Сны дневные и сны ночные

      Сон первый
Вот я на неизвестной планете. Ночь. По реке плывут трупы мохнатых двуногих и двуруких существ. Что это? Война! Горят человеческие города и сёла. Ночь. В темноте отчётливо видно зарево пожарищ. Над головой светят незнакомые созвездия. На этой планете живут два вида гуманоидов. Одни  - обычные люди, технари, трудолюбивые и покладистые. Другие – мохнатые и кровожадные, не любящие технику, но любящие телепатию, телекинез и т.д. и т.п. Между ними постоянно происходят войны. Это задерживает развитие обеих рас. Процветает каннибализм.
  Центральный материк планеты вдоль экватора; по нему текут реки; а по рекам плывут трупы большеглазые и покрытые шерстью. Разумные зверьки не сдаются под натиском людей и мстят им, как могут.
  Что это?
   Иной мир!

       Сон второй
  Сестра бухала в ночь с пятницы на субботу. Три часа ночи. Мы сидим в моей комнате на моей кровати, курим и разговариваем. Точнее, она несёт постоянный бред, а я предлагаю одуплять фишку и поляну.
-Ты будешь сидеть с моим ребёнком?
-Ты будешь способствовать развитию моего ребёнка?
  Спрашивает она, а сама даже не беременна. Вдруг телефонный звонок. (Три часа ночи.)
-Привет, Саша?
-Вы не туда попали!
-Да что ты, Саня!? Санёк! Санчос!
-Меня зовут иначе!
-А как?
-Алексей!
-Да что ты врёшь?!
-Извините! Вы не туда попали! – и вешаю трубку. Через три минуты снова звонок. Сестра берёт трубку и узнаёт по голосу парня своей подруги Кати.
-Ну, если хочешь, - говорит она, - можешь придти и посмотреть у нас свою Катю!
    Отбой. Ночь. В комнате горит свет. Мы с сестрой сидим и разговариваем. «С чего он взял, что меня зовут Александр?» - думаю я: «Может быть он прочёл «Предчувствие романа», где главный герой у меня поэт Александр Неёлов. Я же отдал десять экземпляров книги на продажу в старую книгу!»
  Ночь. Горит свет. Пьяная сестра бредит своим потенциальным потомством.

      Сон третий
 Я засыпаю. В комнате темно. Из окна вместе с темнотой льётся рассеянный  свет уличных фонарей и светящихся окон домов напротив. Над городом, над крышами домов светится красноватая дымка инфракрасного света нагретого воздуха. Я боюсь. Вспоминаю рассказ женщины по телевизору, как она допоздна засиделась за работой и увидела у себя на балконе инопланетянина. Сначала она подумала, что это ребёнок; но потом её охватил беспричинный ужас. Она стала молиться и фигура с балкона исчезла. Представляю себе, что сейчас, как в американских фильмах, в окно польётся ультрафиолетовый свет, шторы поднимет сквозняк и прилетит летающая тарелочка за мной.
   Лежу спиной к окну и лицом к стене. Хочется спать, и сквозь сон накатывают волны ужаса. Иногда перекручиваю голову и смотрю за окно, но всё спокойно. Светит чёрный свет ночного города. Тишина. Сон. Ночь.

        Сон четвёртый
   В детстве я был влюблён в классную красавицу Алину. Она была неприступна и в то же время со всеми приветлива. Однажды нас посадили за одну парту. Был урок русского языка и она заботливо вставила в моё сочинение запятую. Шли годы. Она перевелась в другой класс, хотя и осталась красавицей. Ей не давались точные науки, а для меня эти точные науки были детским лепетом. Как-то я вошёл в класс, где занималась она и в основном девочки, и увидел её. Мне надо было писать контрольные по математике (несколько сразу – я сдавал школу экстерном). Она была в джинсах и кофточке. Я видел её краем глаза доли секунды и отвернулся, чтобы не думать о ней. Но внутри меня всё поднялось трепетом юности, ушедшей юности. Как я был влюблён! Я мечтал о ней и тайно млел, когда сидел с ней в одном классе во время уроков. Я радовался её радостям и горевал вместе с ней над её неудачами. Я танцевал с ней кадриль и был горд, что это я с ней танцую. Потом мы не виделись.
  Где она?
  Что с ней?

