Прилетел как-то раз

Прилетел как-то раз,
был вечерний уж час,
венесуэльский пудель-мотылёк.
И сверчки пели джаз,
в уголочках террас,
на плече он мне в ухо изрёк:

О, вишнёвый пожар,
губ, прекрасных, нектар...
Но сказала она: не люблю.
Я бессильно дрожал,
чёрный день мой настал.
Будь моей, моё чудо!, молю...

Обещал я ей дом,
под прогнившим ведром,
что в лесу прикопали года.
Охранял его гном...
Я глотнул сок со льдом.
Он не дом лишь, а замок, мечта.

Звёзды ей обещал,
светлячков полный зал,
самый лучший оркестр сверчков...
Ты пустой маргинал,
вон опять, глянь, фингал
лезет вниз из под дужки очков.

Вот бы ласточкой быть,
Петь легко фить, фить, фить
В небе-море дельфином нестись...
В ржавом, дряхлом - тут жить?
Резвость, юность губить?!
Ты с мечтой своей глупой простись!

Что в патине и соль,
как двойной абриколь,
как намоленный с древности храм
промолчал.
-В небе та же юдоль,
если в сердце лишь смоль.
Всё же сказкой ты делаешь сам!

Пропустил боковой,
шёл он быстрой дугой,
Но ему я с лихвой надавал.
Обзывал он пустой,
и такой... и такой...
за неё был сражён наповал.

Волки выли в лесу,
и пускали слезу
звёзды, в каждом украдком луче.
Я сейчас не снесу.
Будто лошадь к овсу
льнёт луна... Он молчит на плече.

Даже смолкли сверчки.
Лишь сиянье реки
говорит что минуты текут.
Я смотрел... В зеве зги,
будто слышал шаги,
будто тени её там бегут.

Их спугнула сова.
Нет их только трава.
Ты держись, не горюй мотылёк!
Есть в тебе голова
раз смолчал... но листва
то у глаз будет то глядь, у ног.

А в бокале, на дне,
к тёплой, жидкой воде
набежало, по кругу, всего
И, как будто во сне,
полетел, вслед весне,
мотылёк от себя самого.