Риданские истории. Обращенные в камень

Осенний Ридан утопал в вечерних электрических огнях, когда из-за угла заброшенного магазина с истлевшей на солнце вывеской «Промтовары» на пересечении Марбл-авеню и восемнадцатой улицы вывалилась шумная компания молодых парней. Их было четверо, и каждый из них уже успел закинуть за воротник солидную дозу темного пива из банок, половину из которых они так легко протащили в кинотеатр в глубоких карманах не по размеру широкого пальто Пита светло-серого цвета, а вторую часть – распределив между собой и убрав по карманам обтрепанных джинсов и кожаных курток. Да, все четверо были неформалы до мозга костей – разодетые в пыльные джинсы с лохмотьями и кожаные куртки (все, кроме Пита) с косыми молниями «трактор» и металлическими клепками. У Дага и Робби на ногах были кроссовки, у Харли – тяжелые высокие ботинки. У Пита – новенькие «мартинсы» с открытыми железными носами, поблескивающими в свете фонарных ламп, которые он купил себе на деньги, подаренные ему родственниками на шестнадцатый день рождения три недели назад. Устроив в обувном магазине скандал-шоу на тему «да в этом магазине чертовски хороший аппетит!», он тряс в руках обувь пару за парой и, не краснея, возмущался ценникам, утверждая, что их стоимость баснословна. Пока длилось это представление, Харли стянул у какой-то дамочки скидочный купон из сумочки. На следующий день Пит как ни в чем не бывало явился с наглой рожей в тот же магазин (но в другую смену продавцов) и купил «мартинсы» со скидкой в двадцать процентов.
У троих его друзей таких ботинок не было, зато у Харли был складной блестящий нож из ванадиевой стали «балисонг» или попросту – нож «бабочка». Он прятал его во внутреннем кармане своей куртки и игрался с ним, вращая лезвием за ручки только когда был в полной уверенности, что поблизости не видно копов. В противном случае Харли затолкали бы в патрульную машину, и в управлении ему пришлось бы отвечать за ношение холодного оружия. Длина лезвия превышала все допустимые нормы. А еще лишь у него одного на голове росли такие длинные, черные и спутанные волосы, которые давно следовало бы как следует вымыть и расчесать. Робби был старше всех в компании на два года, но выглядел он на все двадцать три из-за крупных оспин на худых щеках. Ему без лишних вопросов продавали сигареты в любых магазинах, хоть тот и не отличался выдающимся ростом (всего пять футов и три дюйма). У него всегда были сигареты и зажигалка с откидывающейся крышкой. А туповатый рыжеволосый Даг создавал атмосферу компании. На его плече, повиснув за ремешок, неизменно играла портативная колонка их любимую музыку – канонада громких резких звуков, в которых перемешивались барабаны, бас- и электро-гитары. Поверх музыкального треска незыблемо хрипел, а может лаял, или то и другое сразу, грубый голос солиста Роя «Маски». Сейчас он исполнял песню «Убей во мне тот свет, что я дал тебе, свинья».
– Кстати, о свиньях, – сказал Даг, качая в такт головой, отчего под курткой закачался и рыхлый живот, и толкнул на ходу самого низкого из всех Робби в бок. – Я уже говорил тебе, что ты рыгаешь после пива точь-в-точь как гребаная свинья?
Остальные приняли эту шутку диким восторгом. Харли и Пит забили тяжелыми башмаками по асфальту, спугнув пробегавшую мимо бездомную кошку.
– Да пошел ты, Даг, – ничуть не обиделся Робби. Поправив прилипшие к потному лбу каштановые волосы, он медленно сделал из банки очередной глоток. – Хочу и рыгаю. – Робби сию же минуту продемонстрировал выдающийся талант, заглушая колонку. Даг демонстративно заткнул уши, и колонка заходила взад-вперед на ремешке под мышкой.
Харли и Пит глотнули пива из банок. После кинотеатра, где в этот раз показывали какое-то наискучнейшее кино, их запасы еще не были прикончены до конца. Что ни говори, а затарились они на славу. В карманах пальто Пита позвякивали еще две банки и одну, в которой плескалось меньше половины, он держал в руке. Робби допивал, что оставалось в банке, но это не мешало ему твердо держаться на ногах, хоть в голове уже давно шумело. Харли нес две запечатанных банки в карманах джинсов, а Даг только что вскрыл последнюю. Услышав манящее шипение вырвавшихся из-под язычка газов, Харли откупорил свою.
Вчетвером они перешли пустую дорогу по Марбл-авеню и нырнули под редкие кроны старых придорожных вязов. Здесь начиналась безлюдная аллея со сломанными скамейками, восстановлением которых уже давно не занимались городские власти. Когда-то квартал был гораздо оживленнее, но с годами город разрастался, центральные улицы Ридана растягивались все дальше, и теперь эта часть пришла в запустение. Ближайшие дома давно просили ремонта. Магазины через один каждые полгода закрывались, а их хозяева брали помещения в аренду все ближе к городскому центру. Некогда зеленая ухоженная аллея превратилась в заросшую кустарником и заваленную опавшими грязными прошлогодними листьями дорожку с ржавыми каркасами скамеек. И все же на некоторых еще держались деревянные полусгнившие сидения, которые еще не успела оторвать невоспитанная шпана ради дурного веселья.
Аллея была скучна и уныла, но в этот вечер четверку выпивших дружков поджидал приятный сюрприз. Должно быть, все-таки Риданская администрация решила внести в этот район немного разнообразия. Рядом с третьей по счету скамьей неформалы заметили белеющую статую человека, вышиной примерно с Пита. Перед ней, склонившись почти до самых ботинок из белого камня, какая-то старуха раскачивалась маятником, стоя на коленях прямо на асфальте. На голове ее сбился в сторону темный платок, из-под которого выбивались букли седых волос. На скрюченном тощем теле – черное прямое платье до самых щиколоток.
– А ну, уроды, зацените, прикол? – хмыкнул Харли, и все четверо остановились в тени хилой кроны вяза. – Она там что, молится что ли? Или балдеет у причинных мест, а? – Хохоча, он всей пятерней, оттянул за ширинку свои джинсы.
– А ты шутник, Харли. Как ты сказал? Причин… приче… – Как и всегда восторгаясь глупостям, которые он принимал за оригинальность Харли, который был вроде заводилы среди них, Даг не смог сразу выговорить сказанное другом. Хотя для беспросветного тупицы такие словосочетания, как – «рождественский кролик» или «ответственное лицо» – тоже никогда не давались легко и с первого раза.
– Да, да, именно так я и сказал. Яйца, дибилы, что не ясного? И выключи уже на хрен колонку, Даг, не привлекай внимания полоумной!