       Сон пятый
 Я на станции-метро Озерки. Моя электричка в сторону Просвещения ушла. И я специально на неё не сел. Вдруг раздаётся жуткий грохот из тоннеля, куда ушла электричка на Просвещение и валит дым. Свет на перроне на несколько секунд гаснет. Дрожит перрон и вся станция. Потом зажигаются аварийные лампочки. В их слабом свете я вижу, что люди спешат вниз по эскалатору. Скоро на брезенте приносят несколько человек со страшными ожогами. На полутёмной платформе очень страшно. Я понимаю, что что-то случилось. Я понимаю, что взорвалась атомная бомба. Что это? Теракт? Война?
    Я просыпаюсь

    Сон шестой
  Как-то летом в июле было жарко и я забыл в гардеробе физфака свою куртку: сдал экзамен по теории относительности и уехал домой. Через неделю я вернулся по делам на физфак и разыскал свою куртку, но её карманы были пусты. В том числе пропала моя записная книжка с номерами телефонов. Это была очень глупая книжка: знакомых у меня было не больше десяти, и я записал туда так же своих родных, в том числе и маму, Маргариту Ивановну, её рабочий телефон и домашний, то есть телефон нашей квартиры. Через неделю раздаётся звонок. Девичий голос спрашивает:
-Позовите пожалуйста Маргариту Ивановну!
-Маргарита Ивановна на даче!
-Как на даче?! Она же должна быть в театре!
-В каком театре?!
-Это двести девяносто семь ноль ноль одиннадцать?!
-Нет! Вы ошиблись!
-Извините!
Что это было? До сих пор не знаю.

     Сон седьмой
Экспедиция на Марс. Благополучно приземлились. Обнаружили органику. Прозрачный тоннель шлюза из космического корабля на планету. Органика прёт сквозь шлюз: мхи, лишайники, призраки, тени, монстры. Капитан космического корабля землян успевает закрыть шлюз и остаётся один. Из последних сил он даёт кораблю команду взлёта.
   Марс! Планета теней, планета-призрак. Что такое Фобос и Деймос, как не искусственные спутники космической расы марсиан?! Живи ли  они ещё там, у себя, на Марсе?! Но теней и призраков там полно. Это точно!

               Сон восьмой
  Не было денег. Я шёл к проспекту Художников пешком, чтобы отпечатать на принтере в Интернет-кафе текст. Дул ветер. Было холодно. Под ногами лёд и снег. В Интернет-кафе принимала заказы милая девушка. Я не скажу, что шёл к ней. Я шёл от неё, как танцуют от истины к ещё большей истине. На обратной дороге двое мальчишек обогнали меня. Они играли в футбол льдиной. «Будущие спортсмены!» - подумал я. Навстречу же мне шла компания школьников-старшеклассников. Впереди – кучка парней. В арьергарде – группа девушек. В центре этой группы улыбалась высокая девушка с круглым лицом и пухлыми губами. Вероятно, местная красавица-нимфетка. Мне вспомнилось, что когда-то такой же была Лина. Два квартала по дороге назад от Интернет-кафе я думал об этом. Потом забыл. Мне очень нравятся красивые женские лица. Но для меня это не проблема: я не хочу перетрахать всё, что движется. Я собираю их в своей памяти и храню, как филателисты хранят марки. Больше ничего. Ещё пожалуй только то, что я не могу жить без Лины.

