мойму это не так тяжело. И не потому, что женщина на самом деле удивительно загадочное создание. Просто дело в обыкновенной философии. Главным фактором в моей книге, повлияет принадлежность женщины в этом пасмурном и несправедливом мире. Женщина мать, женщина как Промитэй --- продлевает жизнь --- думал Марк, лежа на больничной койке в палате реанимации. Боже мой, инфаркт, и откуда он взялся. Труба, вставленная в горло это самое отвратительное со всей истории, произошедшей с ним. Врачи говорили, что он счастливчик, ещё хорошо отделался. Побывать на том свете, шутка ли сказать! Когда открыл глаза, две русские медсестры стягивали с него трусы, и ещё норовили стянуть с руки Suntos. Так на это же надо иметь мозги, две коровы дурковатые --- это вам не трусы. И ему вспомнилось. “Просыпаюсь в семь часов --- нет резинки от трусов. Вот она, вот она на носу намотана”.
--- Смотри --- сказала медсестра своей коллеге, буквально, только что был покойник, а открыл глаза и возмущается.
--- Лежи, лежи миленький --- говорили они, обкалывая Марка со всех сторон капельницами.
Ах, сестрички вы мои коровушки, думал Марк, взглянуть бы сейчас в окно, там наверно белым-бело от снега, и он закрыл глаза. Ему казалось, что кто-то спрашивает у него, как это всё случилось? Что он видел, на том свете, и правда ли, что существует какой-то туннель? Боже мой, и зачем ему, в таком положении, задают нелепые вопросы. Неужели это его голос, вот уж действительно никакого такта --- думал он. Марк открыл глаза и увидел бархатные, влажные от слёз глаза своей жены Вики. По-видимому, она находилась в палате какое-то время, ибо была без пальто. Её влажные волосы и румянец на обеих щеках, говорил о том, что ей не легко пришлось добираться в эту страшную пургу. Она поцеловала Марка в щеку. Он почувствовал тепло её ладоней.
--- Ничего не бойся, всё уже позади --- всхлипывала она. Ты будешь долго-долго жить --- это небыло твоё время. Слёзы текли, у неё по щекам, скатываясь на чёрный шерстяной свитер, и бесследно исчезали. Неужели она меня ещё любит --- думал он, и это после всего, что было? Да, правильно, когда-то, Михаил Горбачёв заметил: “Женщина --- это великая загадка природы, и она должна быть не разгадана”. Как я рад, что ты пришла, хотел сказать Марк, но труба в горле не давала. --- А ты похлопай глазами, как бы подмигни ей, пусть принесёт бумагу и карандаш --- посоветовал голос. --- Хлопают ушами --- мой добрый друг --- сказал про себя Марк, за тем показал Вике рукой, что он хочет ей написать. Вика поняла его с полудвижения, с вопросительного выражения глаз. Она подложила лист бумаги под его руку, и вставила карандаш между пальцами. --- Спасибо, что пришла --- нацарапал Марк. Она улыбнулась, но ничего не ответила, лишь крепко пожала его руку. --- И вообще--- дум Марк, врачи считают, что человеческий организм обновляется каждые семь лет.
Боже праведный --- думала про себя Вика, да он не изменился ни капельки. --- Как ты добралась в этот дикий снегопад?
--- На машине --- ответила Вика. А если серьезно, то я действительно не знаю. Какая-то сила тянула меня через сугробы, и я не разу не забуксовала --- спасибо тебе мой дорогой. Это ты научил меня правильно пользоваться педалью эксельратора. С подкачкой, не давая колёсам прокручиваться в снегу. Если бы мне пришлось повторить подобный трип ещё раз, Гоподи, боже мой, даже страшно подумать!? Марк смотрел на свою жену и радовался, --- а, всёже не пропало моё учение даром --- думал он. Его охватило странное ощущение. Буд-то это и есть жизнь, жизнь в самом глубоком смысле, а может быть даже и счастье, к которому примешалось столько страха и молчаливого понимания. Марк перевёл взгляд на окно, и увидел своего младшего сына. Он сидел на стуле удивительно напуганный, раскрасневшийся от мороза.
--- Хай папа, как чувствуешь? Типичный вопрос 14 летнего мальчика --- подумал Марк. Надо будет заняться его русским языком, если выживу, конечно. Где-то он читал, у какого-то русского писателя. Там, тоже 14 летний мальчик, спрашивал у своего отца --- “ Любопытно узнать, по какой формуле вычисляется ренегатство в сознании интеллигента. Ну, так это же советский ребёнок --- подумал Марк и, улыбнувшись своему сыну, подняв большой палец вверх, что означало --- очень хорошо.
--- Сколько меня будут держать в этой палате? --- опять нацарапал Марк. --- Столько, сколько нужно. --- Никогда не мог подумать раньше, что такое большое количество врачей --- индусов просто, все индусы врачи думал он. Он старался улыбнуться, но труба, вставленная в горло, мешала дыханию, и, создавала большие неудобства. Вика понимала, что пора уходить, но что-то её удерживало. Разлука в несколько лет, возможно, притупила те чувства, те самые-самые первые чувства, самые первые трогательные моменты её девичества. Но, тем не менее, думала она, я прожила с Марком больше лет, чем я прожила без него. Она не строила себе никаких иллюзий, и знала, что надо держаться за жизнь покрепче, чтобы хотябы немного получить от так называемого счастья. Она также знала, что за него приходиться платить двойной, или вернее сказать, любой ценой... Счастье - самая неопределённая и дорогостоящая вещь на свете.
