Галерный блюз

Волной лилового султана
           туман окутывал по бёдра, северной земли изъяны –
о, эти гордые снега,
           припаянные к берегам,               
за льдами льды, торосами местами,
           дорогу Осудареву поили кровью и мечтами…

Галерный блюз с Петром ещё своё возьмёт;
           попёрхиваясь кофейком с колен встаёт,               
шестого чувства дребедень – глухая лень,
           "алмазы удить, как ершей" совковою лопатой,               
перечеркнув историю политикою клятой.               
           И дик, и чуден русый край,
ложись хоть в гроб и помирай,         
           из страждущих пучин таращат очи
прелестные этюды – болота, топи,            
          их пупом бороздили, не зная мочи,
о лбы бояр, плоды европий.            
               
Дух спящего Залива, дремлющий пока,
          напудренные тёти-моти плели ажура облака,
не перл и не коралл, а чаек ритуал
           их гнал в  края древесных опахал –
где стихийно тараня с нуля, невзирая дорожала земля,
          фитили ночей неуёмных обнажали её берега.
Укрепляя кордон, горизонты вставали ребром,
          и галеры росли под небесным крылом.
Во тьме душистой сказочные ночи,
          бушуя музыкою бурь смыкали очи…
               
Надраенные по уставу плавучей крепости суставы,
           ладью надежды сколотили               
                и эхом волн моря перекрестили.               
Пусть снасти паутинок воем
           балуют парусным конвоем,               
за шквалом шквал кипит, ревёт,
           и к прелестям чужой Земли влечёт.          
И в космы спутанных дорог вплетал
           заморский ветерок, Петра оскал –
в тени от трости – моделизма пьедестал.               
               
Эпюра Каравелл, сквозит геометричностью,
но веет от неё холодной эстетичностью,
без слов, она 12 апостолов кров
и орла под короной веков…

            С ней, чаще снов являлись «жёсткие взыскания –
с колодами, средневековых четвертований,
            от санкции колесования и вырезания ноздрей,"*
вплоть до повешений на реях лодырей...
            Тираж битья кнутом и «кошками»,
многохвостатые и просмолённые»*,
            как нечестивые бесились рожками.
Ни для того, чтобы служить примером –
            пример служил правдой и верой,
не тронная возня, а идеальная игра
            птенцы Петрова государства
лик вечного морского братства…

             Сам «город праздный и нарядный прослыл,
как ящик каменный пружиной властной»*,
             скалой ветров и каменных шатров –
капеллой проходных дворов,
             в обмен на ощущение дензнаков.
 
Р.S. Где, яко львицы русские дерзали этикетъ стандартовъ.

* Перифразы (вокруг и около) – «Записок д’Аршерака» Леонида Гроссмана.
– Султан – переливающийся шелковистый микровелюр.
- И дик и чуден - Лорд Байрон.