Например, Третьяковская

Театр начинается с вешалки,
Искусство - с повешения.
Все начинается с вешалки,
Например, Третьяковская,
Превосходство высокого.
И я с чувством высочества
Хочу высмеять творчество,
Но нахожу отражение 
Даже в искусственном.
Повседневность искусства,
И нет вкуса от вкуса,
Постмодерн в Иисусе,
Инфантильность укуса,
И плевок мой педантский,
Через век - Ниагарский,
Через день - просто пустошь.
Этот вакуум чувства,
Эти лица вокруг,
Где в каждом фрагменте,
В каждом образе
Чрево смерти.
Да, она вошла в вечность
Как самая искренняя из искренних,
Как истина, обросшая листьями,
Осознавшая, что она истина.
Пейзажи, как много пейзажей!
Но я смотрю на безысходность,
Потому что у грусти есть жажда,
Грусть слаще клевера.
Я ее потерял:
Засмотрелся на всадницу
Конъюнктурного апокалипсиса.
Я взял ее за талию,
Вначале, конечно, пригласил бы на танец,
Судя по всему на последний.
Скрюмир, это я твой наследник,
Ведь моя мысль бежала
От неведомых далей до осмысленных далей,
Рисовала зигзаги - продолжение далее… 
И моя следующая мысль сорвалась:
Я в отражение картины опять увидел ее.
И для раны, нанесённой притворством, это было как йод.
Отражение рябило -
Это нервный тик жизни,
Я в стихе выращиваю рябину,
Чтобы алые ягоды омыли могилу,
Могилу всего, что изобразилось.
Жизнь и смерть в параноидальных объятиях - 
Вот почему я люблю эти роскошные платья,
Которым предаст особый блеск вода.
Мышка спаслась, но спасение - обман,
Вымысел чистого разума,
Наивысшая недосказанность.
Все подвластно сюжету:
Княжна могла улыбнуться,
Девушка слева сбежать с картины -
Это в духе современности,
В духе надменной силы.
Любой выбор - акт насилия,
Оно вездесуще, всевидяще и всесильно,
Но будьте оптимистами.
Кстати, не напоминает ни чью характеристику? 
Мне нужно подумать
В пустыне: там великие мысли остынут,
Там и слёзы могут стать угощением.
Видоизменение трагичного  - это стиль совершенного.
Я бы нашёл общий язык с Неизвестной,
Да я сам для себя неизвестен.
Отыскал эмоции жемчуг,
Чтоб на душу нацепить ожерелье.
Она и так разрисована гжелью,
И я ее чту подсознательно
Как носителя тайного знания
Где-то на двести гигабайт.
Оно - это когда на плечах карлика стоит гигант.
От ассоциативных нишей
Перехожу к наивности мишек.
Как мне нравится эта наивность,
Такая сладкая, как безвыходность милая,
Я ее уже потерял,
Но нашёл драматизма бриллиант.
С разных сторон его ощупывал,
Тянул к нему эмпатии щупальца,
Схватил бездонность человеческой жестокости,
Ее торжество, ее шествие, ее зодчество,
Но я не к ней - к состраданию на ваше высочество.
Все замерло, передо мной все замерло,
Смысл упал замертво -
Я это предчувствовал заранее.
В коллекции муз обителей
Я терпеть не могу торжество победителей,
Аплодисменты гибели забыты так скоро,
Моя муза подчинена мировой скорби.
Ей придаётся и демон.
Почему он благороднее человека?
Созерцание обречённости - мой домен,
Любая интерпретация - помеха,
Немое восклицание украсило лицо:
«Продолжайте воспевать близость к Богу,
Уходя от него».
Эволюции красок и впечатлений - смежные,
Становятся более перемешаны,
Я боготворю нежность,
Особенно на пороге неизбежности.
Медведь в спокойствие прилёг,
Не зная этимологии слова «порок»,
Нож рядом с персиками выглядит невраждебно,
Даже у могильного креста есть надежда.
Преемственность образов,
Их путь неуловим,
В каждом подобии я вижу кляксу любви,
В каждом человеке вижу перспективного призрака.
Провозглашая себя принцем лирики,
Смотрю на искусство и понимаю все винтики,
Ничто не ускользнуло, ни одна вибрация.
Я, как любой творец, иллюстрирую иллюстрации.
Игра внутренних осмыслителей.
Кто оброс резонансом?
Структурировать хаос
Да и я рад стараться,
Бойня на основе взглядов, бойня на основе принципов,
Я не принцем, а пастухом лирики готов быть в принципе.
Мир - приют сумасшествия,
Воспалённых обугленных грёз,
Но я все, что можно представить,
Могу воспринять всерьёз,
Например, то, что этого не существует.
Незнание - вот наш небосвод,
Но если пофантазировать,
То я опускаю восход.
Вот время пришло расставаться,
Уходя из Третьяковской, мои ощущения в пыли.
Я верю в возможность, где любви клякса
Упадёт и закроет собою историю человеческой нелюбви.


Рецензии