Версия

Вступление.
 
Вселенная - как хороша,
И как загадочно красива.
Мы смотрим в небо - раскрывается душа,
Мы смотрим в душу - видим в ней светила.

А сколько там неведанных миров.
Попрятались в созвездия планеты,
Как бы хотелось больше знать об этом,
И чувства выразить нам не хватает слов.

Не надо слов. Повсюду, вокруг нас,
Такие же галактики, миры,
И жизнь вовсю бурлит, как и на звёздах газ,
Природа рассыпает под ноги дары

Не важно, большой взрыв ли это был,
Или вселенную создал всевышний.
А вот о чём пищат в подвале мыши...
Наверно, человек когда-то знал, ну а потом забыл.

О чём щебечут птицы за окном?
И что своим хозяйкам говорят коты?
Что видит пёс, забывшись сладким сном?
И злятся ли, когда их рвут, цветы?

Что означает пение сверчка?
Что чувствует паук, протягивая нить?
Мы можем, только лишь, предположить,
Но никогда не будем знать наверняка.

I

Когда-то, может быть совсем недавно,
А может быть совсем уже давно,
В стране, по нашим меркам, очень странной,
Название которой не приведено,

Жил-был паук, бездетный, одинокий,
Ловил, кто попадётся, пил их кровь,
Ходил в носках - всё время мёрзли ноги,
Вязал их сам, из крыльев мотыльков.

Почти ни с кем, в округе, не общался,
Был замкнут и, при встречах, не речист,
Зато лихим охотником считался,
Идейно выдержан и уголовно чист.

Не молод, но совсем ещё не старый,
Хотя подростки говорили в след: "старик",
Он провожал их взглядом добрым и усталым, -
Немного обижался, поначалу, а потом привык.

Участвовал в войне седьмого года,
Был ранен (крайне повезло), легко.
Смекалкой и умом не обделён природой,
Но в обществе прослыл ужасным простаком.

И дослужившись до полковника, (похвально!)
Когда честь не в чести, а веры нет,
Он понимал и совесть, и мораль, но,
Что нереально изменить весь этот свет.

Жил в родовом гнезде, вполне, надёжном,
Ни беден, не богат, не злыдень, ни герой,
Жизнь, в сущности проста, хотя и невозможно,
Чтобы всё было так, как хочется порой.

II

По вечерам, посасывая муху,
Смотрел, в сети, про спайдермена сериал,
Посмеиваясь гаденько и сухо,
Себя он круче Паркера считал.

Вздыхал, всё досмотрев. Размявши чресла,
Выуживал из ящиков носки,
Надев их и, с тоской взглянув на кресло,
Шёл проверять ловушки и силки.

Всю ночь он ползал по своим угодьям,
Плёл сети, мух, попавшихся душил,
Чуть свет, усталый, но собою гордый,
С трофеем на спине, домой спешил.

Добытчик, но никто ведь не оценит,
Не скажет: "в добрый путь", не встретит у дверей:
На то, семья - от мыслей панацея.
Любимая жена и полный дом детей.

Паук, всерьёз, задумался о свадьбе:
"Не век же мне мотаться бобылём.
Кой-что в кубышке есть, хозяйство и усадьба... 
Но для кого? И для чего мы здесь плетём?"

Пока мизгирь раздумывал о вечном,
Шло время: утро, плавно, день сменил,
И вот уже не за горами вечер,
А там, приход и царствие луны.

Луна.

Давным-давно, да так, что некому и вспомнить,
Луна была одна, сама и по себе.
Летала по вселенной, безграничной тёмной,
От света к свету, от звезды к звезде.

А больше, в общем-то, заняться было нечем,
Но скучно, совершенно не было Луне,
Ведь этот звёздный путь, бескрайний, бесконечный,
Устраивал её всегда, вполне.

Она была как дьявол, по-ангельски прекрасна,
И звёзды, иногда, кричали ей во след:
"Не улетай, останься, давай кружиться в вальсе",
Луна же, неизменно, отвечала: "Нет".

Не то, чтобы зазналась иль набивала цену,
И не характер свой хотела показать,
Но ничего дороже свободы во вселенной
Нет. И её Луна боялась потерять.

Она летела. Всё летело, как и прежде,
Сжималось время и пространство, но не суть,
И вот однажды, где-то вдалеке забрезжил,
Свет Солнечной системы - Млечный путь.

Луна вздыхала тяжело: "периферия",
Уже ей жёлтый карлик предлагал,
Вращаться вместе в этом скучном мире.
Махнула лишь рукой, чтобы отстал.

И продолжала путь, подставив спину свету,
Парсеками отмеривая звёздные поля,
С разбегу проскочив две первые планеты,
На очереди третия - Земля.

