Свидание с Чукоткой

Посвящается  моему  самому  доброму  другу  Василию  Романовичу  Федине.

Кто  сказал, что  здесь  задворки  мира?
Здесь  любить  умеют  до  конца
Как   в   произведениях   Шекспира
Добрые  и   верные   сердца!
                Неизвестный   автор.

Мы  ещё  не   скоро  облысеем,
Позабудем  о  былых  боях,
Бурные  закончим  одиссеи
В  тёплых  субтропических  морях.

А  пока  с  тобой, бродяга  Север,
Первым  встретим  пасмурный  рассвет,
Сокрушаясь  вновь, что  Витус  Беринг
Плыть  не  запоздал  на  триста  лет.

Командор  не  зря  спешил   и  помер,
Совершая   свой  великий  труд,
Именем  его   назвали  море,
Когда  мы  помрём,  не  назовут.

Ничего, потужим, как  отслужим,
Утолим  тщеславие   и   спесь,
Наши  имена  присвоим  лужам,
Самым  грязным,  что  и  ни  на  есть.

И  к  чему  нам  эта  слава, Васька?
Ты  судьбу  напрасно  не  кори,
Благо,  златожильную  Аляску
По  дешёвке  продали  цари.

Да,  судьба  извилиста  и  мглиста,
За  спиной  огромная  Сибирь,
Нас  с  тобой, отнюдь  не  декабристов
Самолётом   шлют  на  Анадырь.
Времена  меняются  не  быстро,
А  Россия  та  же – дурь, да  ширь.

Слава  Богу, тяжкий  путь  кандальный
Не  пришлось  ногами  испытать,
Только  жаль, что  этот  чёртов  лайнер
Не  смогли   в   Японию   угнать.

А  теперь, конечно, поздно  драпать,
Кто  назад  задаром  повезёт?
И  пошли  на  землю  мы  по  трапу
Словно  Пугачёв  на  эшафот.

Здравствуй, незнакомая  планета,
Сырости  и  холода  союз,
Слишком   широко  легла  по  свету
Наша  не   совсем  Святая  Русь.

Да, Чукотку  метром  не  измеришь
И  поймёшь  не  скоро, может  быть,
Но  увидишь, и  с  трудом  поверишь
В  перспективу  как-то  здесь  прожить.

Сказочно  убогая   природа,
Ярких  красок  нет, полутона,
Но  хандрить  не  стоит, на  три  года,
Мать  она  и   мачеха  она.

Край  чукотский  надо  вам  признаться,
Непригляден, нелюдим  и  хмур…
Здесь  летает  чаще  СУ-15 ,
Чем  крылатый  баловень  Амур,
Очень  сильно  не  хватает, братцы,
Пива, женщин, овощей  и  кур.

Генералы, жирные  вояки,
Строят  дачи  где-то  под  Москвой,
А  у  нас  собаки  да  бараки,
Весь  расклад, и  хочешь  волком  вой.

Дураков  не   всех  война  убила,
Ты, Василий, погляди  вокруг,
Тем, в  лампасах  бы  начистить  рыла,
Но  опять  народу  недосуг.

Недосуг, а  это, Вася, значит
Правды,   как  и  не  было, и  нет,
Вновь  кому-то, где-то  строят  дачи,
Нам  в  подъезде – общий  туалет.

Каждому  своё, какие  споры,
Для  кого-то  – Ялта  и  Кавказ,
Ладно, наше  Берингово  море
Глубже   моря  Чёрного  в  сто  раз.

Сожалеть  уже  о  прошлом   поздно,
Оба  не  из  маршальских   семей,
Но  у  нас  в   погонах  тоже  звёзды,
Маленькие,  да   зато  честней.

Пусть   они   горят, горят   не  гаснут,
Звёздочки  вручили   не  зазря…
Заплутало  где-то   наше  счастье
В  этих  неприветливых  краях.

