Подмена

По Лиговке вечером шлялись два гея. Колючим кустарником дождь моросил. Их ноги кривые, как мебель Икеа, стучали в асфальт, выбиваясь из сил. Два верных товарища, если так можно их странную сущность навязывать нам, шли близко телами, а взгляды тревожно скользили по лицам, как по валунам. Дойдя до театра, где малые куклы детей потешают, пускаются в пляс, они повстречали двух искренних, смуглых мужчин с именами Анвар и Ильяс. У тех настоящие бороды были, в карманах ножи, что скорее всего. А геев Анвар и Ильяс не любили. Аллах запретил, наплевать отчего. Вообще то по Лиговке лучше б гуляли мамаши с колясками, с прочей роднёй, но время такое- два гея вихляли, друг друга любовно держа пятернёй. И лучше бы вместо Анвара с Ильясом, чьи бороды в космос пускают спираль, пенсионеры точили бы лясы и жгли в домино, излучая мораль. Пытаясь пройти мимо двух правоверных, не глядя в налитое кровью бельмо, два гея попались, культурных, манерных, услышав ревущее в ухо: Эй, чмо! Их били жестоко, ногой по сексшопам, кудрявилась ночь, покрывая беду. Подтёки кровавые дождик заштопал, как пыльные зёрна на поле в страду. Чужие ругательства воздух пронзали, но вот засвистели мигалки вокруг. Абреки исчезли, а геев связали, легко, пожалев исцарапанных рук. Сержант молодой в доме сорок девятом под утро несчастных домой отпустил. Вослед проводив укоризненным взглядом, с досадою плюнул на свежий настил. Разбитые уши в потемках чесались, журчала вода, запах тины давил. Казалось от смеха дома сотрясались, когда на такси след противных простыл. Неделю спустя, или около где-то, два гея колючих по Лиговке шли. За пазухой тихо звенели мачете, уныло стучали в асфальт костыли...