Чудесная жуть

Сандалии Гермеса на проводах,
Сирена – местная тамада,
Я наивно несколько полагал,
Что провёл детство не в облаках.

Но вон там – демиурги на телебашне,
Кривые фигуры в девятиэтажке,
Меня жмёт тисками, меня пилит рашпилем,
Я играю с устрицами в пятнашки.

Мне казалось, что я всегда был трусом,
Что утратил боевые искусства,
Повёлся на мыльный пузырик под блузкой,
Кобры галстуками стянули мангуста.

На деле ничего не кончалось:
Огонь вновь разгорелся под чадом.
На плоскоземельном кругу гончарном
Ужас Лавкрафта не знает пощады.

Я родился маленьким некрофилом,
Что рубит палочками крапиву,
Всего лишь на капельку был противным,
Но только капельки не хватило.

Нутро запер в ящик Пандоры,
Под бомбардировки ковровые
Ключик; затрясся под кровлей,
Пытаясь сделать язву покорной.

Но даже в спасательном круге страшных оков
Я горючим маслом мажу блокнот,
Мне обезьяна с крыльями машет в окно,
Что имела в виду она скажет потом.

Слепые сказали, что я тоже незрячий,
Что за умственной трапезой безбожно свинячить.
Кажется, я вспомнил, что можно иначе,
И вырвал с ручкой отложенный ящик.

В свободном падении я не ползучий червь,
Отторжена с ним неразлучная твердь,
Теперь среди кротов мне скучно сидеть,
А жевать дёрн с ними – хуже, чем смерть.

С карниза мир до дыр чёрных застиранный,
Лангольеров в переулках засилие,
Через призму бутылки каждый стал синим, и
Я вижу у них Серафимов за спинами.

Границу страны Оз прорвало,
Не поможет против грёз корвалол,
Моих сорных мыслей не прополола
Туча альцгеймерных комаров.

Пинаю неподъёмные камни от делать нечего,
Наделяю крыльями каждого встречного,
Китайский болванчик желает доброго вечера,
Я не успеваю записывать всё, что мне шепчет он:

Говорит, я вышел из касты воинов,
Мне положен пояс из астероидов,
Что турнирная пика – моя соломинка,
И что сердце угольное восстановлено.

Так что за кодом проспектов теперь не слежу я,
Меня заботит лишь зов вселенских джунглей.
Затаив дыхание сердцем прижмусь
И налягу на дверь в чудесную жуть.