Полозья

Лицемерны полозья саней, раздражаясь неровностью снега,
Вопреки обходным долгоногим широким шагам.
За спиной — человек. Он сидит за спиной человека.
Впереди — постраничная память, дубленка и первый оскал.

А пока из колючего знаю я только снежинки,
И большой не по шее по телу протянутый шарф.
И усы с небольшой бородой впереди на тропинке.
Ты иди впереди. Ты иди. Я иду по пятам.

Я иду. А точнее — я просто сижу, в беззаботное небо
Протянув, как сачок, свой испариной красный язык.
И мельчайшие крошки зимы из колючего снега
Исчезают во рту, оставляя лишь привкус воды.

И совсем не колючие — так, просто капли на нёбо.
Может, были на небе чужими — замерзли они?
Оттого остромордые падают донельзя бело
И неровно ложась в лицемерных полозьев следы.

И тогда, вспомнив вдруг, что и шарфа подрукость
Мягким умыслом стелется в кожу не хуже кота
Да и кот, замурлыкав в стеклом ограненную стужу
Сам подножил в подушечек ножны
                остроколкие стражи хвоста.

И тогда я не понял — куда же
Пропадает вся колкость когтей?
И шарфов, что нам бабушки вяжут?
И снежинок в ночной пустоте?

Не имея усов и бородки,
Я спросил у того, кто имел:
— Неужели и это когда-то
Пропадет? Растворится в воде?

Неужели исчезнут полозья?
Ведь и острые тоже они,
Разлинованной россыпи белой
Опрокинутые ножи?

— Ничего не исчезнет, ну что ты!
Я усы с бородой передам.
И возить также будут кого-то
Поутру, проклиная снега.