К тому моменту динамики вовсю выводили следующую громыхающую ударными песню, где Рой «Маска» ревел в микрофон – «Осталось жить недолго, сука». Даг послушался Харли и нажал на кнопку «стоп». Вокруг друзей повисла звенящая тишина.
– Ты кого это обозвал дибилом? – вдруг разыграв шуточную злость, Пит с высоты своего роста обхватил сгибом руки шею Харли.
– Эй, эй! – в свою очередь затряс их обоих по очереди за плечи Робби с глупой пьяной улыбкой на лице, тыкая зажатой в ладони банкой в сторону старухи. – Че она делает-то? Ха!
Неизвестная принялась беспорядочно поглаживать обеими руками тело статуи, касаясь бедер, локтей, ступней и живота. Послышалось неразборчивое бормотание.
– Подойдем поближе? Я не успокоюсь, пока не узнаю, что она там себе шепчет, старая, – неожиданно сказал Пит. Глаза его горели – не только от спиртного, но и от возможности позабавиться. Кто знал, что у него на уме в этот раз?
– Ты прав, Пит, – кивнул Харли. – Как пропустить такое веселье?
И они шеренгой двинулись к старухе. Сделав по десять-двенадцать тихих, насколько позволяли тяжелые ботинки на ногах каждого ступать чуть слышно, шагов, парни вновь остановились с загадочными ухмылками. Кажется, та не замечала ничего вокруг, кроме своей статуи. Зато теперь было слышно, о чем та говорила в каком-то странном возбуждении.
– Проиграл… проиграл… проиграл, – довольно мурлыкала под нос она, жадно ощупывая статую. – Я же великий творец собственной удачи. Мои золотые монетки – только мои золотые монетки. Навсегда, понимаешь теперь, гипсовый болван? Проиграл… проиграл…
Громкий взрыв хохота совсем близко, вырвал старуху из праздного бреда. Повернув голову к пьяным неформалам, она зыркнула по всем четверым колючими глазами.
– Ба, пришли новенькие мальчики! – протянула она довольно низким и скрипучим голосом, слегка склонив в их сторону голову. – Вам, как и мне, не спится в этот вечер. Что ж, мы могли бы неплохо провести время, играя в игры, – непонятно на что намекая, та поднялась с колен и повернулась лицом к парням. Застыв в напряженной позе, точно бревно поставили вертикально, она глазела из-под нависавшего платка.
– Харли, – вдруг шепотом сказал Пит. – По-моему это мужик. Посмотри только на эту рожу. Да если бы четыре поколения склоняли к этому делу своих детей, а те своих детей, и так далее, то никогда в жизни такая уродская баба из мамаши не вышла. Зуб даю, расскажи кому хочешь!
– Пит. Да ты соколом глядишь! – вновь расхохотался Харли и хлопнул себя рукой по колену. От тряски из его банки пролилось немного пива ему на ботинки. – Эй, ты, старик что ли? Ну, то есть, мужик? А ты не из этих случаем, что предлагают сначала провести по-свойски время, а потом засовывают свою штуковину, ну ты понял куда? Твоя одежда так… – не закончив острую, по мнению Дага, речь, Харли вновь скрутило в очередном приступе безудержного смеха. Его хохот подхватили все остальные без исключения. Пит и Харли снова принялись восторженно лупить по асфальту каблуками ботинок.
Старуха сдернула с себя палаток и отшвырнула в сторону. Тканевый треугольник прошелестел в траву и, обернувшись черной крысой, нырнул под ближайший куст. Крысу увидел лишь Робби, но он уже был изрядно пьян, что ему могло просто померещиться. Поэтому, опасаясь лишних издевок в свой адрес, он никому об этом не сказал. Смяв пустую банку, он бросил ее позади себя на асфальт. Смех друзей потихоньку сникал. Под личиной старухи, действительно, оказался жуткого вида пожилой мужчина с развевавшимися белыми волосами. В отдаленном мерцании фонарей, свет которых практически не достигал темной аллеи, неформалы смогли разглядеть смуглое сухое лицо с крючковатым носом и колкими неподвижными глазами. Нижнюю и верхнюю губы рассекал диагональю глубокий отвратный шрам.
– Я не представился, – проговорил незнакомец. – Пожалуй, Бруно.
– Да, насрать, как там тебя, – равнодушно ответил Даг. – Верно, Харли?
– Так ты не из тех, кто любит мужские штуки? – вмешался Пит, не дав раскрыть рта Харли.
– Я не совсем понимаю, о чем ты, юноша, – развел руками старик.
– Робби, помнишь чувака Родни по прозвищу «Тик-так», который прославился на всю школу?
– Еще бы! – захихикал Робби. – У него был глубочайший талант в одной из непотребных сфер...
– В двух. Круглых таких сферах, – загоготал Пит, припомнив былую историю. – Так вот, мужик. Этот Родни как-то спалился в раздевалке со своим дружком, Реем. Та еще гнида, – Пит сплюнул через зубы и сделал большой глоток из банки. – Они там веселились, пока все пацаны гоняли в футбол на уроке физкультуры. Точнее, удовольствие получал только Рей со спущенными штанами. Хотя, по бегающим глазкам Родни можно было сделать вывод, что нравилось это обоим. Так он причмокивал. Их застукали нормальные парни, вроде нас. За глаза Родни стали звать «Тик-так», как часы, влево – вправо, влево – вправо. А ты, Бруно? Что скажешь?
– Вот оно что! Уверяю, нет. Скорее, я волшебник, – ничуть не обиделся старик, хитро сощурившись. – Почти из ничего могу создавать вот такие великолепные вещи. – И он вдруг с неожиданной силой треснул кулаком в грудь белой скульптуре. – Это достойно вашего внимания?
Каждый из четверых посчитал своим долгом взглянуть глазами (пусть и замутненными от выпитого количества пива) экспертов, прежде чем ответить Бруно, что скульптура полный отстой. Бруно отступил назад, предоставляя неформалам достаточно места для того, чтобы осмотреть каменную фигуру (гипсовую, если верить бормотаниям старика). Пьяные юноши оглядели застывшие формы некого мужчины лет сорока, в рубашке с распахнутым воротом и брюках с выглаженными стрелками, делающего шаг. Во внешнем виде не было ничего примечательного, но лицо... Выражение его испуганной до чертиков физиономии, кричащей о помощи, дополнял жуткий разрез на шее, почти от уха до уха. Питу и Харли даже показалось, будто внутри раскрывшейся глотки они наблюдали выглядывающую наружу трахею. Рот человека выводил громадную букву «о» и был похож на зияющую гладкой пустотой Черную дыру. Одна рука скульптуры неестественно подогнута в локте, как будто кто-то насильно пытался вывернуть локтевой сустав, крепко удерживая плечо на месте. Знакомство с гипсовой фигурой, выполненной в таком жутковатом стиле смерти, однако, доставил удовольствие всем, кроме Дага. Даг ни черта не смыслил в искусстве, поэтому скучал с «умным видом» позади остальных. Прикончив в безмолвной тиши банку пива, он бросил ее в кусты. Через пять секунд туда же полетела и банка Пита.