--- Да дорогой, ты абсолютно прав, очень много индусов врачей, и она почему-то рассмеялась. Ты совсем не изменился --- сказала Вика. Всё же, многих людей жизнь меняет, но не тебя...
--- Горбатого --- могила исправит --- сказал внутренний голос. Просто так, как бы невзначай. По-видимому, его второе я, было очень зло на его первое, и не совсем понимало, что говорит.
--- Да пропади оно всё пропадом! --- подумал Марк, гори оно всё ярким пламенем! Если выживу, начну жизнь заново, как бы просебя --- сказал Марк.
--- Но только со своей женой! --- сказал голос. Последнее слово, уже на протяжении полугода, постоянно принадлежало голосу, его внутреннему, самому сокровенному, и всегда приходящему невовремя, случайно и невзначай. Он уснул. Вика сидела неподвижно возле кровати и смотрела на Марка. Порой ей казалось, что он не дышит, лишь только всевозможные машины, к которым был подключен Марк; пищали, свистели, шипели и улюлюкали и, как бы говорили ей: --- Небоись женщина, он будет долго ещё портить тебе нервы на этом свете. Запасись терпением, ты же его любишь --- слышалось ей, и она никак не могла понять, откуда эти голоса. Пришёл врач индус, произвёл не большое обследование, потряс почему-то пикающую машину, и как показалось Вике, он остался доволен. За тем, он поманил Вику за собой в коридор, где сообщил ей, что с её мужем пока всё в полном порядке. И если, завтра, ни будет никаких перемен, картавил врач, его переведут в после реанимационную палату. Когда Вика вернулась в палату, Марк лежал с открытыми глазами и смотрел на Фрэнка. Боже мой, думал он, как всё же он похож на мою мать. Тот же подбородок, брови, форма глаз. --- Марк, милый мой человек, нам приказано очистить помещение. ---
Следующее учредительное собрание, состоится --- после «дождичка в четверг». --- Мама послушай --- сказал Фрэнк, тебе не кажется, что папа абсолютно здоров, и его можно забрать домой. Оставите машину на паркинге и возьмите такси, если вам повезёт, хотел сказать и только улыбнулся он. --- Я сейчас позвоню и передам от тебя привет. Франк поцеловал Марка в заросшую щеку, Вика поцеловала его в другую и они удалились. Он почувствовал удивительное облегчение. Не очень приятно, когда тебя разглядывают распластанного, даже если это твои родные. Он прикрыл глаза, и только сейчас почувствовал страшную усталость, захотелось спать. А что, если я не проснусь? --- думал он. Нема дурных, и он открыл глаза. Периодически приходили люди в белых халатах, сделали укол, за тем, сделали рентген. Буду лежать с открытыми глазами, и думать о своей книге, составлять план. Для того чтобы написать что-нибудь серьезное, необходимо академическое образование. А впрочем, это чепуха, просто надо иметь достаточно воображения, а всё остальное это детали, которые решают профессиональные корректоры. Все писатели сначала изощряются в описании природы, затем знакомят читателя с действующими лицами, и только после этого, судьбы этих людей должны переплестись где-то, как-то. Не буду рисовать природу, пущай её художники пишут. За окном всё в снегу. Отмороженные, похожие на меня, стараются очистить свои машины от снега и естественно попадают в больницы. Вот это природа! Нечего сказать. А во Флориде сейчас тепло, сезон. Море --- это замечательное явление, созданное Богом. Оно надвигается на нас; могучее, бесконечное и бескрайнее. Ещё из далека мы слышим его соленое дыхание. Загорать, между прочим, очень вредно --- говорит голос. Но Марк не отвечает. Он лежит с полуоткрытыми глазами и думает о Вике. Вика хорошо выглядит. Она как всегда уравновешена, рассудительна, не вспыльчивая... Пожалуй, нельзя назвать её флегматичной или, например эксцентричной. Но чтобы я не думал о ней, а жизнь без меня, сделала её намного спокойней. Впрочем, над этим неподдельным спокойствием всегда реет буревестник --- чёрной молнии подобный. Это я хорошо знаю, очень хорошо --- думал Марк.
Интересно, а есть у неё кто-нибудь? Впрочем, это не моего ума дело. Не может же женщина долго прожить без мужчины? Возможно, я не прав. Нормальной женщине, без комплексов это под силу. Только вот напрашивается вопрос на засыпку, а зачем!? А ведь она могла не прийти, сослаться на плохую погоду. Ну и мысли в голову лезут, нечем даже похвастаться. Интересно, а почему Вика плакала, возможно, жалость? После Наташиного отъезда, ему стало казаться, что их отношения возникли чисто случайно, и так же случайно и безболезненно закончиться. Почему, я не могу расслабиться, хотя бы на время. Эти воспоминания просто ерундистика какая-то. Вобщем-то, приятные воспоминания, плохи тем, что ты сознаёшь, всё уже миновало, а неприятные хороши опять-таки тем, что всё уже улетучилось. Что не говори, воспоминания помогают убить время. Неужели это Вика! Нет, правда, --- это она, снилось Марку. Что она делает в Париже? Там же должна быть Наташа. Что-то у меня с головой. Да! Но я же заказывал Ситроен, именно синего цвета, и он должен был отсвечивать обязательно никелем, я именно такой заказывал. Я прекрасно знаю и то, что беременная Наташа, должна была меня встречать в аэропорту Орли. И на ней должно было надето длинное ситцевое платье. У нас был такой уговор. --- Пережитые несчастья --- воспринимаются как приключения, это говорит Вика. Он живо узнаёт её голос.
