Тарас Шевченко. Вечной памяти Котляревского

ВЕЧНОЙ   ПАМЯТИ   КОТЛЯРЕВСКОГО[1]


Солнце греет, ветер веет
С поля на долину,
Над водою гнёт с вербою
Красную калину;
На калине брошенное
Гнёздышко качает, —
Где ж соловушка девался?
Не спроси, не знает.
Вспомнишь горе, — слава богу...
Прошло... рассосалось...
Вспомнишь радость — сердце вянет:
Зачем не осталась?
Погляжу ж, повспоминаю.
Было: солнце сходит,
Защебечет он на красной, —
Никто не проходит.
Богатый ли, счастливый ли,
Что судьбой обласкан,
Избалован, выпесто́ван —
Не пройдёт мимо красной.
Сирота ли, что до солнца
Уж встаёт работать,
Очу́тится — послушает:
Как будто бы шёпот
Материнский говорит с ним, —
Сердце бьётся, радо...
И люди кажутся людьми,
И бог, и всё — свято!
Дивчина ли, что милого
Долго ждёт с похода,
Вянет, сохнет сиротою,
Места не находит,
Выйдет на дорогу, смотрит,
Поплачет под красной,
Защебечет соловушка —
Сохнут слёзы рясные.
Послушает, улыбнётся,
Станет сердцу легче...
Будто б с милым говорила...
А он, знай, щебечет,
Да дробно, да ровно, — как молится богу.
Но выйдет разбойник на тракт погулять
С ножом в голенище, и эхо над логом
Пройдёт, да и смолкнет: зачем щебетать?
Разбойничью гиблую душу не тронет,
Лишь голос убьёт, не научит добру.
Пусть зверствует, злый, пока сам не подохнет
И смерть не прокрячет здесь ворон ему.

Уснёт долина. На калине
И соловеюшка приснёт.
Повеет ветер по долине
И — эхо по лесу пойдёт.
Гуляет эхо, божье слово.
Работать встанет бедный люд,
На луг пастись пойдут коровы,
И девки за водой пойдут,
И солнце глянет — рай, и только!
Вкруг праздник жизни, всё цветёт!
Разбойник злый заплачет горько.
Так было прежде — ныне вот:

Солнце греет, ветер веет
С поля на долину,
Над водою гнёт с вербою
Красную калину;
На калине брошенное
Гнёздышко качает, —
Где ж соловушка девался?
Не спроси, не знает.

Недавно, недавно у нас на Украйне
Старик Котляревский вот так щебетал;
Умолк он, покинул теперь сирота́ми
И горы, и море, где прежде витал,
Где ватагу голодранцев[2]
Вёл он за собою, —
Всё осталось, всё в печали,
Как руины Трои.[3]
Всё печалится, — лишь слава
Солнцем засияла,
Не умрёт кобзарь:[4] овеян
На век века ей он.
Будешь, батько, на коне ты,
Пока люди будут
Жить на свете; пока светит
Солнце с неба люду,
Тебя, батько, не забудут!

О праведный гений, прими моё слово,
Нехитрую, искренню песню мою.
Не брось сиротою, как бросил дубровы,
Вернись, прилети ко мне, молви хоть слово
И спой об Украйне мне в дальнем краю.
Пускай улыбнётся же сердце в чужбине,
Хоть раз улыбнётся, смотря то, как ты
Всю славу козацкую словом единым
Пренёс в одинокий мой дом сироты.[5]
Вернися, мой сизый, орёл мой, с далёка,
Один я как перст в чужедальнем краю.
Стою перед бездной широкой, глубокой,
Преплыл бы, ей-богу, — челна не дают.
Здесь вспомню Энея я, родину вспомню[6]
И, вспомнив, заплачу, как мальчик. А волны,
А волны идут на тот берег, ревут.
А может — и слеп я, не вижу, — быть может,
На том берегу судьба судит мне то же,
Везде сироту осмеёт добрый люд.
Пускай осмеёт, но там Днепр, там раздолье,
Там солнце, там месяц сияет ясней,
Там с ветром могила беседует в поле,[7]
Там был бы не так одинок и я́ с ней.
О праведный гений, прими ж моё слово,
Нехитрую, щирую[8] песню мою.
Не брось сиротою, как бросил дубровы,
Вернись, прилети ко мне, молви хоть слово
И спой об Украйне мне в дальнем краю.