Тишину нарушил покачивающийся Робби. Он давно копил внутри себя газы, и теперь с удовольствием пускал ветры под хихиканье дружков. Окончил звонкие трели Робби громкой непроизвольной отрыжкой. Странного старика Бруно в старомодном платье (да, черт возьми, может быть, когда-то такие носили и мужчины, кто из четверых неформалов знал об этом?) развлечения Робби нисколько не восторгали. Застыв, как ночное пугало посреди многочисленных акров, усеянных кукурузой, он жадно впитывал силуэты молодежи, от которых сильно разило алкоголем.
– Ну, произведением искусства такую лепнину назвать трудно, – скептически скривил лицо Харли, подражая какому-нибудь критику, образ которого, возможно, когда-то он подглядел в телешоу или подслушал по радио. – Я бы приделал парню хвост, если ты понимаешь, о чем я говорю! – Харли закатился смехом и, ткнув Пита в плечо и кивнув остальным со словами «пошли, отсюда, уроды», двинулся вглубь аллеи. Пит Робби и Даг, не глядя на Бруно, будто того и не было рядом вовсе, последовали за своим лидером, гулко ступая по асфальту в вечерней тишине.
Пройдя шагов двадцать, Пит обнаружил развязанный шнурок на своем правом ботинке, который при каждом подъеме ноги подлетал кверху и с легким стуком падал на железный нос. Впереди показалась скамья с оторванной спинкой. Поставив ногу на деревянное сидение, Харли на скорую руку сотворил узел и шумно плюхнулся на скамейку.
– Ну все, Робби, давай, доставай пачку. Я знаю, ты купил.
– С чего вдруг? – ответил Робби. Язык его уже еле шевелился. Даг и Пит отметили про себя, что это забавно.
– В противном случае я тебе отрежу твою штуковину, – ухмыльнулся Харли и сунул под куртку руку, намереваясь достать нож.
Движение это было хорошо знакомо Робби, и он точно знал в каком именно кармане Харли носил острую «бабочку».
– Ладно, ладно, – Робби полез за пачкой в карман. – Я ведь знаю, что ты никогда не сделаешь это дерьмо. Я просто угощу тебя, как обычно. Бери, сколько хочешь.
Робби протянул ему пачку. Затем щелкнул зажигалкой у губ Харли, и тот выпустил густой дымок из рта. Опасаясь, что и Пит также попросит закурить, Робби поспешно спрятал сигареты обратно в карман, которых в пачке оставалось всего три штуки. На завтрашний день. Он тихонько спрятался за большого Дага, встав справа от него. Даг курил очень редко. Но Пит не изъявил желания закурить.
– Кто хочет еще пива? – поинтересовался Харли и выудил из джинсов последние две банки. Одну он открыл, потянув за язычок. Банка издала приятный шипящий звук. – Даг? Бери.
Даг отрицательно покачал головой. Однако настойчивый взгляд Харли убедил его протянуть руку за банкой теплого пива.
– Пит, поделись с Робби? – предложил Харли, развалившись на скамейке. Спиной он уперся в дугу металлического каркаса, к которому когда-то была прикручена спинка, которой теперь не доставало.
– Думаю, коротышке хватит, – нагло улыбнулся Пит и похлопал по карманам пальто, где лежали две банки. Пит мог бы более глубоко изложить свою точку зрения по поводу того, что не обязан ни с кем делиться, но вместо этого сказал следующее: – Оба-на! Наш новый дружок, Бруно. Он идет в нашу сторону, гляньте-ка!
Старик и правда ковылял по аллее, кутаясь в вечерние тени. Пока тот медленно шагал к неформалам, те разглядели в панораме аллеи нечто такое, чему не придали значения раньше – вдалеке за кустарниками угадывались очертания еще нескольких скульптур. Их холодные белые фигуры были так похожи на то изваяние, которое Харли с дружками уже имели честь разглядеть как следует. Время близилось к полуночи, лунный полумесяц вырисовывался на сером небе, и в его свете скульптуры окрасились в оттенок слоновой кости.
– Ну, мальчики, вы так быстро покинули мое скромное общество, что я просто не успел развернуто донести свои мысли, – прокаркал Бруно, приблизившись к компании парней. Кривой рот его со шрамом вдруг задергался, как будто пережевывал пищу. Это выглядело отвратительно, потому как отметина то и дело сжималась и разжималась, как второй рот, формирующийся из первого, точно грибковый нарост на стволе старого узловатого дерева.
– Нам по барабану, чувак. Мы просто пьем пиво, – ответил за всех Пит и высморкался через пальцы. Жирные сопли приземлились рядом с ботинками Дага.
– Крутая клякса, Пит, – ухмыльнулся Даг, разглядывая сгусток слизи на асфальте так, словно она являлась чем-то, вроде изящной живописи на холсте.
Робби тоже ухмыльнулся, хотя взгляд его помутнел. Стал не прозрачнее коричневого бутылочного стекла.
– Видите ли, я просто помешан на всякого рода загадках, – не обращая внимания на сортирное поведение неформалов, продолжил Бруно. – Феномены, необъяснимые явления, шарады, фокусы – моя небывалая страсть и поэтому…
– Лучше бы ты себе нашел какую-нибудь «грэндма», Бруно. Такая б страсть началась, деревья бы закачались, как живые, – подметил Харли, перебив старика, и вся компания взорвалась от безудержного хохота.
– «Грэндма», Харли, ну ты как выдашь! – сквозь истерический смех выдавил из себя Пит, похлопывая по плечу ржущего лошадью Харли, пытающегося еще и затянуться сигаретой. Дым клубился из ноздрей и рта, и Харли был похож на простуженного дракона, который не был в состоянии пыхнуть как следует огоньком.
– Ха-ха. Очень смешно! – вдруг сварливо выкрикнул Бруно. – Так вы хотите вы сыграть в игру? Победителя ждет прекрасная вещица! Скульптура его во весь рост! Если вам, остолопам, подвернется удача, каждый получит приз, так и быть.
– А проигравшему? – все еще глупо смеясь, выдавил из себя Робби.
– Фантики, – коротко ответил Бруно, оглядывая четверых пристальным взглядом.