      Сон девятый
-Мы не можем быть вместе!
-Почему?
-Мы не подходим друг другу характерами!
-Неправда!
-Ты – нищий инвалид! Как ты будешь зарабатывать деньги на семью?!
-И это ложь! Разве ты не получила за авторские права на мои стихи кучу денег?!
-Бред!
-Ты меня любишь?
-Нет!
-Ты точно меня не любишь?
-Точно!
-Соня хотя бы сказала, что она индифферентна ко мне!
-Почему она не сказала, что она фригидна?!
-Не в этом дело: я не могу без тебя!
-Сможешь!
-Нет! Не смогу!
- Ты хочешь сказать, что убьёшь себя от несчастной любви?
-Иди ты к чёрту! Самоубийство – тягчайший грех! К тому же я могу любить тебя на расстоянии.
-Это как?
-Ты меня не любишь? Ладно. Но я то тебя люблю, и никто не запретит мне любить тебя до конца моих дней, а может и вечно!
  Так я плакал во сне от неразделённой тоски по любимому человеку. Но вошёл отец и стал делать что-то своё. Я проснулся. Отец кормил кроликов на балконе. Начинался новый день.

        Сон десятый
  Однажды Петрарка пошёл на прогулку в рощу за городом.  Была весна. Пели и чирикали птички. В глубине рощи слышалось журчание родника. Солнце пригревало и в безоблачном флорентийском небе как будто летали ангелы. Он шёл по тропинке и за поворотом увидел милую девушку. Она не то чтобы была прекрасна, но встреча была так неожиданна, что у Петрарке сильнее забилось сердце.
-Как тебя зовут? – спросил он её.
-Лаура! – был ответ.
-Лаура! – почти шёпотом пробормотал Петрарка и пошёл дальше. Потом он посвятил ей более трёхсот сонетов, хотя никогда больше не видел её. Эти сонеты были обращены не столько к женщине, как матери своих детей, а к тому весеннему дню, напоённому ароматами воды, зелени и Солнца. Он любил, но не вожделел, а любил её, как свою молодость, когда так восприимчив  человек ко всему прекрасному; когда у нас ничего не болит: такая лёгкость в теле, что хочется плясать от каждой встречной улыбки!
  Её звали Лаура.

        Сон одиннадцатый

Я спал нагой, не чувствуя стыда,
Дышали лёгкие, и сердце ровно билось,
И тело, как глубокая вода,
Мой разум сновиденьями поило.

Я понимал, что мне недолго жить,
Но я хотел найти тебя в безмолвье,
И лишь затем я сам порвал бы нить
И подорвал железное здоровье.

Вокруг стволы, и чёрная вода,
И запах горечи, и вкус полыни,
И это значит, что близка беда,
Но я ещё не утонул в трясине.

И нет тебя, и смерти тоже нет,
И я проснулся, жалок и унижен…
Назад всё это было много лет,
Теперь я чувствую, что вы мне обе ближе.
   Необходимые прозаические пояснения: для меня смерть – не старуха с наточенной косой и не чёрный ангел, забирающий души в тартар, а такая же прекрасная женщина, как моя возлюбленная. Я люблю свою смерть, и даже не знаю, кого люблю больше: свою смерть или свою Прекрасную Даму. Как то ещё не разобрался. Поэтому я всегда предполагал, что моя любимая должна ревновать меня к моей смерти. Почему она на это до сих пор не подвиглась, не знаю.

        Сон двенадцатый
        Смерть и Дева
Я подарил любимой розу,
Она понюхала её
И поддалась слегка неврозу,
Сказала: «Это не моё!

Я знаю, любишь ты другую,
Ночами думаешь о ней,
И чем сильней тебя целую,
Тем любишь ты её сильней!»

Такие речи мне опасны,
И, как заправский Дон Жуан,
Я отвечал своей прекрасной:
«Мне Господом урок сей дан!

Да, я люблю в тебе другую
И буду верен ей всегда,
Но я сейчас тебя целую,
И в этом счастье – не беда!
Будь счастлива в моих объятьях,
Любимая, хоть от того,
Что избежала ты проклятья,
Как Дама Сердца Моего!»
  А проклятье то страшное: нет ничего страшнее проклятья, влюблённой в тебя, смерти! Не дарите любимым розы, потому что у них есть шипы; а от шипов бывают раны; а от ран недалеко до смерти. Смерть, конечно, такая красавица, такого большого мнения о своей красоте, что вызвать её ревность невозможно, или, по крайней мере, очень трудно. Но если это случится и смерть заревнует вас к вашей любимой, берегитесь! Это непоправимо!