--- Посмотри Марк --- говорит она, в парижском метро на стекле вагона нарисована свастика, точно как у нас в Нью-Йорке. Нас нигде не любят. И я совершенно солидарна с Владом в этом вопросе. Он отрастил большую бороду, ну прямо настоящий рабай. С каждым новым днём, утверждает наш сын, что он становится ближе к Богу. От него веет чистотой сознания. Скоро, буквально через 20-30 лет в Америке, не останется ни одной чистокровной еврейской семьи из-за смешанных браков. Он очень похож на тебя --- продолжает Вика; манеры, характер. Вы везде должны быть первыми.
--- “Они были первыми”, какбуд-то бы был такой фильм --- говорит Марк. Я всё прекрасно понимаю, но что ты делаешь в Париже?
--- Ты разве не знаешь --- отвечает она, я же твоя судьба. Куда ты - туда и я... --- А мне, всегда, раньше казалось, что жизнь беспредельно длинная, и чем дольше расставания --- тем сладостнее встречи --- говорит Марк. И Марк открывает глаза, не понимая, что происходит. Это был сон. Сон наяву, но такого не бывает. Опять всё стушевалось. Он закрыл глаза и моментально погрузился в глубокий сон. Ему снилось, будто он на какой-то другой планете, явно не Земле. На голове у него белая докторская шапочка, а на руках тонкие хирургические перчатки, и он привязан по рукам и ногам к белому апирационному столу. Рот у него заклеен пластырем, и лишь только глаза свободные и в состоянии двигаться в разные стороны, и нос, пожалуй, может функционировать. И его разглядывают две инопланетянки. --- Интересно --- говорит одна несведущая, а что у него там под пижамой? Несведущая склоняет свою грушевидную головку набок и застывает в вопросительной позе. --- То, что у всех землян, водопроводные шланги, ниначто не годные отвечает бойкая подруга с квадратной головой. Вы меня только отвяжите --- думает Марк, вот тогда мы посмотрим, кто на что способен. Но вот появляется здоровый дядька с волосатыми руками. На его лицо надета хоккейная белая маска, точь- вточь вылитый тебе Джейсон. Марк, страшно испугался, сердце забилось барабанным боем.
--- Тебе нельзя нервничать --- слышит он Наташин голос. Это же сон, не волнуйся мам --- говорит она... --- А почему бы не переполовинить этот шланг --- говорит дядька, и достаёт из-за пазухи тупой топорик, которым отбивают мясо. А он, Марк, собрав последние силы и весь воздух в лёгких умудряется сорвать этот вонючий пластырь. В этот момент, в нём говорит в отдельности каждый орган его тела. Первым, начал последний по-послужному списку, а именно - мочевой пузырь. --- Я, говорит последний, не намерен больше воздерживаться!..
Марк открывает глаза. Медсестра делает какие-то записи. Улица наполняется светом. Он старается вспомнить ночной кошмар, а на языке вертится старая забытая частушка. “Просыпаюсь утром рано, где пружина от дивана? Вот она, вот она...”
Без названия.
--- Ты наверно гордишься своим старшим сыном. После этой статьи, напечатанной им, и читаемой во всех медицинских вузах нашей страны, ваша фамилия будет произноситься с уважением. Борис сидел возле горячей батареи, у окна, и закрывал Марку панораму улицы.