– Я согласен на фантики, – махнул рукой ухмыляющийся Даг. Правила игры ему были не интересны. Все мало-мальски интеллектуальные игры всегда оканчивались для него полным провалом. В школе Даг учился из ряда вон плохо, и на второй год он не оставался лишь потому, что его мать работала в школе учителем истории и втайне ото всех осторожно водила «шашни» с директором.
– Не, старик, а ты настырный тип, все же. Люблю таких, упертых, – закивал головой Харли. Несколько глотков пива из последней банки здорово ударили в голову, и Харли разомлел на скамейке. – Главное, что ты не гомик. Гомиков я не жалую. Никто из нас не жалует таких как «Тик-так». А ты вроде бы нормальный. Говори, что задумал?
– Хм, игра. Вроде тех глупых телевикторин, что вы когда-нибудь да глядели в телевизоре. Но это не то. Процесс гораздо увлекательнее, и есть над чем подумать. Мозги, их знаете ли, всегда приятно поковырять огромной ложкой. А то они застаиваются. Каждому из вас я задам по шесть вопросов. Кто из вас выдаст больше правильных ответов – выигрывает. Вам приз, мне удовольствие наблюдать и учувствовать в беседах.
– Уже почти полночь, старикан, – подметил Пит. – Какая на хрен беседа? Сейчас бы нам девочек, вот вышел бы диалог – «глоог, хлоог»! – Пит издавал гортанные звуки и крутил обе руки у вытянутого в трубочку рта так, как будто держал в них что-то продолговатое.
– Какой же ты отморозок, Пит, – покачал головой Харли и выкинул окурок за плечо. – Я готов, Бруно. Остальные могут лечь под лавку.
– Вот так поворот, – удивился Пит. – Тебе пиво конкретно башню свернуло, что ты отказываешься от девок. Робби молчит, оно и понятно. Ты взгляни, он на ногах еле стоит. Даг? Да какая чувиха посмотрит на жирного увальня? Но ты-то, Харли! Хочешь я познакомлю тебя с Кэтти? Мы живем на одной улице, и даю слово, она та еще стерва. Но поговаривают, она проделывает такие вещи в постели, закачаешься. Так же закачаешься, как качает нашего пьяного Робби на долбаном ветру. Не блевани мне на новые «мартинсы», слышишь, чел?
Робби было уже запредельно хорошо. Шум в голове нарастал, и Робби никак не отреагировал на колкости Пита. Усевшись наконец рядом с Харли на лавку, устав болтаться взад-вперед, он облокотился спиной туда, где должна была быть спинка, и если бы не твердая рука Харли, ноги Робби уже торчали бы за скамейкой в кустах.
– Харли? Ты со мной? – допытывался Пит. – У меня есть еще две банки пива на дорогу. По одной каждому. Пойдем?
– Нет, Пит. Я хочу скульптуру. Такую же, как та, что мы видели там, – Харли ткнул пальцем в начало аллеи.
– Ты в своем уме? Тебя разводит какой-то драный бродяга, – он указал на Бруно. Тот подергивал безобразным ртом, не вступая в перепалку. – А ты уши развесил, как баба, которой на заправке втюхивают масло втридорога, убеждая в отменном качестве.
– Если Бруно не сдержит слово, то получит в морду. Но Бруно обещал приз.
– Ты рехнулся? Или просто накидался пива?
– Катись ты, говнюк! – вскипел Харли, вскочив со скамейки. Его сжатые кулаки говорили о простых вещах – не заткнешься – пеняй на себя.
– Да пошли вы все! – Пит тоже взорвался. – Я ухожу, гом…
– Пит, за-заткнись, – попросил Даг дрогнувшим голосом. И, по-видимому, это был один из первых разумных советов, которые он дал кому-то за всю жизнь. Он глядел на Харли и, судя по выражению лица, понимал, что тот не шутит. В глазах вожака метались осколки ярости.
Показав всем и каждому по разу средние пальцы обеих рук, Пит развернулся и застучал «мартинсами» по асфальту. Харли снова шумно рухнул на скамейку, вырвав на минуту из теплых рук Морфея клевавшего носом Робби.
До той поры молчавший Бруно, ковырявший кривыми грязными ногтями язвы на своих руках, выглядывавших из мешковатых рукавов, заметно занервничал. В его бормотании рождались и лопались, как мыльные пузыри слова: «должен успеть, обязан успеть». Затем худая грудь Бруно качнулась, и он крикнул вслед удалявшемуся Питу:
– Ты не забыл мое имя, парень? Я – Бруно!
– «Пошел ты к черту» тебя зовут, понял? – не оборачиваясь прогремел Пит. Ему совсем не понравился новый знакомый Харли. Мало того, старик и вовсе раздражал Пита своим мерзким видом – особенно, черное мужское платье, вышедшее из моды не меньше, чем три-четыре века назад. Послышался щелчок язычка банки – Пит на ходу открыл пиво.
– Хм. Парень, у тебя в руках пиво? Угостишь старого Бруно?
– Нет, ягодный фрэш для… ну ты понял для кого! – Пит кричал, не в силах сдерживать свои психи. Разменять приглашение друга пройтись по девочкам на какого-то старого урода! В понимании дружбы для Пита такое поведение Харли было скотским. – А пивом угощу, когда земля перевернется. Найди меня на городских картах!
– И снова нет и нет, – пробормотал старик, исподлобья глядя в спину Пита. Харли хмуро попивал пиво, Даг переминался с ноги на ногу, а Робби «плыл по волнам» этого вечера. – Ты зол, Пит? Кажется, так тебя зовут друзья?
– Нет, я просто счастлив свалить от таких уродов! Пошел ты к черту, я сказал!
– Пять не верных… Это уже серьезно, – вновь проворчал старик себе под нос, и внезапно серое лицо его просветлело, как бывает у людей, радующихся неожиданному подарку в те моменты, когда, казалось бы, ждать приятностей совершенно неоткуда. – И, Пит, как считаешь, ты смог бы долго жить?
– Я живой тупица, разве ты не видишь? Что за чушь ты несешь? Ты полоум…
– Шесть, – одними губами прошептал Бруно в странном возбуждении.
Пит почему-то сбавил шаг и остановился у скульптуры мужчины с рассеченным горлом. Его светло-серое пальто перестало колыхаться в такт движениям. Полы его дернулись раз и застыли. Что-то привлекло его внимание у гипсовой фигуры.
– Чего это он встал столбом там? – проговорил Даг во мрак позднего вечера.
– Тебе не по хрену, Даг? – скрестил руки на груди Харли. – Хочешь свалить? Так вали!
Даг в смятении помотал головой и отвернулся от силуэта Пита. Дагу совершенно не хотелось возвращаться по темным улицам домой в одиночестве. Такая прогулка полный отстой. Можно налететь не на тех парней, кто постарше, гораздо пьянее и агрессивнее.
