Семидневка

Воскреси
       хотя б за то,
            что я
                поэтом
ждал тебя,
      откинул будничную чушь!
Воскреси меня
хотя б за это!
Воскреси —
свое дожить хочу!
В. Маяковский

Снова
осень
выбила двери
с визгом кряхтящих деревьев.
Влетают
листочки
пожелтевшие в миг
от горечи сожалений.
Ветерок
чуть прохладный
коснется волос
с теплом
до боли знакомым.
Капля
с протекшего потолка
разрядом пробьет
эвтюмии кому.
***
На задворках
как пес дворовой,
что бьющую
       руку
лижет,
я искал тебя
под градом дождевых пуль.
Я кажусь себе лишним.
Сон.
Кто такой?
Забытая среди
бумажных несчастий,
книга.

В попытке самообмана
         предаюсь
кровавым чернилам.
Они не скажут и слова,
не смеют,
не смогут!
Безвыходно любят меня,
как псина
поводыря,
как слепой свою белую трость.
Они ведь
знают -
мне трупом лежать,
если посмею обидеть.
Но каждую ночь,
каждой мыслью,
«неизданное из неизданного»,
как горячим ножом по скатерти
голову режут слова.

Недосказанное.

Ночью,
с сердца
чернила скатятся
и рифмой срисуют слова
с пейзажа,
где когда-то я
больше жизни любил тебя.
***
А ведь могли же.
Начистоту.
Боже, я так не могу.
Кричащая тишина,
лишь она одна
осталась в том запустелом доме.
К стене
прилипли
тени фотографий,
когда-то напоминавших мне,
что, просыпаясь,
увижу вновь то,
что во снах мне
являлось чудом.
Пусть покажусь дураком
для всех,
может, в том числе для тебя,
но на закате давнего дня
на дуэли вырву слова,
надеясь, что те
не будут последними
для нас.
Тебя
и меня.
***
Ныне
под светом
догорающей свечки,
вглядываюсь в пустоту,
подавляю животное желание
прихватить целый мир в темноту.
Так близко
и так далеко.
Прижимаю к груди
в руках
медленно тухнущий пепел,
что когда-то был родным домом.
Он на осеннем ветру
разлетится,
и все, что последним останется -
кричать ему вслед,
в надежде на то, что услышу.
в надежде на то, что пойму.
Без тебя теряется смысл.
Без тебя мне нет сладких снов.

Я не хочу.
Я не верю!
Все мечты, все слова…
Это ведь все не на ветер…
***
Дождем семидневки
отмоется совесть,
и скатится с глаз пелена.
Меня ты,
                может,
уже не коснешься,
наверно,
уже никогда.
Между тем,
вырвав клин
в своем собственном горле,
всем подлецам назло,
прокричу молитвой,
мольбой о том,
что роднее всего мне
твоего голоса звон,
Роднее всего,
      все то, что нажили,
   хоть и на дне
приходилось валяться.
Я не уйду.
Останусь тем псом
стоять одиночкой у входа
с громкой надеждой,
чей стук отбивается
ритмом собачьего сердца.
Меня оглушил
мандраж перед боем,
трепет за нас с тобой.
Я позабыл,
что важнее всего
для меня
твой милый смех и покой.
Я не ищу оправданий.
Я не смогу так больше.
И пусть не услышу
от тебя слова,
но знай,
что люблю тебя все же…