Земля лишь просыпалась - недовольна, крайне.
Молоденькая девушка, красавица, умна,
Но солнце обжигало, словно соль на свежей ране,
Ей нужен зонтик, тент иль, может быть, стена.

И вдруг, на краткий миг, настало облегченье,
На Землю мягко опустилась чья-то тень,
Луна, сама, не ведая, устроила затменье,
Неся в себе, прохлады нежной, сень.

Земля с Луной тихонечко заговорила,
По-своему, с умом и хитрецой:
"Тебя я сразу всей душою полюбила,
Не улетай одна, возьми меня с собой.

Мне здесь не жить - меня сжигает это солнце,
Ну, прояви же милосердие, ответь,
Ты улетишь сейчас и больше не вернёшься,
И обречёшь меня на медленную смерть.

Ты только подтолкни меня, под бок, немного,
Чтоб я смогла с орбиты соскочить,
И полетим с тобой космической дорогой,
И будем вечно в бесконечности парить."

Луна решила, что нашла себе подружку,
Приблизилась легко, как в танце, на балу,
И угодила в гравитационную ловушку -
Земному притяжению попала в кабалу.

Заплакала Луна, но было уже поздно,
Застряла, слово быстроходный клипер на мели.
И та, что не далась могущественным звёздам,
Навечно стала спутником Земли.

Проходят годы, но Луна никак не перестанет,
Избавиться пытаться от земных оков,
И так старается, что даже воды в океане,
Выходят из привычных берегов.

IV

Ах, кстати, о луне, ведь есть же средство,
Как и она: бела, кругла, полна,
Совсем неподалёку, по соседству,
Есть домик и в нём женщина одна.

В соседнем доме обитала паучиха.
Она была "весёлая вдова".
Весь божий день танцульки, смех, шутихи.
О ней шла нехорошая молва.

Но, тем не менее, весь цвет мужской, паучий,
Лишь только рассветёт, уж у неё,
Не зная ни забот мирских, ни кручи,
Отплясывает, а вдова поёт.

Хмельная кровь течёт в столах рекою,
И дамы говорили, будто бы она
Колдунья, но скорей всего покоя,
Им не давало, что вдова была вольна.

Герой наш слышал о совсем другой картине:
Вдова, хоть и вертелась в золотой пурге,
Была в долгах, как муха в паутине.
Гадала всем, за чаевые, по ноге.

Расчёт его был полностью понятен,
Как говорится: "парень без затей",
Он ей долги и дальше жизнь оплатит,
Она ему родит полста детей.

V

Паук стал собираться на свиданье,
Связал из бабочек чернущий фрак,
И, прицепив на шею ленточку с медалью,
Решил: "Луна в прибытке - мне хороший знак."

И только лишь забрезжило с востока,
Сорвался, словно толстый шмель с цветка.
Приехал, даже чуть пораньше срока,
Пришлось гулять вблизи особняка.

Когда же стали собираться гости,
Немного обождав, стремглав, зашёл.
Представился и быстро шляпу сбросив,
Стал ждать хозяйку, не садясь за стол.

А за столом уж резались в макао.
Зелёное сукно, поскрипыванье карт,
Снованье слуг, с подносами бокалов,
Густой, висящий в воздухе, азарт.

Паук смотрел на них заворожённо.
И мысли странные стучались ему в дверь:
"Они живут, а я как прокажённый,
Но по-другому будет всё теперь".

Задумавшись и жизни строя планы,
Не сразу и заметил кавалер,
Шуршание хитина, словно жарятся каштаны,
Прикосновенье педипальп и хелицер.

VI

А паучиха то была красотка,
Все, в восхищении, взирали на неё,
Округлое брюшко, вразвалочку походка,
И острый коготок по полу бьёт.

Её глаза (все восемь) излучали,
Лазурь морей, тепло родной земли,
И грусть, как и у тех, кто на причале,
На волю отпускает корабли.

Они прожили с мужем лет пять, вроде,
Детей бог не дал, что, конечно, жаль,
Потом война и он погиб на южном фронте,
А ей прислали, лишь, посмертную медаль.

Паук с хозяйкой встретился глазами,
Ему почудилось, что в зале грянул гром.
Он вспомнил о войне, о детстве и о маме,
Она о муже, об отце и, просто, о былом.

-"Полковник! Я вам несказанно рада,
Нечастый гость, точнее в первый раз.
За это полагается награда:
Для вас исполню лучший свой романс".

-"Послушайте мадам, ведь я по делу.
Мне переговорить бы с вами, визави", -
Вот так неловко, крайне неумело,
Вояка начал объяснение в любви.

И дальше продолжал всё так же рьяно,
Оставшись со вдовой наедине,
И раскрывая ей свою программу,
Рапортовал, как будто на войне.

Она, в волнении, покусывала губы:
-"Хотите погадаю вам, мой друг?",
Плохого в этом ничего не будет. "
"Конечно", - отвечал ей наш паук.