--- Сделай одолжение, свали, пожалуйста, с горячего радиатора, или ты забыл, как приготавливается яичница глазунья. И ещё, ты же не стеклянный, закрыл, понимаешь мне всю панораму улицы. У Марка не закрывался рот, вот уже на протяжении целого часа. --- Ты знаешь, я еще никогда в своей жизни, столько не молчал, не обращай на меня внимания, если я тебя перебиваю, и не тактично себя виду, не обижайся мой друг, ты же знаешь, что я всегда рад тебя видеть! --- И ты называешь своё поведение не тактичным, да ты не даёшь мне рот открыть! --- Пройдись лучше по клавишам --- сказал Марк, сделай одолжение. --- Что-что? --- переспросил Бориска. --- Застегни ширинку --- перевёл Марк, а то ты напоминаешь мне одного знакомого. Так ему простительно, в преклонном возрасте такое случается. --- А ты мне напоминаешь тоже одного знакомого, который умеет перевезти разговор на другие рельсы и не дать вразумительного ответа. --- И все-таки это чертовски приятно, когда тебя пришёл проведать настоящий друг. Наш ум бывает часто игрушкой сердца --- думал про себя Марк, но, зная натуру своего друга, он причислял Бориса к тем людям, которых спор ещё больше и сильнее заставляет отстаивать свою точку зрения. Мой старший сын точь-в-точь похож своим характером на Бориса. --- Так вот, продолжал Марк, мой знакомый занимался, в свои 80 лет тем, что делал амулэ на кладбище, т.е. молился на еврейском кладбище. Где-то в конце шестидесятых годов, моего товарища должны были призвать в Красную армию. И он, то-бишь Семён, или Сенник, как его всегда ласково называла его бабушка, привёз меня на кладбище прощаться со своим дедом — этим седовласым старцем с длиннющей ухоженной белой бородой. Мы нашли его возле какой-то могилы за привычным занятием. Дед Абба, так звали его, откупоривал четвертушку московской водки, и хорошо разкалашматив оную, какбуд-то от тряски должна была подняться крепость, этот благородного вида, дедушка, держась одной рукой за памятник, не отрываясь, с горла, опрокинул в себя половинку бутылки, не моргнув как не странно своими голубыми глазами. Заметив нас, он с удивлением поинтересовался, что мы делаем на кладбище. Его внук, вразумительно поделился своей “замечательной новостью”. Дед в свою очередь произнёс какие-то трудно переводимые ругательства на древнееврейском языке, но, заметив двух женщин направляющихся в нашу сторону, он повернулся к нам спиной, и уже на безукоризненном идиш предложил свои услуги двум опечаленным дамам. Его, на удивление чистая борода, возлежала на блестящем, от частой глажки, сюртуке. В таких сюртуках верующие евреи приезжали в начале нашего века в Америку. --- Подожди ещё одну минутку --- сказал Марк, не перебивай, пожалуйста, я доскажу эту историю, тем более тебя не прогонят с этой после ренеанимационной палаты, за всё уже уплачено... Я, --- сказал Марк, никогда так не смеялся в своей жизни. Дед Абба, чего-то там молился, потом пел довольно не плохим баритоном. И вдруг мы услышали слова, застрявшие в моей памяти на всю жизнь: “Чтобы Сенечка был отличником боевой и политической подготовки, а Даньке Гат”. Так дед просил на чьей-то могиле у Господа Бога не так уж много, разве что самую малость... Женщины естественно плакали, а на нас напала настоящая истерика. Я помню, --- сказал Марк, какбуд-то это было вчера. Мы валялись с Сенькой на чьих-то плитах и держались за животы. --- Вот видишь, ты уже смеёшься. Борис смеялся от всей души. --- Да, действительно смешная история, и как ты умудряешься всё это держать в своей бестолковой голове?
--- Ведь я же поэт --- рупор эпохи. --- Послушай рупор, тебе нельзя нервничать, это номер один. Борис загибал пальцы. Второе, тебе нужна абсолютная диета. А в-третьих, за тобой кто-то должен присмотреть, хотя бы первое время, пока ты не очухаешься --- Послушай Боря, мы же живём в Америке, мне наверняка пришлют какую-нибудь сестру милосердия с мягкими чертами и добрым сердцем... И кроме всего, я не сирота, у меня есть мои дети. А теперь давай вернёмся к вопросу заданному тобой пять минут назад. --- И не пять минуть, а тридцать пять --- сильно возмутился Борис. --- Ох, как быстро время идёт --- сказал Марк, только вчера был в бане, а уже и год прошёл... --- Каким ты был таким ты и остался --- пропел Борис. --- А орёл степной да казак лихой ты и забыл. --- Хорош казак, нечего сказать... --- Позлословили, и будет --- сказал Марк, теперь давай вернёмся всёже к твоему вопросу. Я, безусловно, горжусь своим сыном, и, вне всякого сомнения, эта статья наведёт очень много шороха в современной медицине. Для того, что бы понять, о чём он пишет, требуются глубокие знания торы, и ещё, очень важно знать, как Её родную книгу жизни, подаренную нашим Владыкой, трактуют наши мудрецы. А ему всего лишь двадцать два года! Кабалу, например, рекомендуют изучать тогда, когда человек достигает зрелого возраста. Другими словами, человек, имеющий жизненный опыт, человек семейный, растящий детей, прошедший армейскую подготовку, человек старающийся понять человеческую сущность. Вне всякого сомнения, то, что Влад написал, это важно, и особенно в медицине, поможет разобраться и подойти абсолютно с противоположной стороны к болезням. Но меня, как родителя, волнует опять таки его здоровье. Психологические нагрузки, ложащиеся на мальчика в этом возрасте, а всё это чревато, включая медитацию. Но что интересно, ему это всё нравится. Борис наблюдал за своим товарищем, лежащим на этой здоровенной кровати с множеством кнопок, и ему стало обидно за себя. Марка, только что вернувшегося с того