[С.-Петербург, 1838]


[1] Стихотворение написано под непосредственным впечатлением от известия о смерти украинского поэта и драматурга И. П. Котляревского (1769 — 1838). В нём отразилась высокая оценка молодым Шевченкой творчества И. Котляревского, которого он преподносит как национального и народного поэта, певца Украины. В стихотворении говорится об И. П. Котляревском — авторе бурлескно-травестийной поэмы «Энеида», первого печатного произведения новой украинской литературы, сыгравшего важную роль в её становлении. В последующие годы шевченковская оценка Котляревского становится более сдержанной. В предисловии 1847 г. к несостоявшемуся изданию «Кобзаря» Шевченко высказал критические замечания в адрес «Энеиды» («„Энеида“ хороша, а всё-таки потеха русскосолдатского пошиба»), выступил против одностороннего увлечения тогдашних украинских писателей бурлескным стилем. Возможно, в связи с этим Шевченко не включил «Вечной памяти Котляревского» в «Кобзаря» 1860 г. В повестях «Наймычка» и «Художник» Шевченко благосклонно цитировал строки из «Энеиды», в повести «Близнецы» создал первый художественный образ И. Котляревского — «знаменитого поэта», чуткого педагога, любившего «всё благородное, в каком бы образе оно ни являлось». Творчество Котляревского оказало несомненное влияние и на Шевченку, который в своей сатирической поэзии использовал и переосмыслил выработанные Котляревским на основе народного языка приёмы бурлескного комизма.
[2] Где ватагу голодранцев Вёл он за собою... — то есть троянцев во главе с Энеем, главным героем поэмы Котляревского «Энеида». По сюжету поэмы троянцев все кому не лень постоянно называют то голодранцами, то босяками, то басурманами.
[3] Троя (или Илион) — древний город-государство в Малой Азии, в районе пролива Дарданелл. В конце XIX в. немецкий предприниматель и археолог-самоучка Генрих Шлиман путём раскопок установил место, где стояла Троя. Осада, взятие и разорение Трои в XII в. до н. э. войском коалиции ахейских царей во главе с Агамемноном составляет содержание поэмы Гомера «Илиада». Котляревский в «Энеиде» «перелицевал» и в своём неповторимом стиле «украинизировал» поэму «Энеида» римского поэта Вергилия (70-19 гг. до н. э.) о приключениях троянских беженцев во главе с сыном царя Анхиза и богини Венеры Энеем, привнеся в её сюжет юмористически-сатирические картины украинской жизни.
[4] Кобзарь — украинский народный бродячий певец и музыкант (часто слепой), исполнитель народных песен и дум, сопровождающий своё пение игрой на кобзе (бандуре).
[5] Всю славу козацкую словом единым Пренёс в одинокий мой дом сироты. — Речь идёт об имеющихся в поэме картинах и образах «славы козацкой» — героического прошлого Украины. Энея и его «братву» Котляревский наделил колоритными чертами запорожских казаков. Их похождения в поисках земли, на которой Эней должен был основать новое царство — будущую Римскую державу, напоминали читателям поиски запорожцами места для нового казачьего государственного образования (Задунайская Сечь, Черноморская Сечь) после ликвидации в 1775 г. Екатериной II Запорожской Сечи.
[6] Здесь вспомню Энея я, родину вспомню... — блуждания по миру изгнанника Энея ассоциировались в сознании Шевченки с его собственной судьбой недавнего крепостного крестьянина, насильно оторванного от своей родины.
[7] Там с ветром могила беседует в поле... — образ заимствован из украинской народной песни «Ой у полі могила з вітром говорила...».
[8] Щирый (малорос.) — искренний; настоящий.




