СВЕТИЛЬНИК
Поставленный на край стола предмет.
И то, что он поставлен, не подвешен,
вблизи моим вниманием задет,
хоть за собой уходу не подвержен.
На старика согбенного похож,
с поникшей головой, как от недуга,
когда б не металлический крепёж
в тяжелом основанье в виде круга.
Взирают на него со всех сторон
из полок книги и со стен картины.
Вся мебель смотрит, целый эскадрон
вещей, как будто перед ним повинны.
Как если б он установить сумел
средь всех свое главенство и господство,
имея важностью особых дел,
в обязанность вменённых, превосходство.
Но тёмен он, и тень его темна.
Ничем не примечательный он внешне.
И свет дневной, текущий из окна,
его обходит, посчитав нездешним
и посторонним пришлым чужаком,
замыслившим соперничество втайне
с самим светилом неземным, на ком
и держится, по сути, мирозданье.
Да кем себя невзрачный сей субъект
тут возомнил, кому он здесь угоден?
Тот за столом сидящий человек
его принес как интерьер, дань моде.
Но вот настанет время темноты —
он яркой лампой всё вокруг осветит,
все вещи, мебель, вплоть до пустоты,
и окруженью он угоден этим.
Светильник
© Copyright: Николай Левитов, 2024
Свидетельство о публикации №124082205792
Свидетельство о публикации №124082205792
Рецензии
Николай Павлович, однако же, ловко Вы читательское внимание сместили с ЛГ и его невесёлых размышлений на предмет. И неудивительно, они так похожи. Характерно, что сказано не о лампе женского рода и её мягком свете, а о светильнике. Его маскулинность подчёркнута предполагаемым главенством, господством, превосходством. Да, они под сомнением в тексте, но финал вместе с нужностью утверждает и их.
Ваш "за столом сидящий человек" о себе спрашивает, себя считает пришлым и нездешним, я права? Может, кто и посчитал бы его поникшим, но лишь до тех пор, пока не увидит твёрдое внутреннее основание. А главное - свет.
Что удивительно, Николай Павлович, на прошлой неделе начала сочинять, и там тоже речь о настольной лампе:
На столешницу тёмную, крытую лаком,
на обои и штору, немного на пол
от стоящей в углу старомодной лампы,
зажигаемой в сумерки, льётся свет.
Если что и осталось родным и ладным
в шатком мире, который теперь атланты
не удержат плечом, - это вот желтоватый,
заполняющий комнату света вес.
Николай Павлович, знаю, что в отклике надо рассуждать над прочитанным и ничего лишнего не писать. Но у меня вопрос, давно уже к Вам вопрос, а тут повод подходящий и Вы появились так кстати.
Суть вопроса: где проходит грань между эпигонством в негативном смысле и подражанием в период обучения, порой даже неосознанным?
В этом отрывке я подражаю Вам, Николай Павлович. Меня увлекла схема рифмовки и размер Ваших "Стихов, написанных перед сном". Тут я признаю и осознаю подражание, мне хочется в таком размере силы свои попробовать. Если я когда-нибудь допишу этот стих, то, разумеется, сошлюсь на Вас.
Но бывает ведь, что не специально подражаешь. Опять же, потому что учишься и пробуешь по-всякому.
Лучше Вас, Николай Павлович, никто не объяснит, потому и отнимаю Ваше время, уж простите.
А в заключение скажу Вам, Вашему ЛГ и его светильнику так: угоден, ещё как угоден!
Ника Марич 23.08.2024 12:22 • Заявить о нарушении
Ваш "за столом сидящий человек" о себе спрашивает, себя считает пришлым и нездешним, я права? Может, кто и посчитал бы его поникшим, но лишь до тех пор, пока не увидит твёрдое внутреннее основание. А главное - свет.
Что удивительно, Николай Павлович, на прошлой неделе начала сочинять, и там тоже речь о настольной лампе:
На столешницу тёмную, крытую лаком,
на обои и штору, немного на пол
от стоящей в углу старомодной лампы,
зажигаемой в сумерки, льётся свет.
Если что и осталось родным и ладным
в шатком мире, который теперь атланты
не удержат плечом, - это вот желтоватый,
заполняющий комнату света вес.
Николай Павлович, знаю, что в отклике надо рассуждать над прочитанным и ничего лишнего не писать. Но у меня вопрос, давно уже к Вам вопрос, а тут повод подходящий и Вы появились так кстати.
Суть вопроса: где проходит грань между эпигонством в негативном смысле и подражанием в период обучения, порой даже неосознанным?
В этом отрывке я подражаю Вам, Николай Павлович. Меня увлекла схема рифмовки и размер Ваших "Стихов, написанных перед сном". Тут я признаю и осознаю подражание, мне хочется в таком размере силы свои попробовать. Если я когда-нибудь допишу этот стих, то, разумеется, сошлюсь на Вас.
Но бывает ведь, что не специально подражаешь. Опять же, потому что учишься и пробуешь по-всякому.