        Сон тринадцатый
Золотые наши сны,
Сны безумья и паденья –
Вы сомненьем рождены,
А не тягой к сновиденьям!

Я проснулся. Я живой.
Ну а если не проснулся,
Значит в омут с головой:
Я навеки захлебнулся.

Сны падений, взлётов сны –
Вы приходите нежданно:
Вы сомненьем рождены –
Сатаной и Богом даны!

Если я взлетаю ввысь,
Неизбежно рухну в пропасть;
И лифты дрожат – держись! –
Не нажмёшь на кнопку стопа!

Сны безумья, наши сны,
Если девушки ласкают,
Те, что снами рождены,
Пробуждаясь, мы икаем!

Ну а если вдруг война,
Катастрофа, изверженье,
От такого жутко сна,
Как от страшного мгновенья.
Сны паденья, наши сны,
Вы приходите ночами –
Вы ночами рождены,
Словно казни – палачами!

         Сон четырнадцатый
  На написание этого стихотворения меня подвиг Борис Валентинович Аверин, профессор с филфака, ведущий на физфаке спецкурс по русской литературе. Оно оказалось программным и дало название всей книге: «Часы на столе» По мнению Аверина мир для естественников и технарей – хорошо обжитая комната без окон и дверей, в которой иногда бывают сквозняки мистического. Но я, хоть и физик, одновременно поэт, и мир для меня мистическая задача, где иногда бывают уголки уюта и спокойствия. В остальном же – это мир жестокости, злобы и безверия.

Мне снился сон: в краю далёком
Среди лужаек и лесов
Я жил в жилище одиноком
И слушал мерный ход часов…

А утром выпадали росы
На бархат трепетной травы,
Как будто это были слёзы,
Но слёзы девичьи, увы!

К полудню становилось жарко,
И в сумерках я понимал,
Что мне себя совсем не жалко,
И волю плачу не давал.

Но ночь, как чёрная перина,
Мне согревала душу так,
Что снились мне Нева и Лина,
Убийства, пытки и бардак…

          Сон пятнадцатый
  Эта колыбельная не столько для детей, сколько для взрослых. Завораживающий ритм передаёт ощущение сонливости и тяжести сна.  Это почти психоделика. Но если читать эти стихи днём, покажется, что это молитва. Не столько о том, чтобы Бог послал сон, сколько о чём-то большом и тёмном, заключённом в человеке, и чему нельзя позволить вырваться наружу.

Спать, спать, спать,
Чутко во сне уставать,
В час сновидений ночных
Мир тих…

Спать, спать, спать,
Будет баюкать кровать:
В час сновидений ночных
Час – миг…

Спать, спать, спать,
Ждать сновидений опять,
Ждать сновидений ночных,
Ждать их…

        Сон шестнадцатый
  Теперь я засыпаю с трудом; долго ворочаюсь; ищу удобную позу и почти никогда не замечаю момента, когда засыпаю. Когда-то, в детстве я легко засыпал и легко просыпался. Я был абсолютно здоров, и молодой организм функционировал, как часы. После больницы у меня начались бессонницы. Одно время я считал баранов перед сном, лёжа в постели, чтобы заснуть. Потом стал считать до тысячи. И то, и другое помогало слабо. В последнее время я принимал снотворное, феназипам. Сначала он помогал, но потом вместо того, чтобы спать, у меня начало болеть сердце. Теперь я приму феназипам только в крайнем случае, если на следующий день у меня будут дела. Бессонница – так бессонница! Будем не спать!