Сонце гріє, вітер віє
З поля на долину,
Над водою гне з вербою
Червону калину,
На калині одиноке
Гніздечко гойдає.
А де ж дівся соловейко?
Не питай, не знає.
Згадай лихо, та й байдуже...
Минулось... Пропало...
Згадай добре — серце в’яне,
Чому не осталось?
Отож гляну та згадаю:
Було, як смеркає,
Защебече на калині —
Ніхто не минає.
Чи багатий, кого доля,
Як мати дитину,
Убирає, доглядає,
Не мине калину.
Чи сирота, що до світа
Встає працювати,
Опиниться, послухає,
Мов батько та мати
Розпитують, розмовляють, —
Серце б’ється, любо...
І світ Божий як Великдень,
І люди як люди!
Чи дівчина, що милого
Щодень виглядає,
В’яне, сохне сиротою,
Де дітись, не знає,
Піде на шлях подивитись,
Поплакати в лози,
Защебече соловейко —
Сохнуть дрібні сльози.
Послухає, усміхнеться,
Піде темним гаєм...
Ніби з милим розмовляла...
А він, знай, співає,
Та дрібно, та рівно, як Бога благає,
Поки вийде злодій на шлях погулять
З ножем у халяві, — піде руна гаєм,
Піде та замовкне — нащо щебетать?
Запеклую душу злодія не спинить,
Тільки стратить голос, добру не навчить.
Нехай же лютує, поки сам загине,
Поки безголов’я ворон прокричить.

Засне долина. На калині
І соловейко задріма.
Повіє вітер по долині —
Пішла дібровою руна,
Руна гуляє, Божа мова.
Встануть сердеги працювать,
Корови підуть по діброві,
Дівчата вийдуть воду брать,
І сонце гляне — рай, та й годі!
Верба сміється, свято скрізь!
Заплаче злодій, лютий злодій.
Було так перш — тепер дивись:

Сонце гріє, вітер віє
З поля на долину,
Над водою гне з вербою
Червону калину,
На калині одиноке
Гніздечко гойдає.
А де ж дівся соловейко?
Не питай, не знає.

Недавно, недавно у нас в Україні
Старий Котляревський отак щебетав;
Замовк, неборака, сиротами кинув
І гори, і море, де перше витав,
Де ватагу пройдисвіта
Водив за собою, —
Все осталось, все сумує,
Як руїни Трої.
Все сумує — тільки слава
Сонцем засіяла,
Не вмре кобзар, бо навіки
Його привітала.
Будеш, батьку, панувати,
Поки живуть люди;
Поки сонце з неба сяє,
Тебе не забудуть!

Праведная душе, прийми мою мову
Не мудру, та щиру, прийми, привітай.
Не кинь сиротою, як кинув діброви,
Прилини до мене хоть на одно слово
Та про Україну мені заспівай.
Нехай усміхнеться серце на чужині,
Хоть раз усміхнеться, дивлючись, як ти
Всю славу козацьку за словом єдиним
Переніс в убогу хату сироти.
Прилинь, сизий орле, бо я одинокий
Сирота на світі, в чужому краю.
Дивлюся на море широке, глибоке,
Поплив би на той бік — човна не дають.
Згадаю Енея, згадаю родину,
Згадаю, заплачу, як тая дитина.
А хвилі на той бік ідуть та ревуть.
А може, я й темний, нічого не бачу,
Злая доля, може, по тім боці плаче,
Сироту усюди люде осміють.
Нехай би сміялись, та там море грає,
Там сонце, там місяць ясніше сія,
Там з вітром могила в степу розмовляє,
Там не одинокий був би з нею й я.
Праведная душе, прийми мою мову
Не мудру, та щиру, прийми, привітай.
Не кинь сиротою, як кинув діброви,
Прилини до мене хоч на одно слово
Та про Україну мені заспівай.

[С.-Петербург, 1838]