откликаясь на взмах

Что ж, в дорогу, справимся, чего уж,
выезд ночью, дом ласкает мгла,
воет старый пёс... Да что ж ты воешь,
что же дети плачут мал-мала?
Кто-то в землю ляжет, знамо дело,
кто-то будет жить сквозь боль и гнусь.
Милая, с чего похолодела?
Я вот обязательно вернусь.
Точно знаю - выведет кривая,
выживу, войду в цветущий сад,
где глаза пустые прикрывая,
женщины по-вдовьи голосят.

***

Весь город не спит, и хотя он ещё не зачах
от мыслей жильцов и от шорохов тихих, пугливых,
крещёный в прожекторных ярких и острых лучах,
он слышит сирены, он знается в их переливах.
Он сам по себе, и жильцы для него - муравьи,
он машет дверьми нараспашку в отметинах скважин -
бегите, бегите...  Он полон отцовской любви,
он сам для себя под обстрелом не очень-то важен.
И кто-то бежит в никуда, откликаясь на взмах,
когда-то ведущий уже не следит за ведомым,
и чувство бездомности гложет живущих в домах,
а беженцы плачут в пути, не прощённые домом.

***

Затянутое небо дышит мерно -
к дождю, похоже. Эта перемена
мне дышит в душу - сядь, передохнём.
Я слышу - передохнем... Скрыться надо.
И гром грохочет, будто канонада,
и чувствуешь себя, как под огнём.
Скорей домой, там номер есть в блокноте,
вы, ужасы, души не оттолкнёте
от города, от всех живущих там.
От всех бессонниц медленных, степенных,
от лиц знакомых в рамочках на стенах,
доставшихся не времени - местам.
Звоню туда и знаю - правда это,
на майский город падает ракета,
взрыв там, но здесь - как сердце обожгло,
когда услышу явственный и хрупкий,
знакомый голос, вжатый в ухо трубкой -
да мы привыкли, нам не тяжело.