Лучше Вас, Николай Павлович, никто не объяснит, потому и отнимаю Ваше время, уж простите.
А в заключение скажу Вам, Вашему ЛГ и его светильнику так: угоден, ещё как угоден!
Ника Марич 23.08.2024 12:22 • Заявить о нарушении
Дорогая Ника,
попытаюсь коротко ответить на Ваш весьма тонкий вопрос о «негативном эпигонстве» и «неосознанном подражательстве». Ах, нет, коротко не получится. Поэтому остановите меня, пожалуйста, когда ожидаемая длина моего ответа начнет превышать значимость Вашего вопроса.
Речь в основном пойдет о том, что первично в стихотворении: выбранные метр и схема рифмовки (а Вы именно решили отталкиваться в данном случае от этого) или тема, ее основная мысль, идея, замысел.
Но вначале скажу об эпигонстве вот что. Я не раз сталкивался с таким явлением, когда читатель брал тему моего стишка и словами, похожими на мои, переписывал стишок на свой лад. Иногда делал это прямо в рецензии, а затем выставлял на своей страничке, как свое оригинальное произведение. И в плагиате нельзя его уличить, поскольку нет прямого заимствования – разве что в подражательстве, в использовании чужих наработок, что, в общем-то, ненаказуемо.
Конечно, через стадию подражательства проходит каждый автор, особенно в период ученичества. Ведь чьи-то же стихи явились для него толчком к собственному творчеству и саморазвитию. Нехорошо, когда автор надолго или навсегда «зависает» на стиле и опыте какого-то поэта и далее продолжает копировать его. Получается, что всю свою творческую жизнь он как бы поёт чужим голосом.
Но и у вполне сформировавшегося поэта могут встречаться, как Вы говорите, «неосознанные подражательства». Именно неосознанные, когда авторский словарь полон богатств классического мирового наследия, где собственные мысли перемешаны с чужими мыслями, некогда прочитанными, продуманными и проанализированными. Можно ли назвать эпигонством, если в речи поэта мы услышим нотки или интонации знакомой нам классики?
Все же, я считаю, что эпигонство в большей степени относится к содержанию, а не к форме. А в Вашем вопросе речь идет именно о форме. Вы хотите написать стихи, оттолкнувшись не от темы, как обычно бывает, а от конструкции строфы, от элементов ее архитектоники.
Я написал «обычно бывает», имея в виду, разумеется, себя – то, как пишу я. (У других авторов, возможно, происходит иначе). Когда возникает в замыслах тема стишка, к ней подбирается соответствующий ей метр и структура или схема рифмовки, которые далее, в процессе написания, начинают подчинять речь определенному контролю.
Так было и со стишком «Стихи, написанные перед сном», на который Вы ссылаетесь. К теме о засыпающем человеке, продолжающем прокручивать в голове волнующие его любовные коллизии, мне нужна было «убаюкивающая» размерность строки и почти повторяющаяся, с близкими по звучанию словами, рифма на каждую строфу. В общем, с улыбкой скажу, нечто вроде «баю-бай, баю-бай», как нарочито повторяется в колыбельной для поддержания монотонности пения, чтобы скорее уснуть.
В песенных текстах, которые, по сути, поэзией не являются, первична музыка. К ней, уже готовой, и пишутся эти самые тексты. Там вступают в действие совсем иные механизмы. Но бывает и так, что музыка пишется к готовым стихам. Короче говоря, в поэзии (если это поэзия, а не тот же песенный текст) ритмика и рифма – это просодия, это музыка стиха, которая подбирается к раскрываемой в стихотворении теме, а не наоборот.
Существуют, конечно, и твердые формы в поэзии. Сонет, к примеру. Там изначально задаются определенные схематические рамки и для той же ритмики, и для той же рифмы. И автору приходится учитывать эту изначальность и зорко следить за выполнением заданных норм. Так, скажем, спортсмену-бегуну задается определенная отмеренная дистанция, и ему нужно лишь правильно организовать свои ресурсы, чтобы пробежать ее на отлично.
Понятное дело, что, в конце концов, поэзия – это не только раскрытие какой-то темы, но и демонстрация определенной мелодии, гармонии просодии, определенных слов и их комбинаций. И это очень важно. И все же замысел первичен. На мой взгляд, конечно. Но если Вы, дорогая Ника, решили изначально оттолкнуться от готовой системы рифмовки, то тематический замысел должен оправдывать выбор именно такой размерности и такой рифмовки. Думаю, это понятно. И речь, конечно, ни о каком «негативном эпигонстве» здесь идти не может, разве что о легком «неосознанном подражательстве», совершенно безобидном и невинном стихотворном приеме, позаимствованном у другого автора.
Ника, самое время Вам остановить меня в этих разглагольствованиях, поскольку Вам и так уже все стало ясно, и Ваш вопрос, который, как Вы пишете, давно уже ко мне вопрос, теперь совсем не вопрос.