света, интересовали проблемы своих детей. А у него тоже ведь есть дети!? Катя вышла замуж, и дети называют её мужа --- папой. Обидно до глубинны души, конечно. “ Далi очi --- далi сэрдцэ”, так кажется люди выражается. --- О чём ты думаешь? --- спросил Марк, у тебя такой вид, будто ты решаешь проблемы государственной важности. --- Ты абсолютно прав --- согласился Борис. --- Ты с кем-то встречаешься? --- поинтересовался Марк. --- Нет. --- Тяжело одному в пустом доме и, особенно в нашем возрасте --- рассуждал Марк. А что слышно у тебя с этой поэтессой? --- Ничего конкретно я тебе не могу сказать. Она появляется в доме редко. Я ничего о ней до сих пор не знаю. Но она необыкновенная, во всяком случае, мне такие женщины не встречались. --- Все женщины необыкновенные --- тяжело вздохнул Марк. --- Нет, ты не понимаешь, она действительно не обычная… В общении очень простая, порой создаётся впечатление, что можно даже потрогать, т.е. подержаться. Марк рассмеялся. Ну, нет, не смейся. Знаешь, есть такие люди, которые по настоящему располагают к себе. Обаятельные, симпатичные, с такими можно общаться часами и не устаёшь. --- А ты не влюбился случайно? --- спросил Марк. --- Я не только влюбился в неё, а ещё втрескался по самые уши, и ещё она мне снится почти каждую ночь. --- Смотри друг, не утони в пучине мучительных вопросов... --- Да я бы побежал за ней на край света, не спрашивая у неё ничего, да и какая мне разница?.. --- Знаешь Борис, мужчине очень трудно справиться с малодушием, а особенно когда ты один. Но впрочем, это твоё частное дело, и ты все равно поступишь в этом вопросе, как ты сам понимаешь. Что слышно у Моники? --- перевёл разговор Марк. --- Моника, как говорят в таких случаях, приходящая, и уходящая, нас обоих такие отношения устраивают. Моника, учительница английского языка. Они познакомились с ней много лет назад, по-приезду в США. Тогда в конце семидесятых, когда Наяна послала их на курсы английского языка. Борис подарил Монике на Valentin day, деревянные хохломские ложки, купленные за последние инженерские рубли для продажи в Италии. Но итальянцы по достоинству не оценили антиквариат, и Борис привёз их за океан. --- Знаешь, Раиса встретила Монику, когда она выходила из моей квартиры. И Борис поведал Марку эту смешную историю. В палату пришёл какой-то медбрат и сообщил, что Марка переведут в обыкновенную палату. --- Это хорошая новость, --- сказал Борис. Может быть, всё обойдётся, и не придется делать операцию. --- Я об этом даже не думаю, как будет, так и будет. На всё воля Божья. Борис посмотрел на своего друга, пожал плечами. --- Всё будет хорошо, самое главное верить в хорошее --- это твоя главная задача. И что слышно у Вики? Я слышал, что она навещает тебя каждый день после работы. --- Да, интересно, и кто же тебе такое доложил? --- спросил Марк. --- Разведка донесла --- сказал Борис, и ещё в центральных газетах пишут, --- продолжал острить Бориска. --- Вика действительно приходит каждый день после работы, и сидит допоздна. --- А о чём вы говорите? --- Мы говорим обовсём и не о чём. В основном конечно о детях. --- Везучий ты мой друг --- сказал Борис. --- Ты имеешь в виду то, что я остался жив? --- И то, и другое и третье. --- А на четвёртое компот --- сказал Марк. --- Да компот, и ещё макароны по-флотски --- подтрунивал Бориска. --- Эх, напиться бы и морду кому-нибудь набить --- продолжал Марк. --- Кого это ты собрался побить? --- спросила входящая в палату Вика. --- Так, к слову пришлось... --- Здравствуй Вика --- поздоровался Борис --- Здравствуйте мальчики. Марк, я принесла тебе “Лолиту”, то, что ты просил. --- Твой муж заинтересовался нимфетками? --- съязвил Борис. --- Нет, я заинтересовался Набоковым. --- И ещё, я принесла тебе вареную рыбу с овощами. Борис посмотрел на Вику и улыбнулся. Какбуд-то ничего не произошло в их жизни, вот это женщина — думал он. Марк поймал взгляд своего друга, затем перевёл на Вику, наблюдающую за ними обоими. --- Я, сказала Вика, похозяйничала у тебя дома, так, что всё кругом блестит. Кое-чего отнесла в чистку и прачечную. --- Я где-то читал, --- не выдержал Борис, что у мужчины один раз в жизни попадается идеальная женщина... Мечты, мечты, в чём ваша слабость --- подумал про себя Марк. Вот дурак!.. --- выругался про себя его голос. --- Мне пора. Борис поднялся и подал Вике руку, затем потёрся о Марка плечо, пошаркал ботинками возле кровати и удалился. --- Я позвоню тебе завтра, крикнул вдогонку Марк. Вика подождала, пока Борис закрыл за собой дверь, посмотрела внимательно на Марка. У неё был такой вид, будто она хотела задать вопрос, но не решалась. --- У тебя на машине было несколько меседжей, я их прослушала. Звонила какая-то Наташа, несколько раз... Она была очень расстроена, что тебя не застала... Обещала перезвонить. Так же звонил Саймон - брокер. --- Что он хочет? --- Он предлагает продлить с нами контракт. Забудь об этом на время, я всё улажу, тебе нужен полный покой. Она взяла его руку, и тут же расплакалась. Я не могу так больше, это же не жизнь! --- Не надо ворошить, прошу тебя. One stap at the time. --- Да, ты прав, прости меня. --- Нет! Ты меня прости, если можешь. Вика прижалась щекой к его губам и закрыла глаза. --- Закрой двери из внутри --- сказал Марк. --- Зачем? Марк ничего не ответил, а лишь только улыбнулся. --- Ты что сумасшедший, вот дурак, ну и кретин, --- бранила его Вика. Да тебе в голову и близко не должны приходить такие глупости. Кефир, сортир и тёплое бельё --- процитировала она, и они оба рассмеялась.
Борис и Раиса.
