Opus magnum

Сквозь прорези глаз сочится вода,
смотрю в окно, точу карандаш.
Стихи не излечат. Труд бесплоден.
Я тленно теку ручейком мелодий.

Отрывисто, робко, но откровенно,
пишу так, как будто под кожей «ве’ном».
Берет под контроль, управляет телом,
пускаю молитвы в святое небо.

Кричу оголтело – никто не слышит,
мечтал улететь сквозь дыры в крыше:
покинуть эпоху, страну, планету,
бесследно кануть в слепую Лету.

Щекочут небо кресты, антенны.
Все чаще тошнит, словно Рокантена:*
искал причину позывов рвотных,
мне как-то сказали: – «Смени работу,

все брось и забудь, приди к истокам,
попробуй понять из чего ты соткан».
Я соткан из строчек болючих, колких –
небрежно зашит. Внутри – иголки.

Так что обо мне этот opus magnum?
Дорога в жизнь на клочке бумаги.
Стихи написали меня такого,
довольствуюсь малым. И чаще – словом.

Но слов-то осталось... боюсь, не хватит.
Слова для поэта страшней проклятья:
они разрушают и тянут гирей,
слова развивают внутри делирий…

Свеча догорает, машинка – пишет,
а стены слышат, мне надо тише,
но мысли шуршат.  Они мыши. Точно.
Не мы такие. Жизнь. И точка.

Но все это мимо, важнее то, что
здесь каждый оставлен, забыт и брошен.
Пытался смотреть я в глаза прохожим,
от взглядов этих… мороз по коже.

В них нет ничего по большей части,
нет страха, боли, нет искр счастья.
Нет страсти и рвения, нет надежды,
зияют пустоты пустынь безбрежных.

И сам я такой в отражении лужи –
раздавлен тревогой и безоружен.
Я снова не сплю и ночами каюсь…
За сотню ошибок, рожденный хаос.

За каждый день, что я в гневе прожил,
за то, что скулю я всегда о прошлом,
за то, что слабеет под кожей автор,
святые мечты отложив на завтра.

Но «завтра» – абстрактно, незримо, пусто,
мерцает луна небывало тускло,
и в слабом свете кривого диска
я вижу больше, чем в водах Стикса.

Шепни мне, Селена, сквозь тьму из тлена,
я слушаю… ну же. И дрожь по телу
проходит слабо… и мыслей хорус
вплетается слепо в безликий Логос…

А строки, что пляшут бессвязно в танце –
моя защита, мой вечный панцирь.
Пропитан щедро немым нуаром
седым и пыльным, как прах сигары.

Давлю по капле раба в тетрадь я.
Невольник этот – мое проклятье.
Когда-то ж начал растить внутри я
миры из лиры. На вид картина

не так красива. В ней мало правды,
стихи – лишь причина далекой травмы.
Они не рождались в углах улыбок,
стихи – это шпоры, шипы ошибок!

Стихи – это больше, чем шепот рощи,
стихи – это шорох пера и росчерк!
Стихи – это пропасть и шаг наощупь,
и нет ничего, что могло быть проще,

чем взять и все бросить. Поставить точку,
заклеить рот свой незримым скотчем,
поджечь все наброски, как старый мусор,
а вместе с ними… скупые чувства.

Забыть все мечты, наступить на горло,
собраться, уехать, покинуть город.
В долине иллюзий проститься с музой,
но так не смогу я. Уж лучше в узел…

Я долгие годы скачу с пегасом,
дарю ему сахар, читаю сказки,
Рисую в блокноте цветы, деревья –
они прорастают невинной верой.

Корнями в сердце… оттуда строки –
стихи – это страсть! И я не был робким!
Я был настоящим, открытым, честным,
в стихах было все: от любви до мести.

В стихах было все… бравада, страхи,
в стихах я летал и лежал на плахе,
в стихах я был предан, обманут тоже,
в стихах было все: ведь стихи под кожей

журчат ручьями в горячих жилах,
а сколько пытался вместить всю жизнь я
в клочок бумаги. Все так наивно…
Но сколько б не гнулся к листу я ивой,

мне не описать, как хромает Хронос,
как ветер струится в распухших кронах,
как плещется вечность в вощеных тучах,
как режет на части мой фатум участь,

как трещины в сердце заполнить Богом,
внутри если взвесь из густого смога,
Созревший, вязкий, чернильный сумрак –
он томно играет на тонких струнах

моих эмоций, страданий, нервов,
плетусь прохожим по пыльным скверам,
и сквозь буреломы, бури, боли…
я так благодарен обрывкам воли.

Я так благодарен за рифмы, строки,
за все гамбиты, дебюты рока,
за то, что ведет меня внутренний компас
и все еще пишется magnum opus.