Мятежный поэт

О тихой славе сладкий сон,
Несбыточен ли точно он?
К ней путь прохладен и тенист,
А не опасен и тернист:
Строчи стишки, пиши новеллы
И публикуй их то и дело,
И через многие года
Она найдёт тебя тогда.

Так слава тихая придёт
И на главу венком падёт.

А если нет – что за беда?
В том мало для тебя стыда:

Ты жизнь прожил в спокойной неге,
Нигде ничем не рисковал!
Сил не терял в безумном беге,
На лаврах чаще почивал.
Был гражданин всему послушный
И к бедам ближних равнодушный,
Не делал ставки на zero,
Не продавал своё перо,
Воспел природу и Амура,
Вписал себя в скрижаль культуры.
Ты был примерный семьянин
И благородный гражданин,
Ты не был никогда в бегах,
Был регулярно при деньгах,
И даже местная газета
Тебя упомянула где-то.

Но помыслы о тихой славе
Недолго тешили твой ум.
«Быть чем-то средним я не вправе» -
Таков итог мятежных дум.

И лень твоя сменилась ломкой:
Мечтаешь ты о славе громкой.
Читаешь кодекс самураев,
Ты стал задумчив и угрюм,
Рылеев, Гнедич, Чаадаев
Волнуют твой мятежный ум:
Тебе уже не «наплевать»,
И ты мечтаешь бунтовать.

И ты бушуешь день иль два,
Но утомишься ты едва,
Тебя влечёт назад постель
И ты задумался: «Уже ль?

Пристало ль мне во столько лет
Свой изломать нейтралитет?
Своим неистовым пером
Чинить кому-то там разгром?
И как бы после ненароком
Не вышло б мне всё это боком!
И где ж друзья для ратной сечи?
Иных уж нет, а те – далече».

Вкушая счастье бытия,
Ты мыслишь: «Не рехнулся ль я?»
Чего-то опасаясь ты
Уж рвёшь мятежные листы,
И кормишь бывшими стихами
Огня прожорливое пламя.

Всё то, что раньше душу жгло
Ушло, забылось, поджило,
И не волнует жизни зло,
Желанье буйствовать прошло.

Ты вновь берёшься за перо
Чтоб потревожить те же темы,
И рифмы щедро и пестро
Украсят новые поэмы.

«Вот это примет мой издатель!
Одобрит он наверняка!»
И пишет твёрдая рука:
«Онегин, добрый мой приятель…»

Но двадцать строф твоих трудов
Журнал печатать не готов.

«Давайте это всё проскочим
И их заменим многоточьем?»

«А гонорар?» - «Не пострадает!
Кассир все строчки сосчитает!»

«Ну что ж? Урезано творенье,
Осталось только подписать!

Не продаётся вдохновенье,
Но можно рукопись продать!»