Борис вышел на улицу с головной болью. Его трёхцветный шарф, похожий на французский флаг, развивался на ветру. Он брёл по снегу, озирался, рассматривал прохожих и думал о Вике, какбуд-то бы поборовшую свою гордыню, и, судя по-всему справившуюся с депрессией в которой она находилась на протяжении долгого времени. Он разговаривал с ней месяц назад по телефону. Они говорили о всяких пустяках, и чувствовалось, что она не в своей тарелке. Женщине в такой ситуации намного тяжелее, чем мужчине. Он имел в виду себя конечно. Но опять таки, всё познаётся в сравнении. Разве можно измерить любовь человека, нет таких приборов? И вообще --- что такое любовь? Он старался поставить себя на Викино место. Вот и получается, что любовь к ближнему --- это единственная альтернатива на сегодняшний день, с ориентацией конечно, на духовное человеческое бескорыстие. Он где-то читал, что мужчина не нуждается в женской верности, но с изменой любимого существа, он сам становится негодяем. А в отношении Кати, он потерял не женщину, а веру в справедливое устройство жизни. Прошёл ровно месяц с последнего телефонного разговора с Раисой. Приду домой, и как всегда постучу в её дверь, рисовал он себе картину Айвазовского... Боже мой, он смотрел на небо, настолько чистое, видно было в отдельности каждую звезду. Небо было выкрашено в густо-синюю краску, луна залегла как-то на бок, а за ней звезда полярная сверкала ярко. Он вспомнил, вчерашний вечер. Моника пригласила его поужинать в одном итальянском ресторане в Манхаттоне. Да, действительно было вкусно, не большие порции, каждое блюдо, принесённое официантом, подавалось под особым соусом. И что это со мной вчера случилось, --- я гулял в полном смысле этого слова --- по-буфету, назаказывал столько еды, что половину пришлось забрать домой. А Моника, нечего сказать, смеялась и подливала масла в огонь, вот зараза. Закажи ещё --- говорила она, а то ещё похудеешь. Она любила его подначивать, и особенно это у неё хорошо получалось, когда её супруг отлучался на очередную конференцию врачей кардиологов, на этот раз проходящую в Miami Beach. На обратном пути, хорошее настроение, подогретое несколькими бокалами красного вина и двух сухих мартини, на двоих конечно, было испорчено. Когда он остановился в районе сорок четвёртой улицы на светофоре, они увидели бездомного, устраивающего своё жилище на холодном асфальте улицы. Сначала бездомный уложил картон, наверх положил мешковину, приклеил липкой лентой полиэтиленовую плёнку к витрине, и накрылся ею. Но в это время загорелся зелёный свет и они удалились в этот холодный зимний снежный вечер. До сих пор помнится картинка на стекле витрины, где были нарисованы трое деток, смотрящие и смеющиеся в сторону бездомного. Ещё издали он увидел свет в Раисином окне. Сердце забилось, дыхание участилось. Странно конечно, но я робею перед ней, какбуд-то мальчишка какой-то. Он робко постучал в дверь, игнорируя дверной звонок. --- Я очень рада тебе Боренька, заходи, пожалуйста, присаживайся поудобней, я приготовлю кофе. Холодно на улице, зябко --- сказала она. --- Да пожалуй, --- ответил он, я не люблю зиму, за исключением лыж конечно. --- Ты катаешься на лыжах? --- Да, спускаюсь с не высоких гор, и если честно, то не всегда удачно... --- А я не умею, но с удовольствием научусь. --- О! Да это совсем не трудно, самое главное согнуть колени, когда спускаешься. Если ты хочешь, то мы можем поехать в горы, буквально два часа езды на машине. Гора называется “Верблюжий горб.” --- Это не плохая идея, я дам тебе знать, если у меня будет свободное время. --- Как поживает твой американец? Борис увидел некоторое смущение на её лице. Она похудела, лицо осунулось, под глазами появились тёмные пятна. --- У тебя всё в порядке? — ты выглядишь уставшей. --- Я действительно устала, не высыпаюсь. Роджер болен, и мне его очень жаль. Пока врачи в затруднении сказать что-либо, но он сильно похудел. Я так боюсь за него, ты себе даже не представляешь. Борис молчал, он наблюдал за ней, как она ставила чашки на стол, пакетики с сахаром, французское печенье в железной коробке. --- Пей Боренька, пей дорогой мой сосед. У меня на душе так тяжело сейчас. Я привыкла к нему. Он, фактически поставил меня на ноги. Ты не подумай, дело здесь абсолютно не в благодарности. Я привязалась к нему. Он никогда ничего от меня не требовал, а лишь только учил уму-разуму. Что у тебя слышно? --- скороговоркой проговорила Раиса, ты же собирался лететь в Калифорнию. --- Да, собирался, но не полетел. Видишь, позвонил