– Бруно. Давай начнем, иначе так можно уснуть со скуки до утра, пока нас копы не приберут в клетки, – сказал Харли, потеряв интерес к Дагу.
– Ты прав, Харли, – согласился Бруно. – Но, прежде чем мы начнем игру, Робби, ты не мог бы угостить старика хорошенькой сигаретой?
– Мм? – поднял голову Робби. Взгляд его был блуждающим.
– Сигарету, юноша.
– А-а… Не, чувак, нету… – неформал не желал расставаться с остатками, тем более делить их с незнакомцами.
– Жаль, однако, но… Нет так нет!? – развел руками Бруно. «Вот же та самая первая сладкая ложь, я ощущаю ее, как хороший охотник чует дичь за версту! Пять-один. Игра началась!» – с удовольствием подумал Бруно. Жадные мысли копошились в его мозгах, точно черви внутри тела гниющего покойника. Вслух же, пристально взглянув на Робби, он сказал: – Ты что-то неважно выглядишь. Должно быть, ты выпил не меньше двенадцати пинт, согласен?
– Пожалуй, что так, – пробубнил Робби и попытался выдать свою коронную отрыжку. Но звук вышел похожим на не взорвавшуюся петарду.
– Всего-то пять бутылок, а нализался как черт, – подметил Харли и сделал глоток из банки. Пиво ему уже не лезло, но вылить алкоголь было равносильно смертному приговору в их компании.
– Харли, я уверен, ты осилил бы еще пять, верно? – переключился на него Бруно.
– Пять. Да. Легко! – Харли, не мешкая, выдал ложь за браваду.
– А ты, Даг? – поинтересовался Бруно.
Не ударить же в грязь лицом перед Харли, подумалось Дагу, и толстяк кивнул головой, хотя, чего ему сейчас совсем не хотелось, так это запихнуть в себя еще одну лишнюю пинту.
– Я вижу, у тебя с собой музыкальная колонка, парень, – заинтересованным тоном вдруг воскликнул Бруно, словно только что заметил устройство. – Там играют хорошие песни?
– Я бы даже сказал, чертовски хорошие, – ухмыльнулся глупой улыбкой Даг. На ум ему пришли строчки из новой песни, вышедшей совсем недавно: «Отвлекись от дел, киса, я подарю тебе себя и этот вечер, присядь голая ко мне на колени, и мы будем делать это вместе...» Как и те, у кого не складываются личные отношения, Даг обожал песни, где поют о любви и сексе. Оставаясь один в своей комнате, закрытой на щеколду, он доставал из выдвижного ящика стола из-под груды школьных учебников выдранный из молодежного журнала постер с обнаженной женщиной-моделью, и долго глядел на груди, пока колонка тихонько, чтобы не услышали родители, пела про любовь и секс.
– А где Пит, черт бы его побрал? – спросил Робби, не поднимая головы. – Я не слышу его.
Харли ничего не ответил. Даг посмотрел вдаль аллеи. Пит все еще стоял у скульптуры, и это было очень странно.
– Наверное, он пошел отлить, – предположил Робби, спотыкаясь языком через каждые два слова. – Я бы тоже сходил, парни. Еще чуть, и я замочу скамейку. Только я не могу… – Робби дернулся в сторону, но не смог встать. – Не могу подняться, парни.
«Да, да, ты уже никогда не встанешь, глупый Робби, – с упоением думал Бруно. – Твои ноги обращаются в гипс. Два неверных ответа, Робби, две ножки.
– А ты, Даг? Ты все еще можешь ходить? – спросил Бруно.
– Конечно, я не пьяный, – ответил тот. Но, переступив с ноги на ногу, он с сожалением ощутил, что пиво все-таки сделало свое дело. Движения давались с трудом.
«Нет, Даг. Ты ошибся в третий раз. Попрощайся со своей правой жирной лепешкой, которой ты жмешь на кнопки своей бесполезной колонки».
– Бруно, так мы будем играть? Или ты оттягиваешь момент своей набитой рожи? Сдается, Пит был прав. Ты простой шарлатан. Уличный забулдыга. Уж не ждешь ли ты, когда мы опьянеем до беспамятства, чтобы прикарманить все наши денежки? – вдруг с подозрением уставился Харли на старика. Тот задергал губой, прищурив глаза. – Рассказывай, что там со скульптурами, а? Ты умеешь делать их?
– Я никакой не шарлатан, Харли. Но… Что ж, кажется, я вынужден доказать вам правдивость сказанных слов. Это справедливо, ведь каждый игрок обязан знать, за что он ведет борьбу, не так ли?
– Ну, – буркнул Харли, глотнув остатки пива. Смяв банку, он разжал руку. Банка упала вниз. Харли захотелось ее расплющить подошвой своих кроссовок, но, сделав усилие над собой, он не смог пошевелить левой ногой.
– Что за хрень? – прошептал он и с хрустом раздавил банку правой. – Ну так что? – со злобой воззрился он на Бруно.
– Ты зол, Харли? – осведомился Бруно.
– Нет, я просто ангел, блин. Так ты что-то хотел нам показать?
– Я не чувствую руки, Харли, – с тревогой в голосе заметил Даг. – В горле как-то пересохло, а я не могу поднять банку с пивом, что бы сделать еще глоток. Или нам дрянное пиво подсунули в супермаркете, а?
– Да заткнись ты, Даг, – нахмурился Харли, не сводя глаз с Бруно, который топтался на месте в какой-то нерешительности. – Старик, мать твою. Мы ждем.
– Потерпите еще минуту. Я быстро. – И Бруно зашаркал вверх по аллее. – И никуда, слышите, никуда не уходите! – бросил он из-за плеча, вдруг расхохотавшись скрипучим смехом.
– Сдается мне, Даг, он хочет от нас слинять, – объявил Харли и попытался подняться. Не вышло. Харли был будто приклеен к скамье. Даг, блин, я не могу встать. Робби? Ты тут? Ты можешь встать?
– Я же сказал, не могу, Харли. Я пьяный в лоскуты.
– Нет, Робби, тут дело посерьезнее. Кажется, нас конкретно надул Бруно. Пока мы с ним тут мило беседовали, он нам подсыпал что-то в пойло.
– Но Робби уже не пил, – возразил Даг.
– Робби в стельку пьян, только и всего, – пояснил Харли.
– Я не так уж и пьян, Харли, – ответил Робби, хотя голос его был почти не слышен, а слова едва понятны. Кажется, еще немного, и Робби отключится совсем.
– Что будем делать, Харли? Может треснуть Бруно по жбану, если он, конечно, вернется?