      Сон семнадцатый
  Я не боюсь смерти. Я так устал от вранья и двойной жизни, что чем раньше я умру, тем лучше, и не только для меня. Может быть после моей смерти падёт завеса замалчивания и вранья. Может быть меня начнут читать в России. Может быть моя наука принесёт свои рассекреченные плоды.
  Я давно жду смерти. Один раз я травился снотворным. Дело было так. У нас дома умирал от рака человек, и после его смерти остались пластин пять сильнодействующего снотворного. Спустя годы я нашёл его, взял себе и припрятал на чёрный день. А когда этот день пришёл, выпил все таблетки.
  Теперь у меня провод с вилкой лежит среди белья, чтобы ударить током по сердцу. Пока я его не использовал, но он у меня припрятан.

      Сон восемнадцатый
  В первый раз я влюбился на трамвайной остановке в девочку-подростка, нимфетку, совершенно мне не знакомую и больше её не видел. Мне было четыре года. Мы жили на проспекте Науки. Вокруг меня была пустота ожидания. Родные мне были неприятны. Хотелось чужого, но любящего сердца. Хотелось красоты. Я жил, как маленький мужчина мечтами. Смотрел ночами из окна квартиры бабушки на улице Верности на городские огни, и  мне сладко щемило сердце от того, что возможно там, в неизвестных квартирах живут люди, способные меня полюбить. Тогда я не был поэтом. Теперь я поэт, и мои мечты могут сбыться!

      Сон  девятнадцатый
  Умереть не страшно. Страшно не дождаться признания, умереть не любимым миллионами неизвестных тебе людей. Я хочу, чтобы меня преследовали фанатки, тащили меня в постель. Чтобы незнакомые мужчины на улице жали мне руку.  Мне этого не дождаться. Я знаю: придётся умереть девственником; тем более, что никаким поклонницам я не позволю затащить себя в постель. У меня есть Лина и я верен ей. И я даже не уверен, что самой Лине удастся затащить меня к себе в постель.
  Вот такие пироги с котятами!

     Сон двадцатый
  Заснул. Проснулся. Ничего не приснилось.

    Сон двадцать первый
  Я пришёл к ней в гости. Она была одна в квартире. Когда она открывала мне дверь на ней был прозрачный пеньюар, а из под него светились только белые трусики. Она провела меня к себе в комнату, предложила сесть и сказала:
-Сегодня вечером я встречаюсь со своим парнем для секса. Поможешь мне выбрать самое сексуальное бельё?
-Помогу! – отвечал я, - если ты позволишь мне себя одевать и раздевать.
  Она скинула пеньюар и показала вешалку с бельём.
-С чего начнём? – спросила она. – С кружевного? Белого или чёрного? А может быть красного?
-У тебя потрясающая грудь! – заметил я, и это было чистой правдой: большая, с большими плоскими круглыми сосками, на худощавом стане и с вертлявой попкой.
-У меня не только грудь красивая! – ответила она и мягко изогнувшись сняла с себя трусики. – У тебя уже стоит?
-Да! – отвечал я.
-Тогда трахни меня! Трахни! Трахни! Выеби меня, как шлюху! Как кобель сучку! Я давно к тебе приглядываюсь, и, чем больше тебя узнаю, тем больше и слаще мечтаю о тебе!
  Мы занялись делом. Когда она кончила и я кончил, я сказал ей:
-А теперь я тебя одену! – и взял белые прозрачные кружевные трусики и, наклонившись, натянул их на её бёдра.
-Ой! Они же испачкались в сперме!
-Ничего: так и иди: я думаю, твоему парню понравится то, что тебя сегодня уже трахал другой. Ты же потаскушка моя ебливая!
-Кабанчик мой похотливый! Лучше сними с меня эту гадость и трахни ещё раз.
-Ну нет! Хорошенького понемножку! Пусть тебя трахает до посинения твой парень. А я подожду до следующего свидания, когда у меня не останется соперников.
-Значит, ты будешь ждать вечно!
-Посмотрим!
  И я застегнул ширинку и ушёл.