мой агент по трудоустройству, и назначил мне интервью в одной брокерской компании. --- Ну и что же? --- Я не знаю ещё, собеседование, я прошёл, и, по-моему, довольно успешно, сказали, что позвонят. Но знаешь, как американцы говорят: “Don’t call us, we’ll call you” Вот я и жду. --- Что же с ним может быть? --- спросил Борис. --- С кем? --- С Роджером, с кем же ещё! --- Я не знаю, его положили на обследование в лучшую больницу, и поверь мне, там сейчас находятся все Нью-йоркские светила. Раздался звонок, Раиса подняла трубку, это был Роджер. --- Дорогая, как у тебя дела? --- У меня всё хорошо милый. Как ты себя чувствуешь? --- Я себя чувствую прекрасно! --- Твой сарказм совсем неуместен, я ведь серьёзно спрашиваю. --- Извини меня мой ангел, я просто старый расклеившийся осёл. С меня взяли много крови и сделали огромное количество рентгенов. Я думаю, что меня отпустят завтра домой, если Бог даст. --- Всё будет хорошо, --- сказала Раиса, вот увидишь, постарайся расслабиться и думать о чём-то хорошем. --- Хорошо мой ангел, я буду думать о тебе... --- Я завтра буду у тебя с утра, принести тебе чего-нибудь? --- Да, конечно! Я хочу, что бы ты была возле меня. --- Если ты желаешь, --- сказала Раиса, смотря Борису в глаза, и делая автоматически знак пальцем, поднесённым к губам, я приеду к тебе прямо сейчас. Борису стало не по себе. Он присутствовал при этом разговоре, и чувствовал себя, как с боку-припёку. Он тихонечко поднялся и на цыпочках отправился в дальний угол, там, где стояли фотографии. Он уже видел несколько раз их. На одной из них, чёрно-белой, в светлого дерева рамке был запечатлён берег Чёрного моря, где на большом камне с надписью - Ялта, 1957 год, возлежала Раисина мать. На другой, черно-белой, Раисин отец, в белом льняном костюме держит за руку кудрявую девочку в цветастом платьице. И Борис, почему-то, вспомнил своих родителей. Они приехали тогда в Каролина Бугас. Папа разрешил ему тогда сесть за руль их новенького москвича с большим багажником на крыше. В тот же вечер, он познакомился с местными ребятами, и как говорят --- понеслась душа в рай. Шапское вино покупалось дёшево и наливалось в чайники, и бидоны из-под молока. А вечером, когда всё стихало, разжигались костры, песни под гитару, первые поцелуи под ярко светящей луной. И он, даже не помнил сейчас, как звали ту девчонку из Ленинграда, да и какая разница, столько ведь лет прошло. Он почувствовал прикосновение Раисиной руки у себя на плече, оторвавшее его от таких далёких воспоминаний. --- Проснись Боря, твой кофе уже холодный. Быть может, ты хочешь чего-нибудь покрепче, у меня есть отличный французский “Courvoisier XO” из дорогих. --- А у меня есть белые маринованные польские грибы, я сейчас принесу, и ещё у меня есть целый кусок фаршированной рыбы, я купил в русском. --- О, щёлкнула Рая языком, ты, я смотрю, стоишь выше СОВНАРКОМА (так всегда выражалась её бабушка). Давай Боренька, тяни всё съестное, а то у меня в холодильнике хоть шаром покати. Нет, я тебя обманываю, у меня есть апельсиновый сок. --- Так, сейчас загуляем, --- скорчил смешную рожу господин Комиссар. Хороший он парень, подумала она, с ним легко и просто. --- Давай выпьем за Роджера здоровье, --- предложила Раиса, и они стукнулись хрустальными рюмками --- У меня тоже есть тост, но давай сначала закусим. Они ели и говорили о погоде, о лыжах. Борис держал в руке хрустящий солёный огурец и рассуждал о добродетели. Раиса смеялась от его рассказа, где фигурировали помидоры, бычье сердце, и яблоки слава победителя. Он рассказал бы ей с большим удовольствием, что не поехал в Калифорнию, тогда осенью, по одной только причине, он желал находиться возле неё. Он искал своего шанса, он мечтал об этой женщине, которая находится здесь, сейчас, в эту самую минуту. А он прирос к стулу и не знает, куда девать свои руки. --- Боренька, почему ты молчишь, --- нарушила молчание Раиса. --- Помнишь у Ходасевича: “Мои минуты скоротали, я стал умён, на слово скуп” --- Послушай, --- сказала она, я сегодня чего-то там сочинила, и Раиса вынула конверт, исписанный с обеих сторон. Вот видишь, на чём нацарапала. И она непроизвольно начала читать, поворачивая конверт в разные стороны, останавливаясь, и как бы перечитывая, написанное. Зимнее утро сырое, морозное Автобуса шум под окном, Две остановки нас разделяют, Буквально, в тумане. Не дозвониться Изморозь на проводах Кот непоседа, Мурлычет мурлыка, Мешает мечтать,
Блажь в голове
Не даёт мне уснуть Кончиком уха, я чувствую --- Ты то же не спишь...