– Вернется, – кивнул Харли. – Не просто так он задумал свои темные делишки. А он смельчак. Выбрал четверых крепких парней, а ведь сам трясется, старый, как презерватив на палочке, – и Харли закатился в каком-то нервном смехе. Даг не разделил его веселья, а только взглянул туда, куда ушел Бруно. – Тресни ему по башке со всей силы, Даг. А если встанет, садани еще раз, посильнее.
Старик уже возвращался обратно, неся на плече громоздкую скульптуру, как пушинку.
– Харли, что за чушь? Ты веришь в это? – Даг ткнул живой рукой в Бруно. Харли проследил за взглядом Дага.
– Галлюцинации какие-то, – тряхнул головой Харли, но образ старика, тащащего скульптуру не пропал. В свете взошедшей луны, льющей хилые лучи сквозь полуголые кроны старых вязов, Бруно был похож на корявую ветвь, облепленную тенями паучьих лапок.
Возвратившись, Бруно осторожно снял с плеча тяжелую ношу и поставил на асфальт, точно хрусталь, а не гипс. Неформалы с благоговейным ужасом уставились на скульптуру… Пита! Она была как живая! Словно их друг никуда и не уходил, а стоял прямо перед ними в своем широком пальто, «мартинсах» и стрижкой «ежиком», только с кожей цвета мела. От увиденного у Харли и Пита (Робби, кажется, крепко уснул, склонив голову на грудь) перехватило дыхание, что они напрочь забыли об уговорах вывести из строя Бруно на какое-то время, пока к ним не вернутся силы в ногах.
– Пит оказался большим молодцом, – хвастливо бросил Бруно, потирая плечо гипсового Пита, как будто очищал поверхность от невидимых пылинок. – Пит не полез в назревающую пьяную, прошу меня простить, драку, но как настоящий друг вынужден был уйти. Поэтому Пит получает заслуженный приз вне всяких правил. Харли, ты ведь передашь его приз и помиришься, не так ли? – Бруно вонзил взгляд в удивленное лицо Харли.
– Как живой, – вместо ответа выдохнул Харли. – Но, я же видел, он остановился там, в конце аллеи. Пит никуда не уходил, ты засераешь нам мозг, Бруно. Когда он ушел?
– Почти что сразу.
– Не может быть.
– Но это так, Харли. И что бы не тревожить ваш мысли раньше времени, я сделал так, чтоб скульптура Пита оказалась подальше отсюда. Чтобы вы думали, будто это Пит стоит там. Пит – он реален, а чудеса – необыкновенные явления, тревожащие сознание простых людей. Итак, Харли. Ты передашь другу мой подарок? Он вовсе не так тяжел, как кажется, понимаешь? Взгляни на меня, я такой слабый, но я справился.
– Да, передам, само собой. Завтра.
– Хорошо. Даг,  ты поможешь Питу передать скульптуру, если Харли вдруг не по силам станет сделать это в одиночку?
– Думаю, да. Если понадобится, – согласился Даг, жадно оглядывая букли волос на голове Бруно, выискивая место, куда водрузить сжатый кулак.
– Ну, а ты Робби?
Неформал не издал ни звука. Робби спал, пуская с губ крошечные пузыри слюны.
«Плохо, плохо, – кричали внутренние демоны Бруно. – Он не должен спать. Тогда он не сможет играть. Нельзя позволить, нельзя позволить!»
– Робби нужно разбудить, иначе как он будет играть в игру? Наверняка, он так же, как и вы хочет главный приз!
– Робби теперь из пушки не разбудишь, – сказал Даг, взглянув на фигуру Пита. Ему было жутковато от общества гипсового друга, пусть и не настоящего.
– Но вы должны! – взвизгнул Бруно.
– Слышь, старик, это, конечно, смелое заявление, но вот ты забыл об уговорах, – угрожающе проговорил Харли. – И тут к нему вернулось прежнее мышление. Он скосился на Дага и моргнул обоими глазами, надеясь, что тот поймет знаки и крепко врежет стоящему рядом Бруно. Ну же! Сейчас!
Даг, конечно, все понял. Он собрался занести кулак над головой и с ужасом понял, что почти все его тело парализовано странной силой. Он крепко стоял на ногах, колени его не подкашивались, и он не падал. И тем не менее, Даг не мог пошевелиться. Распахнув, словно створки ворот свои глаза, он медленно покачал головой. Не часто ему было страшно, но в эту наступившую ночь он чувствовал себя мальчиком для битья, каким был в начальной школе до того, как встретил Харли и Робби, когда так же вот он стоял как столб перед обидчиком и выслушивал насмешки или же терпел тумаки. Пит затесался в их компанию чуть позже. Попав под покровительство Харли, от Дага в школе отстали. Харли многие побаивались.
Харли сунул руку за пазуху. Нащупав пальцами холодную сталь ножа «балисонг», он почувствовал себя увереннее. Нет, просто так вонзить нож в старика было бы слишком. Однако припугнуть Бруно сгодится, еще как! Раз уж Даг такой тюфяк, что не может найти в себе мужика и сделать дело. Толстый увалень!
Но Бруно вдруг принял картинную позу, расправив худые плечи. Оттопырив мизинцы обеих рук, он сказал:
– Что ж, мальчики, думаю, начнем игру. Кажется, мы долго говорим о ерунде, согласны? Итак, следующий вопрос к Харли.
– Постой, постой, – сощурился Харли, с подозрением взглянув на опротивевшего ему Бруно. – Какой-такой следующий? Когда мы начали играть? Говори!
– Прошу простить мою старческую рассеянность, – отвел глаза в сторону Бруно. – Просто, вопрос. Вопрос, Харли. Мы ведь можем начать? Загадка такова: рыхлое мертвое тело, им зеленая слизь овладела. Днем оно то стонет, то молчит, а ночью зверем громко так кричит. Блеск его естества давно уж скис, не подходи – утянет вниз. Каков ответ, Харли? – пристально взглянул на неформала старик.
– Ты точно чокнутый, – ухмыльнулся краем рта Харли. – Никогда не слышал такого дерьма. Нужно подумать.
– Времени мало, решай.
– Я должен подумать! – процедил сквозь зубы Харли, еще крепче сжав рукоять ножа. Его голос прозвучал так пронзительно, что Бруно невольно отступил на полшага назад.
– Харли, я думаю, что это… – начал было Даг, но Харли прервал его лишь взглядом.
– Заткнись, Даг. Я отвечаю.
– Поторопись, Харли. Иначе мы до утра не управимся. И разбудите уже вашего друга Робби.
– Отвали от него, чувак, – огрызнулся Харли с задумчивым видом. Бруно насупился, скрывая внутренний гнев.
«Так не должно быть. Они все до единого уже были у меня в руках, – шептал голос внутри Бруно. – Но…»
– Спящий медведь, небось, я прав? – хмыкнул Харли.