Судьба.

Что может вылететь, сгорев дотла, в трубу?
О чём поведают монеты, если их подбросить?
Мы всё пытаемся узнать свою судьбу,
Хотя в неё не верим, если нас об этом спросят.

Какие тайны открывает нам колода карт?
Что можно разглядеть в пустой ладони?
Зачитанный до дыр толстенный сонник,
Горит в огне, разогревая наш азарт.

Грядущее в кофейной гуще показалось?
Ромашки, зеркала, воск от свечи.
И что же нам, несведущим, ещё осталось?
Наверно, знает Бог, но он, как сыч молчит.

Возможно, хоть кукушка пропоёт без фальши,
Или под пытками всё выложит барания лопатка,
Без знания на свете жить не сладко,
И как, вообще, возможно жить, не зная, что там, дальше?

VIII

Гадала, как письмо писала Гименею,
Водила коготком по линии судьбы,
С секундой каждой становясь бледнее.
-"Мадам, в порядке всё? Белее мела вы."

Вдова задумалась и на мгновенье,
Паук увидел смерть в её лице:
Растерянность, а также удивленье,
Такие же, как и у всех в конце.

Он насмотрелся этого на фронте,
И хоть прошло уже немало лет,
Война опять маячила на горизонте,
Нигде-то от неё спасенья нет.

А пауза, немного, затянулась,
Но тут полковник вышел молодцом:
"Нога моя вам, видно, приглянулась,
Не видите ли вы на ней кольцо."

Хозяйка привела в порядок мысли, -
И линии судьбы способны лгать,
Сомненья, те, что мучили и грызли,
Решила воле случая отдать.

-"Я соглашусь на ваше предложенье,
Но только, лишь, с условием одним,
Вы выполните просьбу, сударь?" - "Без сомненья."
-"Ну, что ж, тогда поговорим."

IX

"Когда я была маленькой девчонкой,
И паутины даже не плела,
А оплетала листья смехом звонким,
Ни горестей не ведая, ни зла,

Мне встретилась зловещая старуха,
И были сказаны пророчества слова,
Как прилетит однажды жестяная муха,
Лишит покоя и сведёт меня с ума.

Поэтому я пью и развлекаюсь,
Чтоб затуманить в будущее взор,
Поэтому и дети не рождались,
Чтобы не видеть матери позор.

Недавно эта муха прилетела,
С желаньем славу и почёт стяжать.
Блестящее, как солнце, золотое тело,
И когти, словно лезвия ножа.

Она бесчинствует в моих владеньях,
Средь бела дня калечит слуг и режет скот,
Крушит ограды, словно бы крошит печенье,
А паутину, как бумагу рвёт.

Я слышала, что вы искусный траппер,
Поймаете обидчицу, я подпишу контракт.
Тогда, богатства и добра на нас обоих хватит,
И слов моих, вот подтвержденья знак."

Слезу скрывать, на этот раз, не стала,
Ему на ленту прицепив фамильный крест,
Как на параде паука расцеловала.
Ах, как красив был этот жест.

X

Домой вернулся за полдень полковник,
Растроганный и встречей вдохновлён:
Наказ вдовы, конечно, он исполнит,
Да он, в конце концов, для этого рождён.

Он проштудировал пособия и карты,
Разглядывал картинки, как когда-то встарь,
Кричал, в текст тыча пальцем: "Факты! Факты!"
Откуда ж прилетела эта тварь?

Хотя, откуда и куда неважно,
А важно, зла остановить разгул,
"Поймаю и убью!" - сказал он дважды,
И этим успокоенный, уснул.

Семь дней паук вязал и ставил сети,
Всё бесполезно - муха не далась.
Влетала, словно ураганный ветер,
Рвала и убиралась восвоясь.

Воспользовавшись мудрости советом,
Себе сказал не унывающий, герой:
"Побуду-ка недолго Магомедом,
А муха будет для меня горой."

XI

Разведка доложила: в эту среду,
У мухи день рожденья и она,
На рынок быстро сходит до обеда,
И будет дома, но вот только не одна.

На юбилей свой позвала чертовка,
Полсотни, уж как минимум, гостей,
По большей части, это мелочёвка:
Жуки, две бабочки, ещё штук десять тлей.

Кузнечик, тараканов пара, блохи,
Попозже, будет старая пчела,
Но та, совсем уж, на последнем вздохе,
Чуть в прошлый год ещё не умерла.

Почётный гость - какой-то принц со свитой,
Ну это уж для важности ея.
Что бы у этой деревенщины немытой,
Был, самый настоящий, принц в друзьях?

И потирая, в нетерпеньи, лапы,
Паук придумал очень дерзкий план,
Как проползёт в дом к мухе тихой сапой.
Осталось до среды сплести аркан.

