седьмая заповедь

Давай смотреть в чужие окна,
чего скрывать, не тихой сапой ведь
приходят мысли вне закона,
и рушится седьмая заповедь.
Всё кажется, что здешний пристав,
внебрачный принц загула вдовьего,
гоняет втёршихся туристов
в квартал наследный и гнездо его.
Он бродит с колотушкой громкой,
покой в Багдаде - ночью слышу я,
и крыша темень режет кромкой,
отбросив скучное и лишнее -
свод правил, заповедей строгих,
но коль не грешен, не покаешься,
топтаться на чужих порогах
никто не запрещал пока ещё.
Как сладок грех прелюбодейства,
но пристав с нимбом и погонами
кричит - на милость не надейся,
внутри за рамами оконными
такие же, как вы, святоши.
Заглядывая анонимами,
мы видим их с другими тоже,
и прочь идём уже гонимыми.
Ну, что же, в ранге святотатца,
уверовав, что жизнь божественна,
я знаю, что грехи простятся
за вздох чужой любимой женщины.

***

...с прекрасно обезличенным лицом
за черное стекло смотреть и видеть
себя, огни,
и молодые губы, до которых
не дотянуться...


Глеб Семёнов



Купе ночное, спёртый воздух ряб,
в нём больше тьмы, но с проблесками света.
Бессонницы не выспавшийся раб,
я сам себе не жалуюсь на это,
а просто еду, сидя у стекла,
попутчицу разглядывая мельком
и в мыслях раздевая догола,
найдя забаву в этом действе мелком,
особенно, когда освещена
случайным бликом стройная фигура.
Стучат колёса - кто тебе она,
угадывая мысли балагура,
и снова полутьма, сюжет вдали
почти что детективный - ночь, платформа,
картина сумасшедшего Дали,
дурманящая лучше хлороформа.
И хочется курить, и тамбур ждёт,
когда войду в него, как на ходулях,
под едкий мат и пошлый анекдот
компании подпитых и сутулых
курильщиков ночных на пять минут,
которые попутчицу видали...
Приветят и чего-нибудь загнут,
проветрят незнакомые детали -
ну, как она? Курю, и к ним спиной
смотрю в окно из тамбурного плена.
Вот выпало же ехать ей со мной,
и прятать в тень округлое колено,
плечо и локоть... Прочее не в счёт,
умалчиваю, помыслы скрывая.
А ночью время медленней течёт,
ну, выпала минута даровая.
Закончилась - и я иду назад,
заказываю чай у проводницы,
чтоб как-то пережить купейный ад,
и чтоб не спать, а то ещё приснится
то самое с попутчицей... Ну да,
пора отвлечься чем-нибудь, иначе
опять на ум приходит ерунда,
и я опять лицо в ладони прячу,
сквозь пальцы глядя в тёмное окно,
а в нём - я сам, бессонницы огромность,
и женщина - о ней запрещено,
и губы, до которых не дотронусь.