Жертва писательского зуда

Фёдор Сергеевич Писарев был вдовцом, всю жизнь проработал электриком. Работу свою любил.
 А что же её не любить?! В электричестве разбирался, деньгу зарабатывал,
уважением у клиентов пользовался. Но ближе к пенсии его неожиданно потянуло на
писательство. То ли множественные удары током повлияли, то ли фамилия сыграла свою роль, но стал он сочинять рассказики, истории разные жизненные, а нынче взялся за написание романа под названием "Семейная жизнь".
Главные герои - муж, жена, преодолевшие рубеж 50-летия, взрослые дети.

В конце апреля поехал на дачу и такое вдохновение словил на свежем воздухе, что
только успевай записывать. И в тот майский вечер всё было обычным: ужин сытный под коньячок из запасов, потом думы о судьбе его героев и по плану дальнейшее написание романа. Но не успел он даже ручку взять, как  Ой..!
Стоит Антонина Мефодьевна  и грудью своей огромной напирает на него, кричит.
Да за что он ей такую семейную жизнь устроил, мужа гулёну подсунул, а она бедная
только на хозяйство убивается, молодость свою отдала этому гаду, что труды её не ценит, смотрит налево, вместо того, чтобы её, голубу счастьем одаривать.

Тут сам Фёдор Сергеевич закричал, руками замахал. Вроде помогло, исчезла она.
Но появился муж её Олег Дмитриевич, тоже с претензиями, что за дурную бабу он ему в жёны подсуропил. Ни поговорить с ней, ни поиграть, нет желания обнять.
 Вся в кастрюлях и в детях. Да ещё и сковородкой замахивается.

Наш писатель глаза закрыл, руками стал пассы делать от себя. А когда глаза открыл, увидел гадалку из своего романа. Это к которой жена Антонина ходила
 порчу снимать и гадать.
Так гадалка эта чёрными глазищами зыркнула и говорит:
- Доигрался ты, соколик! Сейчас я тебе погадаю, всю судьбу твою расскажу, порчу на тебя наведу.  За то, что ты порочишь мою честную репутацию. Сказал, что я
прохиндейка, обманщица, просто хороший психолог, людям мозги запудриваю и миллионы в карман кладу.  Да нет же у меня миллионов, а в роду цыгане были и глаз у меня не добрым может быть.
Смотрит на него фарами своими и волосы у неё на голове поднимаются, электризуются.
Тут автор, весь как бледная моль, схватил тетрадку с романом и в печь горящую бросил. А из угла комнаты неприятный, скрипучий голос произнёс:
- "Рукописи не горят."
 
Фёдор за стул ногой зацепился, упал и ударился головой о комод.
Раннее серое утро. Хозяин дачного домика и шести соток, а также начинающий автор, очнулся на полу, ощупал шишку на голове, посмотрел на холодную печь.
Стал вспоминать события:
- А что вчера было? Неужто перепил или эти, мои герои совсем обнаглели?
Из романа выпрыгивают и претензии предъявляют.  Надо заняться физическим трудом.

Подкрепился горячим чаем и бутербродами с колбасой и решил, что нужно литературную заразу изживать из себя, а то чисто безобразие получается, никакой
спокойной жизни. А мысли всякие в мозги лезут, трудно голове пустоту держать.
И тут критик в ней нарисовался, говорит, что не ту тему выбрал. Надо про хороших
людей сочинять, положительных, чтоб было как житие святых.
Стал Фёдор вспоминать, а знал ли он таких святых людей, о коих песню можно сложить, роман написать. Бабушку свою вспомнил, Александру, святая женщина была,
всё для семьи, а муж втихаря вторую семью завёл, оттого и умер рано, видать совесть замучила.
Тьфу ты!  Опять непонятная семейная жизнь. А если будет повторение вчерашнего,
то он и сам скоро ноги протянет и окажется на кладбище.
Лучше на земле работать, чем в земле лежать. И никаких романов, ни-ни!
И под этим лозунгом пошёл вкалывать в своём родном огороде, грядки копать, внушая себе, что дар у него копателя, а не писателя.
Потом стал готовую беседку собирать, с крышей из поликарбоната, которую ему накануне привезли. А позднее в планах провести туда освещение.
Физический труд хорош тем, что результат сразу виден. Оттого  и на душе радостно.
Антонина Мефодьевна ходила где-то по краю сознания, бухтела, но он был спокоен
и внимания не обращал. А в его отношении появилась какая-то нежность.
Ведь мы же в ответе за то, чего сотворили.