– Что-что? – слегка склонил голову Бруно.
– Медведь говорю. Утащит вниз, в берлогу то есть, да?
– Нет, Харли. Ты ошибся, – с удовольствием проговорил старик, потирая руки. «Четыре!» Его безобразный рот вновь задергался, но в тусклом ночном свете движения его челюстей были почти незаметными.
– Врешь, мать твою! – хотел вскочить на ноги Харли, что бы сунуть под нос кулак, но не смог даже пошевелиться, как будто ему и правда на колени уселся большущий медведь.
– Это бо-болотная топь, болото, – запинаясь, выдавил из себя Даг. Он все еще не мог поверить, что его тело стало непослушным, таким, как… Как скульптура Пита? Эта мысль, указующая на идеальное сходство, обожгла мозг Дага жарким огнем. Возможно, искра страха пробудила в нем скрытые за непробиваемой тупостью крохотные проблески интеллекта.
– Верно, парень, – оскалился в улыбке Бруно, – но я не могу принять твой ответ, ведь вопрос предназначался Харли. Правила есть правила.
Рука Харли отяжелела, а пальцы уже не ощущали холодной рукояти ножа. Ему стало не по себе оттого, что он оказался уязвлен так внезапно, оказавшись без защиты. «Все-таки пиво дерьмовое попалось, Даг прав, – с досадой думал он. – Или же старик, и впрямь, нарочно всыпал что-то в наши банки. Но будь я проклят слушать до конца своей жизни паршивый «попс» и носить белые брюки на ремне со стразами, если видел, как он трогает хотя бы одну из них!»
– Для тебя, Даг, у меня тоже есть кое-что, – тем временем продолжал Бруно. – Слушай внимательно! – напустив на себя тень загадочности, Бруно склонился к Дагу, и почти у самого его уха стал приговаривать слова загадки, как заклинание: – Страшная птица в дверь стучится. Ей откроешь – себя упокоишь. А затаишься – все одно! Испаришься. Кто она, Даг?
Даг все еще хотел заехать в рожу Бруно, но его тело было явно против этого. А Харли? Вместо того, чтобы помочь ему, Дагу, вывести на чистую воду старика, узнать, что он замыслил, вновь впал в игровой азарт (что нередко случалось) и совсем позабыл об уговорах. Даг сглотнул слюну.
– Птица, птица, – забормотал Даг. Он чувствовал зловонное дыхание, исходящее изо рта Бруно. Настолько невыносимое, словно тот только что сожрал дохлую крысу и запил угощение содержимым канализационной трубы. – Я не знаю такой птицы. Ворон? Гигантский ворон, способный утащить жертву? Нет, вороны не бывают такими громадными. Ястреб! Это ястреб?
– Это смерть, юноша, – ответил Бруно. – Но разве о ней стоит думать таким молодым парням, вроде вас, а? Ну, ничего. Повезет в следующий раз, не так ли?
Даг не ответил на вопрос. Молчание продлило его жизнь, но что за жизнь, если тело его перестало слышать импульсы мозга. Стук сердца становился тише, а грудь почти перестала вздыматься под давлением воздуха в легких.
– Харли, – сдавленным голосом проговорил Даг.  – Кажется, я не могу дышать. Помоги.
– Что-что? – не расслышал Харли. – Ты говоришь слишком тихо, Даг. Что ты сказал?
– Я сказал… что не могу… дышать…
– Может быть, все же стоит разбудить Робби? – спросил Бруно, участливо уставившись на Дага.
– Старик, что ты задумал? – угрожающе засопел Харли. – Что с нами происходит?
– Что же происходит, Харли? – переспросил старик, дернув губой.
– Ты прекрасно знаешь, гад!
Согнувшись, Бруно захихикал.
– Так вы все еще хотите главный приз, ребятки? – сквозь смех выдавил он.
– Пошел ты ко всем чертям! – выкрикнул Харли, злобно вращая глазами. Рука в его кармане приросла к рукояти ножа, и он не мог ею пошевелить, как не напрягался.
– Итак, следующий вопрос, Харли! – Глаза Бруно угрожающе блеснули.
– Я не буду отвечать!
– Не будешь отвечать на мои вопросы?
– Нет! Убирайся прочь!
«Вот ты и попался, дружок. Пятый проигрыш!»
– Даг, ты бы не мог попросить Робби проснуться? – поинтересовался Бруно. – Нам всем не хватает правильных ответов на множество припасенных мной загадок. За это я могу отдать одно очко в твою пользу. Ну, что скажешь?
Даг почти не мог говорить. Втягивание воздуха носом давалось с трудом, как будто на плечи лег тяжелый латный доспех, от веса которого перехватило дух.
– Я… не… могу… – прошептал Даг одними губами. Голова его тряслась от страха на вспотевшей шее, но все остальное тело не шевелилось. Его черная куртка покрылась странной пыльцой белого цвета, как и штаны. Кожа рук тоже побледнела.
Робби, откинувшись на противоположную планку скамьи, пребывал в глубоком сне. Испуская в ночной осенний воздух невидимые струйки пивного амбре сбивчивым дыханием, Робби крепко держался за нить жизни, которую Бруно не мог оборвать.
На короткий миг Бруно задумался. Неформалы могли только гадать, какие посетили его черные мысли, но даже Харли вдруг стало не по себе. Также как и у Дага, его сердце замедлило биение, внутри все натянулось и одеревенело. Старик распрямился, и стал казаться выше. Лицо еще больше вытянулось, веки растянулись настолько, что пожелтевшие глаза Бруно могли запросто вывалиться наружу, ощерив две темные зияющие дыры.
– Вот что я скажу, жалкие черви, – чужим голосом проговорил Бруно. Всем своим видом теперь он источал какую-то нереальную злую силу, а не то жалкое подобие человека, каким предстал перед неформалами впервые. – Я могу прекратить ваши страдания. ВЫ! Можете прекратить, ответив на последний вопрос неправильно. На самый простой. Пять из шести вы с блеском провалили, проглотив наживку хитрости, надетую на острые крючья коварства. И вот, обещаю, никаких загадок. Вы должны убедить Робби проснуться, больше ничего.
Неформалы молча переглядывались. В глазах каждого давно лопнула пелена опьянившего их пивного дурмана. Взгляд Дага обуял ужас. Глаза Харли – обреченность и уныние. Их тела будто бы залили бетоном по самую шею, и оставили их самих умирать в жутких муках. Но мучитель предлагал закончить все быстро. Закончить. Но не вызволить из темницы. Страх и пустота.
– Я хочу глоток пива, – сказал Харли, чувствуя, что его гортань превратилась в пересохшее русло реки. – Из той банки, что держит в руке Даг.