Верёвочку покрепче бы хотелось,
Но всё потратил на бесплодный лов,
"Потехи час прошёл - теперь за дело",
И стал вязать удавку из носков

Полковник недовольно супил брови,
Среда лишь послезавтра, очень жаль,
В душе своей, паучей, жаждал крови,
Вязал и всё смотрел на календарь.


Календарь.

Часы идут, меняя дни,
И день за днём проходят годы,
Печали, горести, невзгоды,
Всё календарь в себе хранит.

Ещё дни праздников, побед,
Дни радостей, любви, рождений.
Но нет в нём памяти для лени,
И для покоя места нет.

Ему без разницы: среда,
Суббота или воскресенье,
Он не имеет предпочтений,
А сохраняет навсегда.

Что на дворе: июль, январь?
Мгновенье каждого восхода,
Любые прихоти погоды,
В себя заносит календарь.

Исчезновение миров,
Крушенье государств, империй,
Находки наши и потери,
Всё календарь хранить готов.

Размер, масштаб, величина,
Всё одинаково и важно,
Взлетит ли где-то змей бумажный,
Иль грянет на земле война.

Теченье времени презрев,
Лишь наблюдает, но не судит,
Даёт узнать о том, что будет,
На то, что было посмотрев.


XIII

К полудню, в среду, муха шла с базара,
За нею три носильщика-сверчка,
Несли огромную трубу для самовара,
Сам самовар и чая два мешка.

По улице вышагивала гордо,
И вспоминала, глядя свысока,
Как чуть живая приползла из города -
Разодранные крылья, мятые бока.

Её приветил муравей-отшельник,
Изобретатель, врач и инженер.
Чудак для местных, дурачок-бездельник,
Страшилка для детей, плохой пример.

Он подобрал и воссоздал из пепла,
Переодел в металл и закалил,
Больную муху проведя сквозь пекло,
Пока лечил, всем сердцем полюбил.

Она ж, как только вышла из наркоза,
Взаимностью ответила ему.
И наяву, случается, бывают грёзы,
Возможно видеть сны и наяву.

Роман был бурным, как в жару ненастье,
Она цвела, он на руках её носил,
Пытаясь оградить от всех напастей,
Усовершенствовал, по мере своих сил.

Он лучшую свою писал картину,
Вокруг не замечая ничего.
И муха, как-то раз, придя из магазина,
Наткнулась на бескровный труп его.

В отчаяньи, выламывая лапы,
Рвала на части паутины нить,
А за окном, как слёзы, дождик капал,
И совершенно не хотелось жить.

Зачем он окрестил её богиней,
И сам был богом, скульптором, творцом,
Но видно, боги смертные отныне,
Пред восьмипалым крестоносцем и жнецом.

И жжётся, превращая сердце в камень,
Огонь внутри и раскаляет тела жесть.
Что остановит, душу поедающее, пламя?
Лишь смерть его погасит или месть.


Любовь и смерть.

Любовь и смерть, как в пьесах, у Шекспира,
Друзья до гроба, лучше не сказать,
То любящее сердце, острая пронзит рапира,
То так и хочется, зачем-то, яд принять.

Бед и напастей, как репейник,
Цепляется к влюблённым тьма.
Коль не проткнёт клинком соперник,
Удушит страшная чума.

И стоит полюбить, как смерть уж кружит,
Над головою чёрным мотыльком.
Не странно, ведь любовь со смертью дружит,
Но только не с рассудком и умом

Женитесь люди, размножайтесь,
Как завещал господь нам всем,
Но не влюбляйтесь, не влюбляйтесь,
И без того полно проблем.


XV

Он наблюдал, как собирались гости,
Как имениннице желали долгих лет,
Паук смеялся, а внутри кипел от злости:
Когда ж начнётся, наконец, обед?

Внезапно к мухе подошла служанка,
И быстро в ухо зашептала ей,
Он плохо слышал, было шумно - жалко,
Но понял: задержался кто-то из гостей.

А может это для других уловка,
Чтобы в глазах значительнее стать.
Вот стрекоза, вот божия коровка,
Вот жук-могильщик - принца не видать.

Тем лучше для него, и так уж уйма,
Народа всякого набилось к мухе в дом,
Когда рассаживались, не было ни дюйма,
Свободных мест за праздничным столом.

По центру самовар пыхтел и ухал,
Букашки разливали, пили чай,
"На муху тоже может быть проруха",
Паук достал аркан из-за плеча.

Шумели насекомые и тосты,
В честь именинницы, как чай, текли рекой,
Не долго ей осталось до погоста,
Паук завис над самой головой.

Часы пробили два часа за полдень,
Казалось, лапу протяни и главный приз,
Переложив удавку поудобней,
Полковник сосчитал до трёх и прыгнул вниз.

Конец.