С благодарной улыбкой к Вам,
Николай Левитов 23.08.2024 18:52 Заявить о нарушении
попытаюсь коротко ответить на Ваш весьма тонкий вопрос о «негативном эпигонстве» и «неосознанном подражательстве». Ах, нет, коротко не получится. Поэтому остановите меня, пожалуйста, когда ожидаемая длина моего ответа начнет превышать значимость Вашего вопроса.
Речь в основном пойдет о том, что первично в стихотворении: выбранные метр и схема рифмовки (а Вы именно решили отталкиваться в данном случае от этого) или тема, ее основная мысль, идея, замысел.
Но вначале скажу об эпигонстве вот что. Я не раз сталкивался с таким явлением, когда читатель брал тему моего стишка и словами, похожими на мои, переписывал стишок на свой лад. Иногда делал это прямо в рецензии, а затем выставлял на своей страничке, как свое оригинальное произведение. И в плагиате нельзя его уличить, поскольку нет прямого заимствования – разве что в подражательстве, в использовании чужих наработок, что, в общем-то, ненаказуемо.
Конечно, через стадию подражательства проходит каждый автор, особенно в период ученичества. Ведь чьи-то же стихи явились для него толчком к собственному творчеству и саморазвитию. Нехорошо, когда автор надолго или навсегда «зависает» на стиле и опыте какого-то поэта и далее продолжает копировать его. Получается, что всю свою творческую жизнь он как бы поёт чужим голосом.
Но и у вполне сформировавшегося поэта могут встречаться, как Вы говорите, «неосознанные подражательства». Именно неосознанные, когда авторский словарь полон богатств классического мирового наследия, где собственные мысли перемешаны с чужими мыслями, некогда прочитанными, продуманными и проанализированными. Можно ли назвать эпигонством, если в речи поэта мы услышим нотки или интонации знакомой нам классики?
Все же, я считаю, что эпигонство в большей степени относится к содержанию, а не к форме. А в Вашем вопросе речь идет именно о форме. Вы хотите написать стихи, оттолкнувшись не от темы, как обычно бывает, а от конструкции строфы, от элементов ее архитектоники.
Я написал «обычно бывает», имея в виду, разумеется, себя – то, как пишу я. (У других авторов, возможно, происходит иначе). Когда возникает в замыслах тема стишка, к ней подбирается соответствующий ей метр и структура или схема рифмовки, которые далее, в процессе написания, начинают подчинять речь определенному контролю.
Так было и со стишком «Стихи, написанные перед сном», на который Вы ссылаетесь. К теме о засыпающем человеке, продолжающем прокручивать в голове волнующие его любовные коллизии, мне нужна было «убаюкивающая» размерность строки и почти повторяющаяся, с близкими по звучанию словами, рифма на каждую строфу. В общем, с улыбкой скажу, нечто вроде «баю-бай, баю-бай», как нарочито повторяется в колыбельной для поддержания монотонности пения, чтобы скорее уснуть.
В песенных текстах, которые, по сути, поэзией не являются, первична музыка. К ней, уже готовой, и пишутся эти самые тексты. Там вступают в действие совсем иные механизмы. Но бывает и так, что музыка пишется к готовым стихам. Короче говоря, в поэзии (если это поэзия, а не тот же песенный текст) ритмика и рифма – это просодия, это музыка стиха, которая подбирается к раскрываемой в стихотворении теме, а не наоборот.
Существуют, конечно, и твердые формы в поэзии. Сонет, к примеру. Там изначально задаются определенные схематические рамки и для той же ритмики, и для той же рифмы. И автору приходится учитывать эту изначальность и зорко следить за выполнением заданных норм. Так, скажем, спортсмену-бегуну задается определенная отмеренная дистанция, и ему нужно лишь правильно организовать свои ресурсы, чтобы пробежать ее на отлично.
Понятное дело, что, в конце концов, поэзия – это не только раскрытие какой-то темы, но и демонстрация определенной мелодии, гармонии просодии, определенных слов и их комбинаций. И это очень важно. И все же замысел первичен. На мой взгляд, конечно. Но если Вы, дорогая Ника, решили изначально оттолкнуться от готовой системы рифмовки, то тематический замысел должен оправдывать выбор именно такой размерности и такой рифмовки. Думаю, это понятно. И речь, конечно, ни о каком «негативном эпигонстве» здесь идти не может, разве что о легком «неосознанном подражательстве», совершенно безобидном и невинном стихотворном приеме, позаимствованном у другого автора.
Ника, самое время Вам остановить меня в этих разглагольствованиях, поскольку Вам и так уже все стало ясно, и Ваш вопрос, который, как Вы пишете, давно уже ко мне вопрос, теперь совсем не вопрос.
С благодарной улыбкой к Вам,
Николай Левитов 23.08.2024 18:52 Заявить о нарушении
Вы говорите, пора остановить, а мне всё мало, мало. Улыбаюсь.
Спасибо, Николай Павлович.
Ника Марич 23.08.2024 20:54 Заявить о нарушении
Спасибо, Николай Павлович.
Ника Марич 23.08.2024 20:54 Заявить о нарушении