Мы  по  тундре  много  истоптали 
Валенок, ботинок   и   унтов,
Помнишь   городок   на  Даугаве,
Нашу  крепость, первую  любовь?

Вместе  с   киселём  курсантским  пропил
Молодость  беспечную  свою,
Что  осталось, Угольные Копи ,
Вам  за  два  оклада  продаю.

Хватит  грусти, будет  отпуск, Вася,
Руки  на  уставы  положа,
Порасскажем  разных  дома  басен
Про  свою  охоту  на   моржа.

Не  свалившись  от  вина  и  водки,
Окосев,  откушав   помидор,
Наплетём   такое    про  Чукотку,
Что  не  знали  сами  до  сих  пор.

За  враньё  нас, Вася,  не  осудят,
Пусть  посмеют  только  осудить,
Ведь  не  станем  как  «большие»  люди
Баснями  родителей  кормить.

Постараемся   и  честь  по  чести
Старичков  любимых  угостим,
Красной  рыбы  привезём  поесть  им,
Рыба  ведь  не  флаг, всегда  в   чести!

Но  довольно, про  закуску, водку,
Этим  никого  не  удивишь,
А  потом, роман  с  такой  красоткой,
Раз  увидишь, и  три  дня  не  спишь,
Но, увы, куда с   ней   на  Чукотку?
Ей, Василий, подавай   Париж.

Счастье – миг, об  этом  помнит  чётко,
И  каникуляр,  и  отпускник,
Снова, здравствуй, мачеха-Чукотка,
До  свиданья, мама-материк.

Но  ещё  до  отпуска  далече,
Соберёмся  как  всегда,  без  дам,
Души  доброй  жидкостью  полечим ,
Что  поставил  дружеский  Вьетнам.

Эх, Чукотка, нищенка  Чукотка,
Извини, родная, без  обид,
Ты  отдашься  за  бутылку  водки,
А  ещё  охотнее   за   спирт .

Переломка   или  перестройка
Для  тебя  оно  одно  и  то  ж,
Как  была  помойкой, и  помойкой
Так  же  вот  безропотно  помрёшь.

Наплевать  с   высокой   колокольни 
На  беду, разруху   и   позор,
Квартиранту   никогда   не  больно
За  случайный  постоялый  двор.

Впрочем, разговор  подобный  вреден,
И  к  чему  впустую  говорить?
Поживём, послужим  и  уедем,
А  она  пусть  мёрзнет  да  горит .

Что  Чукотка, угол   дальний,  тёмный,
Край, привыкших  ко  всему  людей,
Глянь,  Отчизна  нищенкой  бездомной
Стала  под  рукой  гнилых  вождей.

За  бугор  линяют  эмигранты
Тот  Иуда, этот  иудей.
На  Руси  мы  нынче   квартиранты,
В  рабстве  у  продавшихся  вождей.

И   куда  тут   лезть  в  дела  большие?
Много  думать, да  недолго  жить,
Раз  своих  проблем  не  разрешили,
Выпьем, брат, за  то, чтоб  разрешить.

Пусть  фортуна-шлюха  изменила,
Не  помрём, поналомаем  дров,
Мир  всему  что не было и было,
Мир  Вам, безответная  любовь.

Извини, от  сырости  закисли
Чувства   слишком   пылкие  мои,
Глупо  вспоминать  про  декабристок,
Никого  сюда  не   заманить.

Прошлое  уйди, и  будь  что  будет,
А  сегодня  нечего  грустить,
Доброго  пути  хорошим  людям,
А  недобрым – скользкого  пути.

Ничего, пока  жива  Рассея,
Худо  ль, бедно  тоже  проживём,
Мы  ещё  нескоро  облысеем,
От  вина  нескоро  окосеем,
И  потом,  когда-нибудь  в  музеи
Старые  фуражки  отнесём!
август 1990 года. Чукотка, посёлок Угольные  Копи.