Борис молча восхищался этой женщиной. Как она поднялась, как она старалась произносить каждое слово в отдельности. Ему вдруг показалось, что этот белый стих относится именно к нему. Нет, не может быть, не получается, не логично. Она пишет о каких-то двух остановках, которые разделяют её от кого-то? --- Ну, что ты скажешь? --- спросила Рая. --- Очень легко, но непонятно только к кому это относится. --- Мне и самой не понятно, но впрочем, это же только стихотворение… Если честно, я и сама не знаю, как я его написала. У меня, всё зависит от настроения. И написала-то я за одну секунду, в машине, когда стояла в трафике на бруклинском мосту. --- Давай выпьем, у меня есть хороший тост. --- Давай, и она подставила свою пустую рюмку. --- За твои литературные способности. Нет, не это я хотел сказать. Борис поднял свою рюмку и начал рассматривать содержимое. За то, что бы ты никогда не потеряла оригинальность построения своих мыслей. Это именно та изюминка, которой ты обладаешь. Одним словом за тебя моя дорогая соседка, и ещё, ты должна помнить, что природа не рассыпает, так щедро дарования. --- Ты щетаешь, что у меня есть литературный дар. --- Вне всякого сомнения, и поверь мне на слово - это не лесть. Она сидела на стуле, подобрав ноги, подтянув высоко колени, и смотрела Борису в глаза. Что может быть прекраснее, чем возможность сделать человека счастливым --- думал он, подливая ей коньяк. Он даже забыл за тост, который намеревался сказать, за своего товарища, который, к счастью, очухался. Всё же, сколько в нём внутренней деликатности и такта, думала она. Даже если он лжёт, но зато как красиво. А это умение молчать, и какая серьёзность в рассуждениях. Коньяк подогрел её, глаза заблестели. И у кого же я читала, что лучший способ избежать соблазна --- поддаться ему. --- Хочешь потанцевать, --- спросил Борис и опустил на какое-то мгновение веки. Раиса рассмеялась. --- Знаешь, я нашла очень хороший радио стэйшин, WQEW-1560. Классическая Америка. Она включила радиоприемник в тот момент, когда диктор рекламировал какой-то французский ресторан с его великолепной кухней. И что интересно --- говорил диктор, что цены вполне приемлевые. --- Хочешь, пойдём когда-нибудь, --- предложил Борис. --- С преогромным удовольствием. “Я люблю тебя так, что мне абсолютно всё равно, что думают обо мне люди”--- пел певец. Он поддерживал в этом медленном танце женщину своей мечты. Женщину, удручённую событиями происходящими вокруг. Красивую голубоглазую и настолько желанную, что он не мог удержаться, и прижал её к себе, на сколько позволяло его понимание приличия. Её обвораживала музыка. Она положила подбородок на его плечо и еле-еле касалась щекой его щеки. Румянец, вызванный коньяком, плавные движения в этом танце, чувство сильного мужского плеча, соприкосновение пальцев и время, необратимое время, просто перестало существовать в этом не забываемом танце. “Бог смотрит на нас с облаков и следит за нами” --- пела Бетти Мидлер, за ней легендарный Фрэнк Синатра --- рассказывал, как он может танцевать до самого утра. Какаето предначёртанность угадывалась в этом продолжительном танце. Он поцеловал её в щеку, а затем в шею. Она поцеловала его в губы, её руки обвили его разгорячённую шею. На какое-то мгновение она открыла глаза и как бы подглядывала за ним. Он же зажмурил глаза и наслаждался запахом её волос. От неё не пахнет ни каким парфюмом --- подумал он, да ей и не надо было. Она излучала тепло, её волосы, присобранные по средине лентой, щекотали ему лицо. Он зарылся в них как в стог соломы и ни хотел выпазить. Его твёрдая плоть рвалась наружу из давно возбуждённой истомы. --- Я не могу так больше --- вырвалось у него. Он обхватил Раису длинными волосатыми руками и начал неуклюже освобождать её от одежды. Она и не противилась, а наоборот, искусно изворачивалась, что бы он --- этот увалень, случайно ничего не порвал. Ей было до изнеможения приятно находиться в объятиях этого человека. Она давно мечтала об этом. Такая уж у неё была натура... --- Не здесь, пожалуйста, отнеси меня в спальню. Он подхватил её как пушинку и... --- А где же твоя спальня? --- В таком случае поставь меня на пол, и я с удовольствием покажу тебе. Господи, Боже мой, и что же это делается со мной!!! --- думала она. И что же он подумает обо мне? Мой чуть ли не жених доживает, возможно, последние дни --- прости Господи мою душу грешную за мысли такие. А я занимаюсь любовью с Борисом. Да, но я ведь никогда Роджера не любила? --- как бы спрашивая себя, разговаривала она сама с собой, а была с ним потому, и она задумалась на какое-то мгновение. Была с ним потому, что мне было выгодно, т.е. на обоюдной, или вернее будет сказать, на обоюдовыгодной основе. --- На взаимовыгодной --- поправил её голос, это, наверно, будет более точное слово. Всё это, словно комета, с огромным горящим шлейфом --- пролетело в левой половине её головного мозга, и погасло где-то там, за кухонным поворотом по пути в её будуар мягко-кремового цвета. --- Рви меня на куски, издевайся над моим порочным телом --- говорило правое полушарие. --- Ну что же ты Боренька, что же ты мой милый мальчик! Она нежно гладила его упругий пинас, а он, никак ни мог справиться с пуговицами своей рубахи. В итальянских фильмах, когда представлялась подобная сцена, соседи снизу обычно стучат шваброй в потолок. Но на их счастье, в нижней квартире было пусто, по той простой причине, что её ещё никто не купил. --- Боренька, родной мой --- стонала Раиса, сейчас двадцать пять минут четвёртого, отсвечивал красными цифрами телевизионный бакс кабельного телевидения, скоро утро, нам завтра не подняться...
--- Да, моё счастье --- соглашался гражданин Комиссар. Сейчас только три двадцать пять утра, а ему никак не опуститься...
Свидетельство о публикации №124091706811