Возврата нет

Ода
1.
Кто в небо поднялся однажды,
ему не забыть никогда
тот взлёт, безусловно, отважный.
Становится ближе звезда
и солнце сияет приятней,
луна серебрит мне крыло,
и выглядят зори опрятней.
На небе и ночью светло.

Душа одержима полётом
по сфере небесных высот.
Я был настоящим пилотом,
водил в облаках самолёт –
Як-сорок, не лайнер, но всё же
он был реактивный конёк –
пилотам по нраву. Похоже
и в нём пассажир видел толк.

На нём рассекали по трассам,
маршрутами в строгих горах.
Меня величали все асом,
не знающим, что, мол, за страх
вселяет гроза над горами
и тряска в весенних ветрах.
Со смертью мы в прятки играли.
Быть в играх какой может страх?!

Нас время списало на землю,
оставили светлый штурвал.
Я жизнь и Поэта приемлю
и много чего повидал:
Ташкент и Казань, и Саратов,
над Волгой, над Обью летал.
В объёме пилотское братство
надёжное в сути познал.

Тайга открывала узоры
речных поворотов, озёр.
Колпашевцев тёплые взоры
все помню с тех давних я пор.
Они вдохновляют поныне,
я им благодарен за то,
что люди в морозах иные,
душевное греет тепло.

Алтайские горы, Белуху,
Телецкое озеро днём.
И слышал дефект я по слуху,
по песне турбины в самом
движке под капотом, в полёте,
сниженье, посадке с прямой.
Вы зря надо мною смеётесь,
я всё рассказал с прямотой

Поэта пилотского чувства
на крыльях, взлетающих ввысь,
где гроз непредвиденных буйства,
и в этом пилотова жизнь.
Её продолжаю искусством –
увидеть Поэзию лет,
где воля и честность куются,
возврата, жаль, к прошлому нет.
2.
Ли-два, как я, давно уж списан.
Пошёл на переплавку он
и рваться уж не будет в выси,
сгодится на металлолом.

Когда-то был он первоклассным
воздушным лайнером страны,
надёжным, в меру безопасным,
участником большой войны.

Обслуживал он партизанов,
патроны, раненых возил.
А до войны он место занял
полярника в торосах льдин.

С него я прыгал с парашютом
в учебном центре – Бузулук.
На Севере морозно-лютом
мы не испытывали мук.

Всегда Ли-два готов на вылет,
регламент выполняя в срок,
где водка на морозе стынет,
где нет погоды для сорок.

Ли-два взлетает по приборам,
ложится на расчётный курс,
идёт с пологим, но набором,
испытывая лёгкости искус.

Два двигателя беспрерывно
инерцию полёта бдят,
винты трёхлопастные дивно
круги прозрачные винтят.

Винты, вращаясь в унисоне,
надёжно тягу создают,
и вот уже на эшелоне
в кабине и в мороз уют.

Создали “печки” бортовые.
Под нами океан во льдах,
где ветры дуют пурговые
и свой рассеивают страх.

Летим на Полюс мы Земли
и трактор на борту везём,
чтоб ветры нас не замели,
торосы с полосы снесём.

В ремонт летали мы в Минводы
из Тикси через Воркуту.
Менялись резко небосводы,
Юг полыхал во всю в цвету.

Обратно мы летели с грузом,
с букетами живых цветов,
чем попадали точно в лузу
без всяких северных пантов.

Москве мы крыльями махали,
садились в Хатанге опять,
где ветры так и не стихали,
а вот и Тикси нас встречать

выходит женским персоналом:
супруги все своих мужей,
мы видим всех их у вокзала
с бетонкой рядом на меже.
3.
Учился в Барнауле я полётам
весенней раннею порой
под ясным светлым сводом,
неомрачённого грозой.

Як-восемнадцатый освоил,
на нём же высший пилотаж.
Военкомат и мне позволил,
не поддаваясь на шантаж,

отбыть в красивый древний город
для продолжения наук –
летать курсантом. Статью гордый
нас принял светлый Бузулук.

Удачный год – я поступаю
в училище, в сибирский Омск,
к муштре солдатской приступаю
и навожу курсантский лоск.

Пятнадцать суток получаю,
что старшине по морде дал.
Устав до точки изучаю,
меня полковник оправдал.

Полгода мучили вояки.
Умчал нас в Сасово “Антон-
десятый”, чтоб взлететь на “Яке-
двадцатом…” Едрит-твою-батон.

Уж третий “Яковлев” по счёту
аж за два года у меня.
Узнать пришлось их по полёту,
в воздушном мареве звеня.

Всех “Як-одиннадцать” резвее,
на нём весь пилотаж – набор.
А “Як-двадцатый” всех новее,
учебные все на подбор.
4.
“Ан-два” – созданье века грусти,
как труженик больших полей,
где струи ламинарно льются.
С него становится видней
Земля, леса и перелески,
и сасовский изгиб реки.
Любви неординарной всплески.
О! как порывы те кротки.

Он “ниже низшего” летает.
Теперь давно уж отлетал.
Парашютистов всё ж бросает
в Аэроклубе, как мечтал.
Летал по санзаданью в крае
и пассажиров он возил –
гремело в нём ну как в сарае,
тем самым их он злил.

Я налетал на нём пять тысяч
часов небезопасных. Но
в туман и облако не тычась,
пейзаж менялся, как в кино.
“Ан-два” – история полётов
на малой высоте, друзья,
он долгожитель самолётов –
трудом отмечена стезя.
5.
Нас грозы терзали в полётах,
манила в объятья Земля.
Бесстрашие было в пилотах,
отвага в них тоже была.

Случались в полётах отказы,
на взлёте, посадке… Всегда
из нах выходили и сразу
в сердцах загоралась звезда.

И снова взвивались мы в небо.
Летели на Север, на Юг.
Не ради летали мы хлеба,
с тобою летающий друг.

Мы волю свою закаляли.
Себя не щадили друзья
и многое всё ж позволяли,
что делать нам было нельзя.

Гуляли весёлые ветры,
и нас обдували они.
Полёты в истории – ретро…
…подхода я вижу огни.

И, значит, расчёт на отлично,
закончен удачно полёт,
что было довольно привычно.
Собою гордился пилот.