– Увы, теперь это часть скульптуры Дага, – покачал головой жуткий старик. – Пока еще живой скульптуры, частично, – поправился он. – Но все же.
– Дело дрянь, чел, – прохрипел Харли, обращаясь к Дагу.
– Д-дрянь, – повторил Даг, и веки его затряслись под напором заработавших слезных насосов.
– Разбудите Робби! – прогремел Бруно, и голос его стал похож на раскаты грома, а глаза заметали яркие молнии. Робби пошевелил плечом, но вряд ли даже на мгновение в тот момент он выпал из объятий глубокого сна.
– Не могу, – прошептал Харли и вдруг улыбнулся. – Пошел ты. Задай мне вопрос.
– Что? – взревел Бруно. – Да как ты смеешь! Задать тебе вопрос?
– Да!
– Я не стану этого делать, червь. Ты будешь мучиться…
– Вот ты и попался в свои же сети. Прощай, Даг. Ты всегда мне нравился, чел. Не задерживайся здесь, я буду те…
Харли умолк. На гипсовом лице его фигуры появились свежие трещины у уголков рта. Харли хотел улыбнуться Дагу в то мгновение, когда его тело обратилось в камень.
– Черт! Нет! Перехитрил меня! – метался перед Дагом Бруно, вскидывая худые ветви-руки к небу от злости и брызгая слюной – кипящей белой пеной.
– Робби! Просыпайся! – Бруно тянул свои корявые пальцы к парню, но какая-то сила не позволяла ему дотронуться до спящего неформала.
– Кажется, ты проиграл, старик, – просипел Даг. Страх почти ушел из него. Боли не ощущалось, а, значит, умирать будет совсем не больно. Умирать. Харли и Пита больше нет. Как же глупо все вышло. А, черт возьми, такова жизнь. Сначала тебя шпыняют в школе. Потом появляется Харли, и дела налаживаются. За белой полосой черная, за черной – белая. Черная, белая. И снова, и снова. Последняя полоса Дага стала чернее ночи, чернее сажи, чернее рэпа, читаемого самыми черными в мире рэперами, который Даг никогда бы не стал слушать из своей колонки, ставшей частью его гипсовой скульптуры (пока еще живой ,частично!). И она беззвучно играла эту музыку.
– Замолчи, тупица! – завопил Бруно, сжав кулаки. Послышался хруст хрящей. – Я не могу проиграть! Не могу проиграть!
– Ты… ты просто сухое дерево.
– Я? Дерево?
– Да. И, как сказал Харли, ты попался в сеть.
Лицо Дага затвердело, но соленая капелька слезы оставила на гипсовой поверхности сырой узенький след.
– Какие наглецы! – завизжал Бруно, всплескивая руками. Он тянулся к Робби, цеплялся за воздух, рвал пространство пальцами, как рвут прочитанную газету, ту, что принесла очень плохие вести. Бруно выискивал метавшимся взглядом случайного прохожего, что бы заманить в свои лапы. Заставить разбудить Робби, чтобы довершить с ним начатое. Два неверных ответа из шести. Слабак! Так напиться до беспамятства! Бруно негодовал! Как назло вокруг не было ни души. Все, кого он здесь встретил помимо четверки наглецов, – те трое, что теперь украшали своими фигурами пустынную аллею. Все были мертвы. Бруно взвыл от досады и начал стремительно съеживаться в комок с чавканьем и хрупом. Трансформируясь в нечто мелкое и отвратительное, было слышно, как ломаются и уменьшаются в размерах кости. Обратившись в существо, что стало величиной не больше рэт-терьера, Бруно встряхнул гладкой лоснящейся шерстью и нырнул под ближайший куст.

Небо просветлело. Оранжевый рассвет опускался на землю, пряча в углах улиц ночные тени. Гасли фонари. А Робби все спал.
Робби очнулся ближе к шести утра, когда утренний холод пробрал его остывшее от алкоголя тело. У Робби затекла спина от металлической планки каркаса скамьи. Он проспал достаточно долгое время для такой неудобной постели. Выстукивая мелкую дробь зубами, неформал поежился. Приоткрыв глаза, первое, что он увидел, это фигуру Пита перед собой. Ахнув от неожиданности, он первые несколько минут вглядывался в очертания и детали фигуры. Затем он перевел сонный взгляд  в сторону и удивился еще больше. Гипсовый Даг возвышался над скамьей во всем его величии, и кожаная куртка, как и всегда, обтягивала его округлое брюхо. Харли примостился рядом на скамье справа, держа за пазухой руку. Их лидер глядел на Дага и ухмылялся. Ничего не понимая спросонья, Робби почесал затылок. Затем он стал припоминать события минувшего вечера. Старик, игры, скульптуры… Вот оно что! Внезапно в голове Робби мелькнула догадка: все трое его друзей получили свои призы и решили его разыграть, оставив свои фигуры здесь. Вот наш Робби проснется и надует в штаны от страха, увидев застывших в гипсе друзей. Какая чушь! Бояться каких-то скульптур! Сами-то трое, небось, давным-давно дрыхнут по домам или даже наблюдают за ним, прячась поблизости. Как он пробуждается и удивляется увиденному. Вот уж дудки!
– Ну все, хорош! Я проснулся, уроды! – крикнул Робби в пустоту аллеи. – Нечего отсиживаться по кустам, выходите! Вам еще тащить свои бесполезные камни домой и объяснять мамашам, откуда их взяли!
Ответом была утренняя тишина, нарушенная лишь единожды, когда где-то в отдалении прозвучал шум автомобильного мотора и тут же стих.
– Ну и черт с вами! Я не потащу ваше барахло! Просто отправлюсь домой и как следует высплюсь на нормальной кровати!
Робби встал со скамьи, перенеся вес своего тела на ноги. Но, попытавшись предпринять попытку, что бы сделать шаг, Робби почувствовал сильнейшую, ослепляющую боль в правом бедре и сразу же в левом. Ничего не понимая, Робби рухнул вниз, ударившись подбородком об асфальт. Из глаз посыпались искры. Перекатившись на спину, он кое-как приподнялся на локтях повыше и увидел окровавленные обрубки ног выше коленей, из которых тоненькими фонтанчиками била кровь на несколько футов вперед. Все, что находилось ниже, так и осталось стоять возле скамейки. Белого цвета застывшего гипса с кроваво-красной окантовкой у места разрыва конечностей. Теряя сознание от нестерпимой боли и неописуемого ужаса, Робби успел выкрикнуть «на помощь!» Заваливаясь на спину, Робби выпадал из реальности. И уже отключаясь, увидел большую лоснящуюся черную крысу, резво бегущую вверх по аллее.