          Сон двадцать второй
  Была глубокая ночь, когда родилась эта девочка. Она была совсем без волос, и её мать испугалась, что она погибнет от ночной прохлады. Но она выжила и, когда выросла, стала прекрасна, как утренняя заря после сытного ужина. Мужчины так и клеились к ней, но она умела выбирать достойных, и скоро приобрела такую власть в роду, что никто не смел ей перечить. Она была очень умной и многому научила охотников. Их род никогда не голодал, и скоро её дети и внуки составили целое племя.
  Это было давно, но миф о нашей праматери Еве сохранили семитские пастухи. Она была явным мутантом, но не уродом, как все остальные мутанты, а счастливой случайностью – одной на миллион. У неё были пышные волосы, красивые груди и широкие бёдра. Она плохо бегала, но хорошо соображала, и ей не приходилось много бегать. Добыча – мясо и растения – сами падали к её ногам, и она не отвергала дары, а щедро делилась ими со всеми. Её потомки заселили землю и прогнали поганых травоядных крепышей с большими надбровьями. Её потомки были прекрасны.

     Сон двадцать третий
  В городе Нинсурте был переполох: местный знаменитый астроном заявил, что близится всемирный потоп. Сначала его подняли на смех. Но потом и так частые землятрясения стали почти постоянными. Мэр города, господин Утнапишти и глава местного исследовательского центра, господин Уршанаби созвали совещание умнейших людей города, чтобы решить, как им спастись. Предложения были разные: например уйти под землю, или переселиться в околопланетное пространство на искусственный спутник их планеты. Решили другое: лететь на голубую планету Маир. Стали прикидывать, сколько людей возьмёт космический корабль. Выяснилось: спасутся максимум не больше тысячи людей. Созвали всех молодых и зрелых мужчин и женщин и кинули среди них жребий. Оставшиеся и счастливчики долго плакали и обнимались друг с другом, не зная, чья участь легче. Потом строили корабль. Потом снаряжали его всем необходимым: провиантом, воздухом, водой. Голубая планета Маир манила изобилием и того, и другого, и третьего, но коварные микробы могли всех погубить.
  Настал день отлёта. Красная пустыня полностью заволоклась пылью. Океан колыхался, как студень на блюде, и это были уже не приливы, а явные приметы всемирного потопа. Был дан старт. Ракета свечой взлетела в небо и затерялась между звёзд. Это был великий день.

      Сон двадцать четвёртый
  Люди жили, как жили: пасли свои стада коров; дрались друг с другом ради забавы каменными топорами; и оттачивали изредка бронзовые топоры на всякий случай: Вдруг придёт враг? И враг пришёл: из-за далёкого большого камня пришли люди-кеты в бронзовых доспехах и с бронзовыми топорами-кельтами. Они прошли огнём и топором пол лесной земли, всё сметая на своём пути.
 Плакали дети и женщины, а мужчины готовились к бою. Часть предателей переметнулась на службу врагам. «Чёрт с ними!» - подумали старейшины и собрали дружину. На льду озера под названием Ильмень из которого вытекает река под названием Волхов встретились два войска. Битва была кровавой и жестокой: ни один противник не хотел быть побеждённым. Воинов-кетов было не так много, но им служили однокровцы-предатели и дикари-фины. Пало много славных воинов. Мало осталось живых, и кто победил – так никто и не понял. Воины-кеты ушли обратно на великую реку, чей приток они назвали Цной. Единокровцы-предатели заселили часть земель своих бывших соплеменников. Дикари-фины пошли в бурный рост и вскоре вовсе вытеснили с великой реки молодцов с каменными топорами. Началась новая эпоха – эпоха железа.

           Сон двадцать пятый
Я изучал историю.
Я изучал археологию.
Я изучал физику.
Я изучал литературу.
Одного я так и не изучил: женского тела; пядь за пядью; сантиметр за сантиметром; от клитора до сосков; от сухости до обильной влаги.
Кто я после этого?
Выкидыш!
У меня нет детей.
У меня нет жены.
У меня нет семьи.
Я всё знаю, но ничего не могу. Если я что-то и могу, то это описать на бумаге свою страсть, свою нерастраченную сексуальную энергию. Ночью мне снятся кошмары, потому что я учёный. Но днём мне снятся женщины, стройные и пышные, высокие и миниатюрные, фигуристые и спортивные.
Женщины!
Помните обо мне!