Маяк

Он был чуть выше метров двух,
с сальными волосами и цветом как маслины
что прилипали ко лбу его постоянно, гаммами
словно Роршаха тест, всякий раз как он потел.
Его спальня была темна, пещерная тюрьма
в подвале дома, на самом дне,
отрешённая от комнат других.
Так гарантирована
секретность, прежде всего.
И защиту, в самом конце.
Мне раньше нравилось
быть поодаль от всего в его доме,
это означало, что я могу оставить его только себе.
Не позволять ему отвлекаться.
Но в последние дни,
я проклинала дистанцию
и тихонько молилась
чтобы земля ушла из под ног
и пристройка со спальней
приросла к основной части дома
в запутанном ритме раскопанных корней и тектонических плит.
Я молчаливо молила о землетрясении
так, чтобы гости слышали как он кричит.
Он пичкал свой нос целыми днями
кокаином и прочей смертельной ерундой
пока крылья носа не пачкались сахарной пудрой,
белой такой, словно цемент,
и кровоточащие язвы
что жёлто-зелёный гной извергают,
от того, что оживляет старые раны
он пути дыхательные себе сжигает.
Он мотался по комнате кругами,
в своей футболке прилипающей
к горячему телу в холодном поту,
и рыдал.
Плач, полный боли и ненависти
плач, от которого корёжилось его лицо
словно горшок на глиняном станке.
Он ударял себя по голове,
разбивая кулаки
о лоб и виски
пока его пальцы
облачённые дорогими перстнями
не оставляли сияющие следы на лице,
до крови.
Он душил меня своей кровавой рукой
прижимая к стене.
Его глаза мерцали, возвращаясь к жизни
как кинопроектор, работающий со сбоями
в чёрно-белом кинотеатре,
и до момента титров начальных,
он смотрел не переставая на пространство между моими бровями,
он слишком труслив, чтобы встречаться глазами,
и говорил,
«Я тебя, бля, ща убью».
И я поверила ему.
И я убрала его руку
со своей шеи достаточно нежно,
и обвила свои руки вокруг его головы
будто баюкаю новорождённого ребёнка
и гладила его по волосам
и шепча заверяла, что это всё абсолютно нормально
и он снова
зарыдал
как плачут Сирены
в предупрежденье всех морских кораблей.
Мы остались в кровати сырой от его слёз,
и костяшки его пальцев липли к простыням
от крови засохшей
свернувшейся
превратившейся в струп
и я лежала без сна пока он храпит
рядом из-за забитых ноздрей.
Я уставилась в потолок,
слишком боясь пустить скорую слезу
ведь даже незаметного движения
достаточно, чтобы достать из спокойного сна.
Пока спал, смотрелся красиво.
Как звезда голливудского фильма.
И с его настежь закрытыми глазами,
и криком Сирены больше не звучащим
из его вялого рта
в хозяйской спальне
отделённой от основного дома,
я стала маяком.
С тусклым светом, сияющим в глазах
с мужчиной в моих руках,
разливаю бензин подле башни.
Умоляя богов выпустить ярость свою
и наслать сильные волны
разрушить Калифорнийские холмы.
И земля рухнет
похоронив нас обоих в руинах.


-----------------------------------
Холзи // в поэтическом переводе Энн Легаси (вся пунктуация соответствует оригиналу)